– Всего не упомнишь, – так и не притронувшись к своей кружке, Жанна подлила мне добавку. – Кстати, как тебе новая работа?

– Не спрашивай!

– Все так плохо?

– Все так непросто. Высшую лигу со второй не сравнить. Хоккеисты и там, и там, но спонсоры, учредители… Стоит команде проиграть, как тут же начинаются поиски виноватых среди администрации.

– А игроки, значит, ни при чем? – догадалась Жанна.

– Именно. Для верхов они «сделали, что могли», остальное – вина тренера, ассистентов, специалиста по заточке коньков или массажиста.

– Оу! За массажиста обидно особенно.

– Издевайся – издевайся.

– Да нет, правда жаль его. Не хотела бы оказаться на его месте.

На секунду представив, как Жанна наминает бока какому-нибудь из моих амбалов, я чуть не подавился глинтвейном.

– Расскажи лучше о себе, – предпочел переключиться на более безопасную тему. – Я слышал, что ты запустила новый проект.

– Теперь моя очередь говорить «не спрашивай», – Жанна закатила глаза.

– Да ладно. У тебя не могло не получиться.

– Я уже жалею, что получилось. Гости все зануднее, эфиры все дольше. Скоро ночевать буду в студии.

– Уверен, для тебя там поставят удобный диванчик.

– Уже, – засмеялась Орлова.

– Ну вот! Значит выгорело. Это успех.

– Это закон подлости! – она воинственно сдула со лба темную прядь. – Никогда так удачно не складывалось, а тут… Только я завела собаку, решила устроить дома ремонт, и вуаля – проект стал топовым.

– Ты завела собаку?! – я ушам не поверил.

– Немца. Овчарку. Шикарного! Умного!

– Да не верю! А как же поклонники? Ты теперь изменяешь им с псом?

– Как он на меня смотрит, еще ни один мужик не смотрел. А как он все понимает!

– Это аргумент, – я, сдаваясь, поднял руки вверх.

– Вот именно! – Жанна отсалютовала мне своей кружкой. – А ты никого завести не решился, – она взглядом указала на мое обручальное кольцо.

– Нет. Никого такого, кто заставил бы его снять.

– Ясно, – резко перестав улыбаться, Жанна поднесла к губам кружку и сделала жадный глоток.

Все же мне не показалось, что с пряностями для глинтвейна Орлова переборщила. Хоть за время разговора напиток немного остыл, но Жанне хватило. Сделав глоток, она вдруг стала хватать ртом воздух, а после и вовсе сорвалась со своего места и быстро побежала в кухню.

Минуту-другую оттуда доносились лишь вздохи и журчание воды. Потом, волнуясь, я и сам направился узнать, как самочувствие.

В свете тусклой люстры из гостиной здесь царил полумрак, но не заметить Орлову в ее белом халате было сложно.

– С перцем перебор? – подойдя поближе, усмехнулся я.

– Да-а… Как ты вообще это пил? – сипло прошипела Жанна.

– Зато согрелся быстро, – чтобы увидеть результаты действия глинтвейна, я за подбородок повернул ее лицо к свету.

– Губы… – зажмурившись, Жанна осторожно провела пальцем по нижней губе. – Очень. Печет.

Уверен, она и не думала ни о чем, когда делала этот жест. Ей действительно было больно. Но у меня перехватило дыхание.

Осознанному желанию противостоять легко, оно знакомо, имеет свою причину, грозит понятными последствиями. Спонтанным – труднее. Острым, похожим на помутнение рассудка приступом оно отключает внутреннего надзирателя и толкает с обрыва в пропасть. Спонтанное желание не спрашивает и не пугает результатом. Оно вне логических цепей и сильнее инстинктов.

Меня оно толкнуло к губам напротив. Еще миг назад Жанна касалась их, жалуясь на огонь, а мгновение спустя я накрыл ее раскрасневшиеся пухлые губы своими. Это было настолько естественно, как сделать вдох. Одно-единственное движение, и оно стало фатальным.

И в бреду не представил бы, что когда-нибудь буду целовать Орлову. Кого угодно – только не ее. Она близкая, своя. Табу. Но жгучий перец, терпкий имбирь, дурманящая корица разбудили голод, которому невозможно было противостоять.

После того, как мой язык проник в ее рот, тормоза отказали окончательно. Как зверушка, пойманная в капкан, Жанна не сопротивлялась. Покоряясь, она закрыла свои огромные глаза и не оттолкнула даже, когда моя правая рука легла ей на затылок, а вторая, обхватив за талию, прижала ближе к моему телу.

Полный контакт запустил еще одну цепную реакцию. Невольное влечение мигом переросло в яростную, жгучую потребность. Я хотел Жанну! Глубже – поцелуй, теснее – объятия, острее – желание. С каждой секундой, с каждым рваным вдохом мой голод становился мучительней. Губы уже не целовали – я, царапая зубами, истязал ее рот.

По венам словно лава потекла. Мне становилось мало чувствовать близость. Горячая, нежная, губительно доступная Жанна была нужна мне целиком. Наверное, если бы на ней было платье, я бы просто порвал его от острой потребности ощутить обнаженную кожу. Желание плавило мозг, и пояс улетел куда-то в сторону, когда я трясущимися руками распахнул махровые полы халата.

Лучше бы я этого не делал. Лучше бы никогда в жизни не прикасался к этой женщине. От вида округлой высокой груди с острыми вершинками в голове словно перемкнуло. Подыхая от желания, я накрыл их руками и чуть не кончил, когда, прекратив борьбу с собой, Жанна издала болезненно-сладостный стон.

Большего стимула не требовалось. Я одурел от возбуждения. До последней точки, после которой у нас не было бы пути обратно, оставался один шаг. Скользя по коже, моя правая рука опустилась ниже, почти коснулась развилки ног…

– Руслан…

Имя. Одно-единственное слово в полной тишине, и на меня резко обрушилось понимание происходящего. Прямо сейчас на кухне моей жены я готов трахнуть ее лучшую подругу.

Словно получив удар под дых, я резко отшатнулся в сторону.

– Черт… Жанна, прости, – зарылся пятерней в волосы. – Я… Прости.

От стыда хотелось сквозь землю провалиться. Что за херня вообще со мной происходила? Цензурных мыслей не было ни одной. Сдерживая за зубами идиотские объяснения вроде «Сам не знаю, как так получилось» или «секундное помешательство», я молча запахнул на Орловой халат.

– Извини, – выдохнул в сторону.

Орлова несколько секунд не шевелилась. Лишь по скрещенным на груди рукам можно было догадаться о ее состоянии.

– Пойду, наверное, – я развернулся. – Спать скоро нужно ложиться.

– Да… – ожила Жанна. – Сейчас уберу со стола.

– Я помогу.

Более нелепый разговор и придумать, казалось, сложно. На часах было всего десять. С моей бессонницей и мечтать не приходилось, что усну так рано. Только продолжать ужин или пытаться возобновить беседу – попахивало бы еще большей глупостью.

К глинтвейну Жанна больше не притронулась. Взрослые люди, а, как школьники, мы прятали один от другого глаза, собирали со стола посуду, вместе расстилали диван. Со стороны могло показаться, что никакого поцелуя и не было, иллюзия. Однако, если присмотреться – скованные жесты, молчание, скорость – все выдавало наше наэлектризованное недавней вспышкой состояние.

Когда со сборами было покончено, и мы разошлись по комнатам, напряжение все еще витало в воздухе. Тонкая стена между гостиной и спальней не позволяла нам с Жанной видеть друг друга, но даже скрип деревянных половиц заставлял оглядываться на дверь и задерживать дыхание.

Руслан.

Устроившись под одеялом, я тупо пялился в потолок. Постепенно глаза привыкли к темноте, и теперь надо мной была уже не полная чернота. Чуть правее дивана, над столом висела старая двухрожковая люстра. Справа от нее – пожарный извещатель, ума не приложу, рабочий или нет, но, судя по габаритам, один из первых. На стене, ближе к углу – ночник.

За час без сна я рассмотрел каждую деталь компактной гостиной. Умение переключать сознание – старый, выработанный годами тренировок на льду навык. Никогда еще мое спортивное прошлое не пригождалось в подобной ситуации. Наверное, потому что ситуаций таких и не было, ни в далекой юности, ни во времена бурной, насыщенной молодости.