Томка, отбросив мокрой рукой волосы со лба, бросилась в переулок. Та-та-та – стучат подошвы босоножек по каменным плитам. Белое платье трепещет, как флажок на ветру.

Девочка мечется по улицам, заглядывает в окна первых этажей. За стёклами – жёлтый добрый домашний такой свет. На одном из подоконников улыбается толстая довольная кошка в серебряном ошейнике. За другим окошком – семейное чаепитие. Мужчина ставит на стол тяжёлый самовар. Женщина подносит расписанные тонким узором чашки. Маленькие дети тянут ручонки к вазе с пирожными. Девочка постарше замечает Томку и машет ей рукой: иди к нам! Но тут кто-то задергивает занавеску.

Томка снова мчится – вперёд, вперёд – по узким переулкам. Окон нет. Глухие стены. Только время от времени то справа, то слева попадаются старинные фонарики с сальной свечой внутри. Томка с бега переходит на торопливый шаг. И звучит негромкая песня.

Я искала тебя

В синем городе снов,

В лабиринтах запутанных улиц.

Я искала тебя

В переулках пустых,

В тупиках глухо-каменных узких…

Перед Томкой поднялась кирпичная стена. Девочка упёрлась руками в преграду. Ладони скользнули по холодным запотевшим кирпичам. Остались тёмные следы пальцев на покрытой серебристыми капельками стене.

Запрокинув голову, Томка посмотрела вверх. Там, над узким колодцем стен, – тёмно-синее небо с единственной звёздочкой. Вскарабкаться на крышу! А вот и лестница из металлических прутьев тускло поблёскивает. Девочка ступила на кромку крыши и медленно пошла – руки в стороны – едва удерживая равновесие. Грохотом – звук шагов по цинковой кровле. Серой тенью метнулась в сторону кошка. Загалдела спросонья, взвилась в воздух потревоженная стая галок. Томка обогнула печную трубу, около которой сиротливо приткнулась забытая кем-то детская лопатка. Дотронулась до медного флюгера-корабля (какой он огромный вблизи!). Вдруг под ноги ей выкатился мяч – небольшой белый мяч с нарисованным попугаем Кешкой из мультфильма. Томка ловко поймала его, прижала к груди, но не удержала равновесия. Нога в белой босоножке соскользнула, и девочка упала. Разжала руки, выпустила мячик, но ухватиться за край крыши уже не смогла.

Томка закрыла лицо ладонями, растопырив острые локти. Самое ужасное во сне – когда разучишься летать…

Навалилась гнетущая темнота – но это только на миг. Замелькали жёлтые фонари на стенах тоннеля – справа и слева. Томка очнулась на скамейке в пустом вагоне метро.

Звонкий, с металлическими нотками, голос объявил:

– Станция Нечаянных Встреч.

Томка хотела встать. Но как же тяжело ей было подняться! Она через силу сбросила своё тело со скамьи. Упала на пол вагона, больно ударилась коленями и ладонями. Медленно поднялась, на ватных ногах пошла к выходу.

– Осторожно. Двери закрываются. Следующая станция… – далее слова звучат неразборчиво.

А в вестибюле с мраморными колоннами – Кирилл. Он идёт к эскалатору. Томка попыталась разъять половинки захлопнувшейся двери, вцепившись в резиновые прокладки тонкими слабыми пальцами. Не удалось. Обессиленная, она прижалась лбом к стеклу и медленно осела на пол. Поезд унёс её в тоннель, в темноту.

========== 16, 17. ==========

Альке делалось немного не по себе от придуманного ею сценария. Подарила девчонке Томке свои сны, свои стихи, свои безумные фантазии. Наверное, так и надо – скрести душу по живому и сбрасывать всё это в творческие какие-нибудь проекты. Забавно получилось. Только не слишком ли вычурно и экзальтированно? И как будет смотреться этот эпизод относительно основной идеи фильма? Да никак, наверное. Может быть, для равновесия и остальным героям сны придумать? Очень длинно тогда будет.

14 ноября

Томчонок строит из себя звезду Голливуда. Как же – главная киногероиня. Затребовала себе отдельный экземпляр сценария. Буду, говорит, роль учить. Чего там учить, все роли без слов! Ну, ладно, отксерю ей, когда допишу до конца.

17.

Томка спросила про крышу: куда, мол, залезать? А Алька сдуру возьми да и расскажи про дом, где живут Ивановы. Он длинный, с несколькими арками, загибается углом на две улицы. «Китайской стеной» его называют. И есть там такой участок, шириной в два подъезда, на этаж ниже остального здания. Туда очень удобно выбираться из окошка, которое, говорят, даже зимой не запирают. Иванов однажды оправдывался по телефону перед Танькиной матерью:

– Нет, что вы, Таня действительно у нас. Только она к телефону подойти не может. Потому что она на крыше.

У Томки так глазки и заблестели. Алька же забеспокоилась: не залезла бы девчонка на верхотуру ради эксперимента.

Третью часть киношки, концовку, Алька с хипповатым Митей сочиняли прямо на занятии. Неплохо у них получилось.

Только вот – что со всем этим теперь делать? Снять фильм – нереально. Пришлось бы кучу эффектов делать на компьютере. Вряд ли даже в чудесной башне дядюшки Рэмуса есть нужное оборудование. Если же студийцы и ухватятся за идею, то артистов наверняка выберут своих. А Алькины ребята хотят играть сами. Это же про них. Это теперь их игра, их сказка.

Темнота рассеялась. Лиловая молния прорезала небо. И хлынул дождь – сплошной стеной. Глухо заворчал гром.

Гена по раскисшей глине тропинки бросился вперёд. Там – Кирилл и его братишка сидели на корточках, прикрывая курткой что-то маленькое. Дождь хлестал, у Кирюхи мокрая майка прилипла к спине. Он вздрагивал от холода.

Под крышей из болоньевой куртки пряталось крохотное чудо. Красная кирпичная церковка величиной с ладонь, будто из семечка проросла. И двухъярусная колоколенка высотой с карандаш рядом с ней. Защитить, чтобы не снесло потоком мутной воды!

Гена сбросил куртку. Сел в глину, в слякоть рядом с братьями. Развернул и свою одежонку над церковкой. Теперь она как в палатке.

И прекратился дождь. Рассеялись тучи. От мокрой травы поднялись над землёй спиральки белого пара. Высохла трава. Высохла глина на дорожке, посветлела, потрескалась даже. Мальчишки, усталые, повалились в траву.

А церковка вроде бы подросла. Стала по колено ребятам.

Высоко в небе солнце – маленькое, белое. Недоброе. Светит сквозь рваные серые облака.

Вдруг в высохшей траве вспыхнули маленькие костры. Огонь с двух сторон пополз к церковке. Ее защитники вскочили, изо всех сил принялись топтать огонь ногами, хлестать куртками, но тот только разгорался сильнее, сильнее. Языки пламени уже в человеческий рост. Мальчишкам всё труднее бороться с ним.

Прибежали откуда-то близняшки, быстрые и серьёзные, с пучками берёзовых веток в руках. Вступили в борьбу с огнём, нещадно стегая его зелёными листьями. Но пламя не уменьшалось. И когда пятеро, уже почти разуверившись в своих силах, подняли головы к небу, они увидели мчащийся со скоростью ветра бумажный самолетик. С него спрыгнули, взявшись за руки, Томка и Мишка.

Всемером они затоптали огонь. Два чёрных полукружья лежали по обочинам тропинки. Церковка стояла невредимая.

Но оказалось, что рано отдыхать. На защитников надвигалась толпа. Безликая серая масса, орущая, крушащая всё на своём пути. Это было похоже на чёрно-белые кадры из телерепортажа о каком-нибудь митинге. Разинутые в немом крике рты. (Как у того шофёра!) Плотно сжатые грозящие кулаки. Покачивающиеся над головами плакаты и лозунги.

Такие не остановятся, не свернут с дороги. Пройдут вперёд, не замечая ничего, сомнут, растопчут церковку. Правда, сейчас она уже не такая и маленькая. С Кирюхиного братишку. А до золотого креста на макушке колокольни Мишка может дотянуться кончиками пальцев. Он и дотянулся, застенчиво и с лаской потрогал крест.

А толпа все ближе, ближе. И Кирилл решительно шагнул на дорожку, загородив собою церковь. Качнулся шнурок на его шее – блеснул медный крестик. Стал рядом с другом Гена – плечом к плечу. Подошли близнецы. Подбежали младшие, выстроились в цепочку, взявшись за руки.