– Я знаю то, – начал молодой бердник серьёзным, негромким голосом, чтоб могли слышать лишь те, кто стоял рядом в окружении, бросив всякое шутовство да дурачество, – что пока не сыграли поход да сёстры не закуманились, все они девы обычные. Такие же, как все мы смертные. Только они обворожительно красивы, умны да соблазнительно прелестны в своём создании. Ради таких, горы воротить хочется, реки запруживать да таскать к их ногам звёзды с неба далёкого, – он сделал паузу, вглядываясь в некогда лицо красивое, но пожухлое нещадным временем, оставив не тронутыми лишь глаза лазоревые, блестевшие игривой непосредственностью, – а вот как поход сыграют, и вы придёте в единение, так я первый побегу прятаться. В землю зарываться. Только б на глаза ваши прекрасные не попасть нечаянно.
Кайсай вновь учтиво наклонил голову. Судя по лику царицы да от гордости светящимся лицами дев-воительниц, что маячили за её спиной, да и, судя по глазам воинов, стоявших за спиной атамана верховного, на всех, кто услышал сказанное, речь молодца произвела впечатление. Всю торжественность испортила Золотце:
– Ничего, рыжий. Хоть заживо захоронись. Я тебя из-под земли выкопаю. Я тебе скорей устрою косы в два ряда.
И вновь прокатилась волна смеха лёгкого, ну и как полагается, Кайсай в долгу не остался естественно:
– Угу. Только смотри не повреди себе чего цельного, когда, стоя на карачках до меня будешь докапываться.
И под очередной грохот хохота, он изящно прогнул спину гибкую, пятую точку выпячивая. Матерь на этот раз тоже рассмеялась весело, но тут же резко выкинула руку поднятую, в сторону Золотца, видимо пресекая что-то из-ряда-вон выходящее, от боевой расписанной колдуньи:
– Ну, хватит, Золотце, успокойся уже, – а затем обратилась к рыжему, – так ты, чей будешь, молодец да откуда пришёл в гадюшник этот, что ордой себя кликает?
– Сирота я, царица. Отца матери не ведаю, а пришёл я сюда дедом посланный.
И с этими словами он вынул из пояса сверкающую золотую бляшку да протянул её на ладони атаману верховному.
– Дед велел передать, что зарок выполнен да что посылает меня заменой, как договаривались.
– Дед? – почему-то, вместо атамана удивилась Царица Степей, выхватывая из его рук бляшку с узорами да в рисунок пристально всматриваясь, после чего взглянула на Кайсая каким-то странным, не присущим грозной владычице, а буквально материнским взглядом ласковым да произнесла почти шёпотом, – так ты…
Но тут влез атаман, отбирая у неё золотую безделушку узорную.
– Так этот старый пьяница да развратник жив ещё?
– Когда чуть больше двух седмиц дом покидал, живее всех живых меня гнал да выпихивал, – недоумевая, проговорил Кайсай, ожидая несколько иной реакции от атамана верховного, помня рассказы деда об их отношениях с Агаром товарищем, в былые годы по молодости.
Но атаман не дал ему возможности сконфузиться. Он улыбнулся, хлопнул по плечу рыжего да объявил признание:
– Ладушки, Кайсай, к столу идём. Нынче будешь моим гостем почитаемым.
Рыжий подался вперёд, как вдруг встрепенулся да проговорил сконфужено:
– Атаман прости, но я не один. Со мной молодой берсерк. Он товарищ мой.
– Берсерк?! – чуть ли не в голос один, атаман с Матерью вскрикнули. Это было так нежданно, что Кайсай даже вздрогнул от неожиданности.
Бедный Кулик всё это время в тени прятавшийся, выглянул из-за коня бердника, опустив голову да покраснел, как девка при виде «великих мира сего».
Матерь неожиданно сверкнула глазами восхищёнными, да резко отодвинув рукой рыжего, кинулась Кулика со всех сторон рассматривать, крутя его как куклу да приговаривая: «Дайте-ка мне на тебя взглянуть», а когда рассмотрела, то на колени рухнула да закатилась в истерике, давясь смехом неистовым да с закатами дыхания, выдавливая из себя лишь жалкие «Ой, не могу! Личинка! Настоящая!». Смеялась она одна. Все остальные в состоянии оторопи, ничего не понимая, растерянно на царицу таращились.
– Да хватит тебе, Райс! – как-то странно смущаясь попытался остановить её Агар Непобедимый, тоже чему-то улыбаясь застенчиво, – да дайте ей кто-нибудь воды, а то ведь не откачаем особу царскую.
Истерика Райс длилась недолго, и отпаивать не пришлось Царицу Великую. Она, несколько успокоившись, поднялась на ноги да быстро принялась крутить головой, перескакивая взглядом с Кулика на Кайсая да с Кайсая на Золотце и так несколько раз подряд при этом просто вся светилась счастливая.
– Ну, что, Агар, – не скрывая радостного возбуждения, обратилась она, наконец, к атаману чем-то очень довольная, – теперь поверил, личинка ты перезрелая, что наши весёлые деньки возвращаются на круги своя да на новый виток.
– Да иди ты, – невпопад почему-то буркнул атаман, подходя к белобрысому.
Всем вокруг стало понятно уже, что цари народов веселятся над чем-то личным из их юности совместно пройденой. Но никто не решился спросить: «А что, в общем, то происходит здесь?»
– Это берсерк? – наигранно изумился Агар, почему-то Кайсая спрашивая, а не самого Кулика, Матерью затисканного, при этом в его глазах, несмотря на вид радостный, заблестели слёзы непонятные, – а ведь действительно личинка. Посмотри-ка. А ведь похож, наверное.
– Да, атаман, – тут же уверенно заступился рыжий за товарища, – притом настоящий, природный, так сказать. Он входит в боевое состояние просто по своему желанию, вот правда выйти из него самостоятельно у него пока не получается. Приходится водой отливать, иначе…
– Как это? – поинтересовался заинтригованный атаман, видимо слыша впервые подобное.
– Просто водой в лицо плескаешь, только тогда успокаивается.
– И он тебя не зарубил до того, как ты его водой отлил?
– Да, уж, – тут же сознался Кайсай, не упуская возможность прорекламировать своего товарища, – было дело. Погонял меня по лесам с перелесками. Таких там просек наделали…, а плескать только издали. Иначе без башки останешься.
И тут неожиданно да не по делу влезла Золотце. Она спросила скорей автоматически, чем сознательно, тем не менее.
– Так это он тебе спину распорол?
Но тут же осеклась, сообразив, что ляпнула лишнего. Она ведь никому не говорила, оказывается, что видела его голого, но было уже поздно. Райс услышала. Царица глазки прищурив, пристально уставилась на Матёрую. Правда ничего не сказала, но явно задумалась.
– Нет, – потягивая спину, ответил Кайсай, словно с подружкой разговаривая, – но в том лесу тоже просек нарубили предостаточно.
– Ладушки, – хлопнул в ладоши Агар, – кличут то тебя как, берсерк? – спросил он, обращаясь к белобрысому.
– Кулик, – еле слышно выдавил из себя молодой пацан, вновь краснея да тупя глазки, как тот леший в лесу при Апити.
– Ладушки, Кулик. И ты ступай за стол. Будешь гостем посаженным. Сегодня пьём, едим, а опосля смотреть на вас будем, что за самозванцы к нам пожаловали…
4. … победителей не судят – просто не кому, а коль правдоруб найдётся да за правду вступится, то на изначальное напорется: победителей не судят – опять не кому …
Первым испытание Кулику проходить выпало. Было видно, что волновался, как никогда в жизни до этого. До трясучки во всех членах да в мозгах сотрясения, поэтому чтоб не выдавать нервозности, оба друга уселись на землю чуть в стороне от стола атаманского, пред которым как раз готовили площадку для боёв показательных.
Кайсай всячески пытался успокаивать белобрысого, но все старания тщетными оказались, не действенными. Наконец плюнув на это бесполезное занятие, махнул на Кулика рукой, себя успокаивая:
– А! Всё равно, как берсерком заделаешься, всё волнение как рукой снимется, а вот мне бедолаге так сделать не получится.
– Кайсай, а ты не знаешь, как будет происходить испытание? – с трепетным волнением вопрошал Кулик, зачем-то назад да вперёд раскачиваясь.
– Понятья не имею. Поляну видишь, опрастывают. Вот на ней и будешь плясать, своим топором помахивая.
– Да как же так? Я ж, когда бешеный, собой не владею. А коли вдруг на людей кинусь, порублю кого.