Кросс мог бы спросить, скучал ли Рик, как сильно он скучал, но любые вопросы отпадают, как и несуществующий стыд, которому не находится места в слишком светлой спальне, где Граймс сдавленно хрипит в чужие губы, где он трахается так, как трахаются проститутки, которых он выводил из мотелей на задержаниях в далекие-далекие времена: только они делают это так крепко и быстро, двигая одними лишь бедрами и ягодицами, и заполняя тесные комнаты громкими мокрыми шлепками. Никакого стыда не существует, когда Рик срывается первым, прижав подрагивающий член к худому рельефному животу, и даже когда он едва слышно хлюпает полностью заполненной щелью, стыда по-прежнему не существует.

И никогда бы Граймс не подумал, что станет кем-то, так сильно нуждающимся во внимании, кем-то, кто любит, когда на него смотрят так жадно и пристально. Он все ждал и ждал, когда Ниган скажет такое нужное «иди ко мне», а пока он молчал, Рик соскользнул со ствола, чтобы развернуться спиной и медленно насадиться снова. Ему не нужно видеть, как Ниган смотрит на него — он хочет чувствовать этот взгляд на своей спине, на разведенных руками ягодицах, на мокром и всклоченном затылке, он хочет чувствовать его, когда Ниган не выдерживает и впивается пальцами в его бока, чтобы потянуть к себе, и чтобы продолжить смотреть, как Рик выгибается и трется мокрым пахом сначала о его живот, а после — грудь.

— Иди ко мне.

Граймс сдавленно выдыхает, прогибаясь еще сильнее и подставляясь под огладившие припухший вход пальцы. Он обхватывает член Нигана мягкими губами, берет глубже, еще глубже, пока не начинает давиться — не с непривычки, а от неожиданности, когда горячий язык проскальзывает внутрь. Кроссу нравится, как он закашливается, как резко выдыхает и берет в рот снова, и снова без всякого стыда вскидывает бедра, отираясь стволом и приоткрытым кольцом мышц о фаланги, о язык, о лицо. И этот странный, едва ли не жалобный звук, который издает Граймс, стоит Нигану направить его член в свой рот, прикрыв глаза и легко толкнувшись носом в расслабленную щель, этот звук всегда заставлял его возбужденно вздрогнуть и спустить на искусанные губы раньше времени.

Хотя о каком времени шла речь, если они, мокрые и полностью изнеможенные, еще долго возились на скомканных одеялах, уже не щурясь от утреннего солнца. Нигану нравилось, как лениво и неторопливо Граймс наваливался на него сверху, погребая под собой половину долговязого тела. Его подбородок с колючей бородой привычно нашел свое место на груди, а рука перетянулась поперек торса, вторя движению закинутого повыше бедра. Ниган негромко усмехнулся, когда живот Граймса покрепче вжался в его бок.

— Что это? — Рик повел пальцами по мелким шрамам, покрывающим загорелую кожу почти целиком. На белых простынях Ниган казался едва ли не черным.

— Сучьи красные муравьи. Дотронешься до дерева с ними, и эти злые ублюдки уже обгладывают твой член.

— А это? — он дотрагивается до зарубцевавшегося на лице шрама.

— Ебанулся об камни, когда поднимался по реке.

— А язва?

— Занес какую-то дрянь, когда выковыривал подкожного червя. Может, овод, а может, еще какая-то злоебучая тварь.

— Как ты выбрался? Ты настолько хорошо знаешь эти места?

— Мне нравилось бывать там, с кем-то или в одиночку. Иногда с местными. Научился жрать все, что шевелится и ползает. И знаешь, не далеко ушло от твоей стряпни, — Ниган скалится, когда тяжелая ладонь шлепает его по животу. — Я построил плот и поднялся по реке вверх. Несколько раз это дерьмо разбивалось о камни, а ночью его растрепал затраханный аллигатор. Но в итоге я все-таки выбрался.

Граймс напряженно хмурится, перехватывая чужую руку и проводя подушечками по тонким смуглым пальцам. Он знает, что момент будет разрушен, когда спрашивает:

— Теперь… Теперь ты вернешься домой?

— Рик, детка, я… Я не думаю, что вы нуждаетесь во мне сейчас, — голос Нигана меняется, становясь хриплым и низким. — Давай пока оставим все как есть.

— О чем ты говоришь? У Карла началось подготовительное тестирование в колледж. На твою специальность. А у Джудит в следующем месяце день рождения, и видит бог, если ты не заставишь ее выучить какое-нибудь другое слово, я…

— Ты прекрасно справишься с этим, Рик.

— Я не хочу справляться с этим один.

— Я всегда буду неподалеку, идет?

Ладонь опускается на кудрявую голову — Граймс неслышно выдыхает и садится на постели. Он спокойно оглаживает по щеке такое знакомое, пусть и изменившееся лицо перед тем, как начать одеваться и собирать вещи. Ниган скрывает промелькнувшую в глазах тень, отвернувшись к окну. Снаружи летит мелкий и редкий снег, а значит, скоро Джорджию захлестнут ледяные ливни, парализующие жизнь городов и ферм.

— Ниган, ты чего-то боишься? — Рик облокачивается на входную дверь. Данца сидит позади замершего у порога Нигана, и не собирается уходить. Граймс лишь вскользь смотрит на пса, которого не будет забирать.

— Возможно.

Комментарий к Глава LIII

Обещаю уменьшение порций стекла в наших тарелках, господа (ಥ﹏ಥ)

И да, скоро уже конец нашей истории ^^

========== Глава LIV ==========

Входная дверь с грохотом распахивается, впуская в дом двух смеющихся парней и ледяной февральский ветер. Они скользят на облепленных снегом ботинках, резвясь и пихаясь, как дети. Шапка Карла падает на пол, а затылок несильно ударяется о стену, когда Сиддик с мягкой настойчивостью наваливается на подростка, и даже громоздкая коричневая куртка не может помешать ему коснуться холодных губ.

Рик громко прочищает горло, покачивая в руках успокоившуюся после коликов Джудит.

Вздрогнув, подобно вспугнутому коту, Сиддик одаривает сидящего на кухне мужчину виноватой и смущенной улыбкой. Карл невозмутимо пожимает плечами.

— Привет, пап.

— Рик, — парень кивает и выпутывается из огромного шарфа. Он даже не пытается сопротивляться, когда Карл помогает ему снять пальто: очевидно, Сиддик уже привык к подобному обхождению и покорно взял на себя роль слабого звена этих отношений.

— Привет, ребята. Карл, через неделю первая медкомиссия. Ты готов?

— Да, думаю, да.

Парень немного нервно провел ладонью по предплечью. Чем ближе была медкомиссия, тем сильнее ныла пустая глазница, как будто несуществующий глаз чувствовал, что каждый врач посчитает своим долгом заглянуть под повязку. И это будет повторяться снова и снова, пока он не выиграет или не проиграет выматывающее состязание, приз которого доступен практически любому желающему.

— Хорошо. Сиддик, ты пообедаешь с нами?

— Нет, я только заберу служебную сумку и сразу на смену.

— Хотя бы кофе?

— Я бы с удовольствием, но я почти опаздываю. Рик, — он проследил взглядом на взбежавшего по лестнице Карла, — я хотел спросить… Я сильно буду нужен здесь 14 февраля? Я хотел забрать Карла вечером после смены и до утра, если ты, конечно, не планируешь что-то с мистером Кроссом. Прости, если лезу не в свое дело… Я давно его не видел. В общем…

— Куда ты его поведешь? — голос Граймса прозвучал куда более жестко, чем он планировал.

— В интернациональный квартал, — парень смущенно опустил голову, — сэр.

— Что вы там будете делать?

— Прикинемся индуистами.

— Господь, зачем?

— Пойдем на свадьбу моего бывшего сокурсника из Индии. У меня приглашение «плюс один».

— Ладно, — он хлопнул того по плечу. — Помни, ему нельзя пить. Ни капли. Даже забродивший чай или что угодно. Он должен быть в форме.

— Он будет самым трезвым парнем в мире, я обещаю. И, Рик… Это должен быть сюрприз.

— Договорились.

Граймс едва заметно улыбается, наблюдая, как его сын с серьезным видом укутывает Сиддика обратно, как подает сумку и быстро поправляет торчащие из нее бумаги. Он едва отлипает от парня, когда тот коротко касается губами его лба перед уходом. Они кажутся Рику такими правильными, как персонажи ТВ-шоу времен Гарри Трумэна, когда по телевизору не крутили что-то большее, чем истории о счастливых американских семьях.