– Угу. Чтобы ещё и тебя из дома вы… выс… тавили…
– Меня не выставят, не надейся. Чего это тебя, Костров, с одной стопки так повело? Ты что-нибудь, кроме этих сухарей, сегодня жрал вообще?
– Я жрал. Пе… ченье. Две штуки. Баба Люба угостила.
– Так, стоп. Не пьём, ждём Тигру, ждём нормальную жрачку. Ой, это ты сегодня рисовал? Можно глянуть?
Клим схватил и раскрыл лежавший на кровати альбом. Алёшка попытался перехватить его руку, закричал: «Нет!» Но было поздно. Клим уже листал страницы.
– Ни фига себе, ты мастер… Это с натуры или как?
– Тигра – с натуры, – проговорил протрезвевший с перепугу Алёшка. – Остальное… понятно же, что нет.
– Ну, я думал, может, по памяти, – даже не произнеся фирменного своего: «Не верю!», Клим смущённо прикрыл альбом. – Мало ли… Тигра толком не объяснил, что в выходные было.
– Не было ничего, – тихо сказал Алёшка.
– Извини. Просто… Тигра бормочет странные вещи про тебя, про какой-то клуб, про Богдана. Потом он сам, деньги эти… теперь ещё и рисунки… такие. Вот я и подумал…
– Что мы переспали? Нет. Всё не так.
Алёшка отобрал у Клима альбом. Сам не стал перелистывать, и так помнил, что там. На первой странице беглый набросок с Тигры, угрюмого и озадаченного, опирающегося на швабру. Остальное – плоды утренних трудов, дообеденных. До-чая-с-печененных, если уж быть точным. Баба Люба со своим угощением сбила весь настрой. На нескольких карандашных рисунках был Богдан Валерьевич. В разных позах и разной степени обнажённости.
Алёшка дотянулся до книжной полки, впихнул альбом между томиком Стивена Кинга и вручённым ему вместе со свидетельством об окончании художки фолиантом «Эпоха Возрождения». Внимательно посмотрел на друга.
– Климушка… сделай доброе дело, пожалуйста…
– Сказал – нет. Тигра придёт с продуктами, вот тогда и налью.
– Блин, я не про водку!
– Тоже к Тигре. Не надо меня втягивать в этот ваш разврат небесного оттенка. Сто раз просил. Мало вам, что Синицына воспитали в своём духе.
– Он сам воспитался. То есть… он такой и был, раньше стеснялся просто. Клим, я не о том совсем.
– А о чём? – подозрительно спросил Бровкин.
– Позвони Алёне. Я сам хотел, но у меня баланс по нулям.
– Сразу бы сказал, – хмыкнул Клим. Вынул сотовый из кармана, нашёл в контактах знакомое имя. – Привет, Алён! Это Клим из Славска… С эскизами? С эскизами – норм. Скоро начнём. Вот экзамены сдадим – и сразу. Обязательно. Ты лучше всех. Я не буду надоедать. Вот прям щас и не буду. Алёна, подожди! Тут пьяный Костров. Он вырывает у меня трубку.
Выхватив телефон из рук Клима, Алёшка быстро заговорил:
– Алёна, привет! Ничего я не пьяный, Клим выдумывает. Ну, немножко. Алёна, приезжай к нам на День города. Какая конференция? Так не в эти выходные, в следующие. Ну, пожа-а-алуйста!..
Алёшка упал навзничь на матрас, продолжая сжимать в ладони телефон.
– Клим, она приедет. Кли-и-им… ты не рад?
– Мне пофиг, – отмахнулся Клим.
– И это сказал человек, который никогда не врёт и никому не верит. Пофиг ему. Какая чушь.
========== 17. Алёна Задорожных ==========
– Какая чушь! – произнесла Динка, выслушав краткий отчёт Алёны о поездке на форум.
Поделиться впечатлениями с подругой та решилась лишь через пару недель после возвращения. Отговаривалась то садами-огородами, то болезнью Стёпки, который затемпературил вдруг «на ровном месте». И теперь с опозданием поняла: надо было и дальше помалкивать. Не раскрывать и тех невинных подробностей, которые – уже. Ох, не думала Алёна, что Динка так на её рассказ отреагирует.
– Что тебе чушь, Дина?
– Всё-превсё, что вот сейчас было, Алёнистая ты моя. Я тебя зачем на этот форум посылала?
Она посылала, надо же!
– За вдохновением, Динушка. И с мальчиками знакомиться. Какой же из этих пунктов, скажи, не выполнен?
Плоды вдохновения – листки бумаги с барышнями и флибустьерами, эскизами для «Алых парусов», – веером брошены на кровать. Мальчики убедили её открыть страничку вконтакте и затянули в бесконечную беседу. В этом чате участвовали все шестеро плюс «группа фанатов Южакова» – Снежана с Кристиной, сестра Ксюшка и третьекурсник Вася со своей девушкой Лесей. Алёна разыскала в сети и анимешницу Иринку, но в чат её приглашать не стала. Нечего там делать ребёнку, ведь эти чудовища даже в процессе обсуждения классической живописи предпочитают высказываться непечатными словесами без купюр и выкладывают подчас картинки вовсе не классического содержания. Впрочем, Иркину ровесницу Ксюшку Южакову это всё нимало не смущало. В отличие от старшего представителя сей славной фамилии, который из этой беседы за две недели удалялся уже раз пятьдесят. И возвращался под давлением общественности, посылающей полные раскаяния мессенджи в личку.
– Ты издеваешься, что ли? Настенная роспись в детском лагере и стая трудных подростков. Предел мечтаний, блин!
– В другой раз будешь чётче формулировать свои желания, рыба моя золотая.
– Твои.
– Что?
– Желания – твои. Раз я золотая рыбка.
– Вот именно, Динуль. Позволь мне с моими желаниями как-то самой разобраться. Не решай за меня, что мне надо, а что – нет. Впрочем… без этой фигни ты уже будешь не ты, верно? Ты же принимаешь все мои недостатки.
– Статей по психологии начиталась, что ли?
– Начиталась, прям через край. Мне же скоро с детьми работать. Наверное.
– Начитанная ты моя, – хихикнула Динка. – Только разве подсказывать тебе мудрые решения – недостаток?
– Ещё какой. Зато твой собственный. Хотя… нет. Все за меня пытаются думать. Все. И родители, и сёстры, и ты. Даже мелкий Алёшка.
– Ну, значит, не такой уж он дурачок, хоть и мелкий.
– Получается, я дурочка?
– Я этого не говорила.
Динка взяла телефон, зашла на Алёнину страницу вконтакте, открыла папку с фотографиями, названную «Алые паруса».
– Алёшка – это который? С тобой рядом, пухляш в кепке?
– Это Клим. Алёшка – беленький.
– А-а, – протянула подруга, внимательно рассматривая увеличенное фото. – Дивный мальчик. Его бы в Серебряный век. Этакое… дитя порока. Алён, знаешь, на кого он похож?
– На Генриха, – быстро сказала Алёна. Смутилась и добавила. – Или на Харатьяна в «Гардемаринах». Нет?
– Ты правда дурочка. Он похож на тебя, ты точь-в-точь такая была после школы. Смотри.
Динка вернулась на свою страницу и отыскала отсканированную ретро-фотку с последнего звонка. У школьного крыльца две девицы стояли в обнимку. Одна – красотка с пышной грудью под старомодной школьной формой (коричневое платье, белый фартук), с яркими полными губами и с башней из волос на голове. Вторая была в брючном костюме с белой рубашкой, худенькая, с острыми плечами, её вполне можно было принять за мальчишку, даже несмотря на подкрашенные ресницы и блондинистые волосы до плеч.
– Ой, это я? Не помню такую фотку. А что с волосами?
– Маринкин парик. А снимала Алина Ярцева. Мы с ней в сети нашлись как-то случайно. Знаменитая теория шести рукопожатий. Она мне и прислала фото. Смотри – копия ведь. Вы точно не родственники?
– Дин, ты третий человек, который мне об этом говорит. Четвёртый даже. А вот я похожести не вижу.
– Какая-то прямо мистика, – заметила Динка.
– Ох, что-то слишком много мистики, – протянула Алёна, припомнив транспортный сон с участием рыжеволосого чудака. Он явно хотел её предупредить… О чём? Рассказывать про него Динке не хотелось. Об истории с Пашей она тоже решила умолчать. И ещё много о чём. Появились у Алёны секреты от Динки, прежде такого не случалось, и ей самой казалось это странным.
Подумала, что надо разговор перевести на другую тему. Уцепилась за названные вскользь подругой имя-фамилию фотографа:
– Алина Ярцева – кто такая, Динуль?
– Ты чего? – Динка расхохоталась. Закатила глаза и, явно пародируя кого-то, томным голосом произнесла. – «Удачи все-ем. С вами была Алина Ярцева, городско-ое ра-адио». Правда, что ли, не помнишь?
