Сомнительные простыни кофейного цвета снимаются, а вместо них стелятся белые, пахнущие домом и мылом.
На кухне Рик аккуратно сгружает весь крепкий алкоголь в ящик и относит его в машину — их место занимают пиво и парочка ликеров для кофе. В холодильнике обнаруживается с десяток черных коробочек со специальным рационом. Он знает, что это за безвкусная и напичканная протеином еда, которую можно заказать в любом магазине спортпита. На крышках расписаны часы приема и подробный состав, а также прогрессия набора массы.
И конечно же, Рик чувствует себя дураком, когда открывает дверцу ванного шкафчика: внутри миллион баночек и тюбиков с мазями, некоторые из которых подписаны на незнакомом языке. Граймс выпускает из рук пакет со стандартным набором обезболивающих таблеток и порошков от изжоги. Он долго рассматривает каждый препарат, и мысль о том, что все это теперь нужно всыпать, вливать и намазывать на Кросса, заставляет болезненно хмурится. Может быть, его кусали жгучие муравьи, а может — пауки, змеи и другие мерзкие твари, которых Рик никогда не видел. Может, он подхватил что-то из гнилой воды, а может на его теле есть незаживающие трофические раны. Это может быть что угодно и все сразу, но у Граймса пока что нет никакой возможности проверить.
***
Эта зима оказалась самой длинной в жизни Граймса. На календаре — 23 января. Прошел почти месяц с тех пор, как Ниган появился у него на пороге. Месяц прошел, а они все так же находились в одной точке. Кросс сказал дать ему время, но Рик не знал, сколько его понадобится, чтобы они двинулись из состояния, которое он мысленно окрестил «между».
И ведь действительно это сложно было назвать по-другому. Особенно это «между» чувствовалось во время визитов на съемную квартиру. Граймс по-прежнему наводил там порядок, что-то приносил, а что-то забирал домой. Он готовил, загружал стирку, следил за допустимым уровнем пыли и сортировал почту. Казалось, он мог делать что угодно, но только пока Нигана нет дома. Тот не сказал ни слова по поводу этих визитов и вместе с тем он еще ни разу не пригласил Рика сам.
Сегодня утром, когда он выходил из дома, за ним увязался Данца: наверняка, очередная собранная сумка пахла для него Кроссом. Граймс отгонял животное от автомобиля, но стоило дверце со стороны водителя открыться, как пес проскользнул внутрь и забился под заднее сидение.
— Ты все равно останешься в машине.
Как будто понимая сказанное, Данца негромко заскулил и не замолкал до конца пути. Но не смотря на это, Рик был непреклонен: он поднял все окна и быстро захлопнул за собой дверцу. Однако он не учел последней лазейки, когда полез за сумкой в багажник — собака вырвалась через совмещенную с багажником стенку и разразилась оглушительным лаем у подъездной двери. Чертыхнувшись, Граймс крепко перехватил пса за ошейник и повел за собой.
— Только не разнеси его проклятую квартиру, идет? — он долго возится с ключами, пытаясь удержать и сошедшую с ума собаку, и сумку, и ключную связку. — Хотя я бы даже помог тебе с этим.
Неожиданно дверь распахивается перед самым носом. В проеме стоит Ниган. Он непонимающе хмурится, облокотившись на косяк и никак не реагируя на юркнувшего внутрь пса. На его бедрах болтается полотенце, то самое, что Рик привез из дома. Граймс не мог не отметить про себя: Ниган выглядит лучше, по крайней мере, сейчас его худоба не так сильно бросалась в глаза, хоть и все еще была заметна. На торсе виднеется множество мелких шрамов, на бедрах и слегка обросших мышцами плечах — тоже. Как Рик и боялся, на бицепсе расцветает красным пятном мокрая язва.
— Разве ты не должен быть на гемодиализе?
— Курс закончился, так что могу держать свою задницу в постели лишние два часа.
— Я принес еду и…
— Проходи.
Граймсу захотелось поверить, что проклятое «между» наконец-то может исчезнуть. А увидев следы ночной работы — распакованные документы департамента, свежие профжурналы и распухшую записную книжку, он захотел поверить в это еще сильнее.
— Кофе?
— Валяй.
— Кэрол передала персики.
— Хваленое южное гостеприимство, да? — Ниган сел за стойку, наблюдая, как Граймс принялся мучить кофеварку и разгружать сумку. Спина и плечи Рика выглядели напряженными, словно он чего-то ждал. Но ничего не происходило, кроме радостной метушни Данцы, оказавшегося под широкой ладонью хозяина. Граймс краем уха слушал их возню, когда Ниган тихо обзывал пса, а тот копошился, прыгал и скулил от удовольствия.
— Плохо выглядит, — Рик кивнул на язву, поставив перед Кроссом глубокую чашку с кофе.
— Только выглядит.
— Помочь перевязать?
— Дерьмовая идея. Мы оба знаем, чем заканчивается подобная взаимопомощь, — Ниган вскинул брови, делая большой глоток. — Что? По-моему, каждый раз после игры в доктора мы оказывались в койке.
— Не вижу проблемы, — Граймс усмехнулся, потянувшись к открытой тубе с мазью, но Кросс уверенно накрыл ее ладонью и отодвинул в сторону.
— Рик, что происходит? Тебя, блядь, как подменили. Я ожидал чего угодно, но это… Это даже не блядская жалость. Хотя, не могу отрицать, как дерьмово я сейчас выгляжу. Наверняка, кто-то более сердобольный уже бы рыдал в три ручья, но ты не из таких. Так что, расскажи-ка мне, Рик, какого черта ты тут устроил.
— Думаю, — он сбрасывает ладонь с тюбика и поддевает пальцем крышку, — мы просто поменялись местами.
— И что это, черт возьми, должно значить?
Рана на ощупь мокрая и липкая, как если бы Граймс дотронулся до куска поеденного червями мяса. Он знает, что любое прикосновение к ней подобно припечатанному к коже утюгу, но Ниган никак не реагирует на проезжающиеся по язве пальцы, а только внимательно наблюдает за лицом склонившегося над ним Граймса. Концы бинта крепко перевязываются.
Рик наклоняется еще ближе — их носы соприкасаются, а спустя несколько секунд Граймс подается вперед, уложив скользкие пальцы на колючую щеку. Он на пробу поддевает такие знакомые губы языком, и на этот раз их вкус кажется совсем другим, таким, каким он еще не бывал. Когда он горячно толкается глубже, ладонь Кросса проезжается вниз по спине, чтобы после собственнически сжать ягодицы.
Мужчины шумно дышат, раз за разом сталкиваясь то грудью, то плечами, словно телам необходимо повторять каждое движение сплетающихся языков. Ниган поднимается из-за стойки, по-прежнему гуляя руками под задравшейся рубашкой, царапая ногтями плотные джинсы и подтягивая Граймса к себе за шлевки.
Они путано движутся в сторону спальни, где Кросс расстегивает чужой ремень и перескакивает пальцами к рубашке, как будто не знает, с чего начать. Рик толкается, то уходя от вездесущих рук, то подставляясь под них снова, когда нагибается, чтобы разуться и избавиться от остатков одежды. Горячая ладонь проезжается по открывшейся груди, пробирается под белье и оглаживает налившийся член. Губы Нигана соприкасаются с ухом: он тяжело дышит, заставляя возбужденно вздрагивать каждый раз, когда дыхание срывается на хрип.
— С каких пор ты предпочитаешь быть гладким?
Ниган гулко смеется, скользя пальцами по выбритому лобку. Он ласкает Рика неторопливо и вместе с тем настойчиво, потягивая за мошонку, следуя за набухающей веной и легко потирая головку. Его ноготь изредка проезжается по чувствительной дырочке — на белье проступает мокрое пятно, и Рик сам стягивает его по бедрам вниз. Полотенце Нигана уже давно валяется где-то на кухне.
И только стоит Граймсу обнажиться целиком, как Кросс сам падает спиной на кровать. Он подтягивается выше, не упуская ни одного движения, когда Рик седлает его бедра и вдавливает телом в пышный ворох одеял. Граймс торопится, отпихивая от себя чужие руки, желая насадиться прямо сейчас, не растягиваясь и не помогая себе смазкой. Ниган знает, что тому будет больно, даже слишком, но еще он знает, что Рик этого хочет, да он и сам этого хочет, и все действительно происходит болезненно, напряженно и шумно. Граймс глухо вскрикивает, вытягиваясь, как натянутая струна, стоит ему двинуться хотя бы раз, но он все равно принимает в себя член целиком, мелкими толчками насаживаясь сверху. Он прижимается взмокшими ягодицами к паху и бедрами, протяжно и сладко отираясь о них снова и снова. А после он прикрывает глаза, чувствуя, как пальцы ищут его лицо, вцепляются в курчавые волосы и тянут ближе. И Рик покоряется, закидывая руку на спинку кровати и наклоняясь к Нигану так близко, что их губы соприкасаются.
