— Возьми меня, — просипел он, сглотнул вязкую слюну. — Возьми. Хочу твоим быть.

— У тебя есть масло? — спросил Зимний. — Не хочу причинять тебе боль.

Где-то на тумбочке должна была стоять смазка. Брок скосил затуманенный желанием взгляд в сторону, потянулся, зацепил кончиками пальцев нераспечатанный флакон. Его трясло, колотило словно подростка, впервые оказавшегося в постели с самой красивой девочкой в школе, и не просто так, а по любви.

Брок обхватил Зимнего ногами, вжал в себя сильнее и застонал, запрокинул голову, открывая шею. Зимний тут же поцеловал его, прикусывая, а потом скользнул вниз, целуя соски, живот, бедра.

Он облизал член Брока, как большой леденец, обласкал языком налитую головку и забрал член в рот. Пальцами провел по промежности, погладил мошонку и двинулся ниже.

Вздрогнув, когда входа коснулись прохладные от смазки пальцы, Брок со стоном развёл ноги шире, повёл бёдрами, предлагая себя. В голове мутилось, было слишком хорошо, жарко и одновременно тесно в собственном теле. Брок подвывал, двигал задницей, насаживаясь на длинные, ласкающие его изнутри пальцы, попадающие со снайперской точностью по простате.

Сочтя, что Брок достаточно готов, Зимний закинул его ноги себе на плечи, почти складывая пополам, и медленно толкнулся в растянутую, скользкую от смазки горячую дырку. Жарко, обволакивающе, сладко, упоительно, так хорошо!

Брока выгнуло дугой, выжигая воздух из лёгких. Непривычное чувство растянутости, почти болезненная наполненность сбивали с настроя, но ладони, губы, первое несмелое движение стёрли все неприятные ощущения, снова вознося на небо, заставляя вздрагивать, хватаясь непослушными руками за плечи Зимнего, просить о большем, умолять не останавливаться.

И Зимний не останавливался, тараня тело Брока, заставляя его хрипеть от возбуждения, цепляться и подмахивать. Брок был таким живым, таким отзывчивым, с ним и сам Зимний словно наполнялся жизнью.

Свечи наполняли спальню коричным, яблочным, ванильным ароматом. Эти запахи смешивались с собственным запахом Брока, делая его совершенно упоительным.

Тело превратилось в одну сплошную эрогенную зону, сходя с ума от любого прикосновения. Брок распахнул глаза, не видя ничего вокруг, кроме Зимнего, совершенно волшебного в ореоле колышущегося пламени свечей, дёрнулся под ним, насаживаясь, пропуская в себя на полную, и закричал, выплёскиваясь, заливая нестерпимо горячей спермой живот.

Зимний задрожал, чувствуя, как Брок сжимается вокруг него, и тоже кончил, глухо завыв.

Нутро залило холодом, Брок дернулся, замер, хватая воздух ртом. Их близость с Зимним отличалась от любой с кем-то другим, как день и ночь.

— Охуеть, — прохрипел Брок, прижал голову Зимнего к своей груди.

Зимний осторожно вышел из него и лег рядом, устроив голову на плече и обняв Брока за талию. Он был удовлетворён, ему было тепло, он был сыт. Почти счастье.

========== 6. ==========

Брок не знал, как Зимнему удаётся сбегать с базы и в то же время не попадаться на камеры слежения, натыканные буквально на каждом метре, попадать в нему в квартиру, машину, оказываться рядом в любую свободную минуту, да и не задумывался об этом особенно. Ему было хорошо, впервые спокойно до того, что он позволил себе расслабиться. И, по всей видимости, зря.

— Я видел вас вместе, — самодовольно усмехнулся Рассел, поймав Брока в спортзале, когда тот был один, отправив своих ребят отсыпаться в казарму. — Видел и сложил два и два!

— И что? — хмыкнул Брок, внутренне обмирая. — Ну даю я супероружию за член подержаться. Что в этом плохого?

— Но регламент…

— В жопу! Зимний сбоит? Не выполняет приказы? Проёбывает миссии? Душит техников? — оскалился Брок, поднявшись со скамьи, навис над растерянно моргающим Расселом.

— Н-нет.

— Вот и с чем ты пойдёшь к Пирсу? Что бы я ни делал с Деткой — оно работает!

Зимний, бесшумно нарисовавшийся в дверях, скользнул к Расселу и положил металлическую ладонь ему на шею. Слегка сжал, поглаживая артерию указательным пальцем. Тот тихо, совсем по-женски взвизгнул, затрясся всем телом.

— Детка, не надо, — Брок поднял руки в примирительном жесте, коснулся ладонью железных пальцев, ласково погладил, щедро делясь своим теплом. — Пусть катится на все четыре стороны.

Рассел больше не лез, по крайней мере, не пытался противостоять в открытую, но и не гадил. Если бы Брок хоть немного засомневался в его действиях, почувствовал угрозу для Зимнего, самолично прирезал бы идиота, но тот затихарился.

Надо было что-то делать.

— Слушай, — Брок привалился к плечу Зимнего, краем глаза наблюдая за проверяющими оружие бойцами. — Что тебя держит в «Гидре»? Почему ты здесь, а не на свободе? Ты же сильнее нас всех, вместе взятых.

— Я не помню, — признался Зимний и добавил: — Пока не помню. Что-то держит.

— Придумаем что-нибудь, — пообещал Брок скорее самому себе, а не Зимнему.

Весь полёт Брок просидел молча, бездумно разбирая и собирая зауэр, не среагировал на дежурную шутку Таузига, не услышал вопросов Роллинза. Не до них было. Что-то надвигалось, Брок чувствовал это копчиком.

Зимний тоже молчал. Сидел с Броком плечом к плечу и пытался вспомнить, почему же он подчиняется «Гидре» — любому в «Гидре», как это произошло и когда?

Когда аппарель коснулась земли, выпуская бойцов из брюха джета, Брок вскинулся, переключаясь в боевой режим. Сейчас он отвечал не столько за себя, сколько за людей, что шли следом, и никто не должен был пострадать только потому, что командир ударился в меланхолию.

Это была стандартная операция по зачистке. Против Страйка были такие же наёмники, которых Зимний одного за другим снимал из снайперки до тех пор, пока Брок, его Брок, не упал, нелепо взмахнув руками.

Зимний понёсся к нему, готовый убивать любого, кто ему воспрепятствует.

Брок едва успел понять, что произошло. Вот он кричал, надрывая голос, отстреливался почти в упор, прикрывая на мгновение замешкавшуюся Мэй, а вот дернуло болью в подрёберье, кувыркнуло, выбивая землю из-под ног.

На мгновение оглохнув и ослепнув, Брок зажмурился, облизал пересохшие губы и снова открыл глаза. Над ним в пронзительно яркой синеве плыли лёгкие белоснежные облака… рядом что-то взрывалось, кричали люди, кто-то тряс его, не давая немного передохнуть.

Зимний отшвырнул в сторону Мэй, рявкнув:

— Выполняй задачу.

Испуганная его рыком, она понеслась дальше, стреляя. Роллинз раздавал команды, которые раздражающе рявкали в наушнике.

Броку разворотило живот разрывным. Бронежилет не спас. Из живота, подчиняясь толчкам сердца, выплескивалась кровь, и Зимний припал к ней, как к источнику вечной молодости, не давая ни капле упасть на землю.

А когда глаза Брока почти закрылись и руки и ноги похолодели, Зимний вскрыл себе запястье, разжал Броку челюсти и велел:

— Пей.

Прохладная темная кровь струйкой сбегала между губ, которые Зимний столько целовал. Зимний уже почти отчаялся, уже почти решил, что не успел, но тут Брок сглотнул.

Гортань опалило огненным вихрем, он лавой потёк дальше, выжигая всё за собой, клеймя, изменяя. Брок пил, не понимая, что течёт ему в рот, захлебываясь, пытаясь вдохнуть между глотками, цеплялся пальцами за жёсткий рукав куртки.

— Пей, дитя, пей, — приговаривал Зимний, поддерживая Брока под затылок металлической ладонью. — Мое дитя, мой потомок, кровь от крови моей отныне и во веки веков.

Желудок скрутило судорогой, словно Зимний сунул железные пальцы ему в брюшину, накрутил на кулак кишки и потянул на себя. Брока выгнуло, выломило, затрясло словно в лихорадке, он закричал, срывая горло. Мир вокруг изменился, вспыхнул чересчур ярко и поплыл куда-то в сторону, окончательно заваливая горизонт под каким-то невероятным углом.

Зимний прижимал к себе своё новорожденное дитя, глядя, как затягивается развороченный живот, как тело выталкивает искорёженную разрывную пулю, как красные края раны розовеют, белеют, исчезают.