Кирилл бежал против течения, не из класса, а в класс. Налетел на пацанов с банкой, сбил с ног девочку. Столкнулся с чинно идущей по коридору учительницей, торопливо извинился и влетел в класс. Дверь закачалась, поскрипывая, от резкого толчка. Учительница недоуменно посмотрела на нее. Но тут, обогнув учительницу и не задев двери, в класс проскочила Томка. Кирилл припустил от неё, прыгая через парты. Та – за ним, подняв над головой орудие мести, пухлую потрёпанную тетрадку.

Кирюшка вскочил на подоконник. Неуклюжий длинный кактус в пластмассовом горшке закачался, но почему-то не упал. Рядом с кактусом, скрестив ноги, восседал невозмутимый Гена с учебником в руках. Не отрываясь от книжки, он показал Томке кулак. Девчонка моментально уяснила, что продолжать террористическую акцию в таких неблагоприятных условиях не стоит, и поспешно ретировалась, скорчив (на прощание) жуткую рожу. Приставляя ко лбу «рожки»-пальцы, она держала тетрадь под мышкой.

– А почему Томка? – ревниво спросила Галька. Они с Натальей сидели у меня на кровати, принакрывшись одним одеялом на двоих, похрустывали чипсами и слушали начало сценария. Алька не дотерпела до юнкоровского четверга, вызвала сестричек, чтобы похвастаться.

– Почему, почему… Потому что она и наяву за Кирюхой гоняется. Забыли, что ли?

– А мы участвуем?

– Как же без вас? Потерпите, вы позже будете.

Томка исчезла, будто её и не было, а Гена и Кирилл все сидели на подоконнике плечом к плечу.

Окно в классе распахнуто настежь, а там, под окном, с визгом затормозил оранжевый «жигулёнок» (ехавший, кстати, вопреки правилам, по тротуару). Перепуганный мальчонка лет семи на четвереньках перед машиной закрывал ладонями постройку из осколков красного кирпича с круглым глиняным куполом и крестом из отточенных спичек. А разъяренный шофёр, выскочив из автомобиля, махал кулаками и беззвучно раскрывал рот. Мальчик поднял голову. Страх и отчаянье – в широко распахнутых глазах. Кирилл, отодвинув руку удерживающего его Генки, перебросил ноги через подоконник, спрыгнул вниз. Упал неловко, боком. Встал, морщась от боли. Подбежал к машине, подхватил на руки братишку (а кто ещё этот пацанёнок, как не его младший брат!). Малёк доверчиво прижался к плечу старшего. Кирилл пошёл вперед, не оборачиваясь, а шофёр, красный от злости, всё кричал ему в спину что-то, видимо, очень обидное.

– А вот сейчас вы появитесь, – пообещала Алина сёстрам.

Рядом со школой дерево – тополь. На толстом почти горизонтально растущем суку удобно устроились близняшки. У одной из них в руках любительская видеокамера. Девочка снимает качающиеся ветки, кошку, важно идущую по забору. «Жигули», которые, круто разворачиваясь, уезжают, тоже попадают в кадр. И гордо уходящий Кирюша с братишкой на руках. И Генка, выглядывающий из окна школы. Он заметил замаскировавшихся в ветках «папарацци», но не разозлился, а, наоборот, улыбнулся им. Девчонка с камерой смущённо отвернулась. Объектив скользнул по окнам жилого дома напротив.

Там, на одном из балконов, Мишка, перегнувшись через перила, пустил бумажный самолётик и проводил его взглядом. Подхваченный порывом ветра, он полетел над тополем, в ветках которого притаились две сестры с кинокамерой, над братьями, старшим и младшим, присевшими отдохнуть на штакетник, над школой, из окна которой Гена смотрел на ветки тополя. Сделал круг над церковью, сложенной из красного кирпича. Летел, летел самолётик вдоль длинной стены многоэтажного дома и вдруг опустился на страницы тетрадки со стихами, которую развернула сидящая на корточках у стены заплаканная Томка. Девочка взяла в руки самолётик и улыбнулась.

Томка не видела Мишку. И он её не замечал. Мишка смотрел в другую сторону, наблюдал, как идёт по кромке асфальтового тротуара гордая кошка.

========== 14. ==========

– Ну, как? – Альке хотелось поскорее выслушать мнение девчонок.

– Нормально, – сказала одна из них. Пока Алина читала, близнецы успели обменяться кофточками и заколками, и она не могла теперь разобрать, кто из них кто.

– Класс! – оценила вторая. – А кто будет камеру держать, я или Галька?

Ага, значит, справа Галька, слева Талька!

– Обе будете, по очереди, – обнадежила Алька. Она так и думала, что эта роль на двоих им понравится. Подслушивать да подглядывать – любимый спорт у них такой. Но близняшки, к счастью, сплетницы беззлобные. Разве что меж собой обсудят какую-нибудь горяченькую школьную тайну. Или маме доложат что-нибудь про Алину, про Дальку. За папой шпионить стесняются. А вот Дарье частенько из-за них влетает за прогулки без шапки или за чупа-чупсы. У неё аллергия на эти крашеные карамельки, мама не позволяет их сосать, но ребенку же хочется, вся мелюзга во дворе бегает в ларёк за сладостями – и она тоже не отстаёт. Алька же перед их приходом всегда старается вытряхнуть мусорное ведро – мало ли, углядят ещё юные мисс Марпл под картофельными очистками окурки или презервативы! Правда, в последнее время этого добра у неё не водится: Володю она шуганула к чёртовой бабушке, а больше никто не заходит. И не хочется ей никого, одной спокойнее!

– Еще вопросы есть?

– Ага, есть. Почему Томка заплаканная?

– Потому что в Кирюху влюбилась. По сюжету, я имею в виду. Не Томка, а героиня. Ясно?

– Ясно, – кивнула Талька. – Если по сюжету, то пусть. А по жизни она его уже два дня как разлюбила.

– Она теперь знаешь в кого влюблённая? – специальным сплетническим шёпотом выдала Галька. – Только ты никому не говори! В Финиста твоего.

– Ну, вы, блин, дети мои, совсем уж одурели! – проговорила Алина, с досады запустив в близняшек сценарием. Девчонки с визгом скатились с кровати, листы с машинописью рассыпались по одеялу, как большая колода карт. – Во-первых, вовсе он не мой, – продолжила она уже спокойным тоном. – Во-вторых, у него девушка есть. Сами же видели на фестивале. А в-третьих и главных – нечего насмехаться над Томкой. У неё это возрастное. Забыли, что ли, как сами не так давно обе сохли по «Иванушкам»? По всем троим сразу.

– Ну, Афиногенов-то не «Иванушка», – глубокомысленно заметила Наталья. – Он, слава богу, через дорогу от её окошек пешком на работу ходит. И разница в возрасте – всего десять лет. Девять даже. Вполне…

– Это если б восемнадцать и двадцать семь – то тогда вполне, – возразила Алька. – А одиннадцать и двадцать – это уже роман «Два дня из жизни господина Гумберта» получается. Девочки, вы же взрослые. Умоляю, не дразните пацанку. А то она зациклится на своих переживаниях и что-нибудь вытворит. И получится, что я во всём виновата.

Черти б побрали этот проклятый аккомпанемент! «Лучше б, – подумала Алька, – я всё же Вовку пригласила – он, по крайней мере, на морду страшненький».

– Томка на прошлом занятии у тебя из ящика фотку группы «Ключи» стянула, – наябедничала Галька. А, вот откуда сведения с точностью в сроках. Предыдущее юнкоровское сборище как раз два дня назад и было.

– А ты его любишь по-настоящему? – вдруг спросила Талька. То есть, вовсе не вдруг, конечно. Они весь вечер именно к этой теме и подталкивали старшую сестру. Про Томку-то, может, и присочинили ради красного словца.

– Не знаю, Таш. Смотря какой смысл в это понятие вкладывать. Честно говоря, не задумывалась над этим.

– Тут как раз задумываться ничуть не помогает. Ты что чувствуешь?

– В смысле?

– Ну, если по-настоящему влюбишься – так, чтоб очень-очень – то вся земля в розах, а небо в незабудках. У тебя так?

– Нет. Небо серое, падает мокрый снег. Придёте домой – поставьте сапоги на батарею. С чего вы вообще взяли, что я должна быть в кого-то влюблена?

12 ноября

Пришла на работу и сразу же заглянула в ящик стола. Точно, фотографии нет. Ну, Томка, ну, шпана малолетняя!

========== 15. ==========

Дрожат огоньки в каплях воды. Томка пьёт воду из фонтана в тихом переулке незнакомого города. Фонтанчик маленький – гранитный бассейн чуть больше крышки канализационного люка, в центре – чугунная лилия, из которой тремя похожими на обвислые кошачьи усы струйками брызжет вода.