Я неловко взгромоздился на высоком стуле над барной стойкой и взял ближайший полный стакан. Первым делом я хотел абстрагироваться от всего, что происходило за моей спиной. Я приговорил свой второй коктейль ещё быстрее, чем первый, и вроде бы, стало лучше. Вскоре моя реальность ограничилась двумя метрами барной стойки и белым фартуком бармена, косившегося на меня озадаченным взглядом, в нем я узнал мужчину, стоявшего на раздаче в офисной столовой. «Еще один ничего не подозревающий бедолага», — подумал я, глядя, как он украдкой наливает себе стопку джина, скорее всего, не первую. И тут мне на плечо тяжело и резко опустилась рука Стаса, он сел рядом и буквально вытащил меня за шкирку из омута моего уединения, назад в свою абсурдную реальность.
— Ты как? — Спросил он с вполне натуральным беспокойством. Я ничего не ответил, лишь посмотрел на него уже совсем не бодрым взглядом. — Тебе нравится эта девушка? — Я продолжал молчать. — Я видел, как ты смотрел на нее. Эта новенькая многим у нас приглянулась. Не робей, подойди, поговори с ней. — Уж от кого, а от Стаса я не ожидал такой «проницательности», я лениво изобразил благодарность. Внутри же наступила тревожная, огнеопасная тишина, я всеми силами старался не думать, чтобы не вникать и не осознавать всей степени абсурда, которую он мне навязывал. — Эй… — Он потрепал меня за плечо, заискивающе заглядывая прямо в глаза. — Ты в порядке, парень?
— Все нормально. — Ответил я, уже почти не скрывая стоявшего в горле отвращения.
— Отлично!
Мой надрывный тон ничуть не смутил Стаса, он уселся поудобнее, взял полный стакан и сделал длинный глоток. Я же продолжал давить упавшим взглядом на стерильную столешницу.
— Согласись, раньше было намного хуже. — Неожиданно, с задумчивым, философским настроением заговорил он. — Ни с кем вот так не поговоришь по душам, никто тебя не понимает и в принципе не способен понять, каждый живёт своем мире, со своими радостями и заботами, а до тебя никому дела нет… И женщины были куда сложнее. Просто заговорить с ней — уже проблема. Если не пошлет, то посмотрит, как на дурака. Мир становится другим — простым и понятным. Больше не надо бояться, потому что точно знаешь, чего ждать от этих людей. — Он огляделся, придав большую значимость всему, что происходило вокруг. — Что думаешь, Артур?
Я все глубже пропадал в алкогольном дурмане, мне было наплевать на Стаса и его неожиданное, суррогатное, как все вокруг, откровение, но он ждал ответа, а мне приходилось внимать ему, ведь, судя по всему, я должен был рассуждать так же, как и он.
— Правду говоришь. — Сказал я и сделал очередной глоток.
— Спасибо, друг. — Произнес он и снова по-товарищески хлопнул меня по плечу. — Вот об этом я и говорю: я помог тебе с этой девушкой, а ты в ответ выслушал и поддержал меня. Ведь это и есть настоящая дружба, это лучший мир. — Он мечтательно увёл взгляд в потолок, где смешивался свет разноцветных фильтров. — А когда-нибудь станет ещё лучше. Скоро мы создадим респираторный вирус, и тогда весь мир узнает, что это такое — всеобщее единение.
— Здорово, наверное…, - вдруг вступил незнакомый голос, — работать в мозговом центре планеты. — Я посмотрел на бармена и сперва решил, что мне показалось: это был его голос. — Быть всегда на острие прогресса. Сидеть в уютном офисе, пить кофе, строить теории, ставить опыты… Просто рай для ученого. — Бармен говорил саркастическим, надменным тоном, по его голосу и по опустевшей бутылке джина я понял, что это алкоголь развязал ему язык.
— Парень, что тебе надо? — Стас заговорил в своей обычной грубоватой манере.
— Что мне надо? — Изумлённо повторил бармен. — Равноправие. — Это слово он бросил Стасу в лицо, словно тряпку. — Я, так же, как и вы, создан для науки. Так почему вы работаете учёными, а я разливаю джин на баре?
— Ну уж извини, каждому повезло по своему. — С готовностью отбить любые нападки огрызнулся Стас.
— Нет, так не пойдет. — Бармен не отступал. — Ни один из нас не должен быть выше других. Я так не задумывал.
— Да? А может быть, ты не все продумал? Тебе следовало быть более предусмотрительным.
Слушая их громкий спор через токсическую завесу алкогольного опьянения, я начинал понимать, что к чему. Намеренно усыпленный мозг снова включался в работу. От резкого возмущения бармен перешёл к недовольному мычанию.
— Нет… Это неправильно. — Даже под громкую музыку я слышал, как он сердито сопел. — Это не справедливо. — Его глаза блуждали в глубочайшем раздумье, будто пытаясь на что-то решиться. — Мы все вышли из одной смеси, и должны иметь равные права. Если входной состав один, почему результаты различны? — Когда он это произносил, я смотрел на полку с бутылками, по-прежнему с трудом соображая, и тут он мигом вывел меня из ступора, схватив за плечо и крикнув мне прямо в лицо: — Почему?!
— Все, хватит! Проваливай! — Стас схватил его за руку и резко оттолкнул, так что он едва не снес полку с напитками. — Иди проспись.
Бармен удалился, продолжая настойчиво коситься на меня, без злобы, но с неожиданным доверием и надеждой, Стас же сердито взялся за бокал.
— Вот придурок. — Недовольно буркнул он и так же недовольно потянул коктейль.
Я же, не говоря ни слова, плавно стек со стула и направился вдоль бара в самый темный угол. Собираясь с мыслями, я пытался уложить в голове только что случившееся открытие: свободных умов здесь больше нет. Меня вела неуправляемая сила мимо барменов и официантов, мимо подвыпивших учёных и весело лопочущих менеджеров. Я посмотрел на официанта, стоявшего над душой у ген. директора, затем на охранника у входа — у них был одинаково недовольный, обиженный вид — им всем приходилось быть частью этого праздника, но при этом довольствоваться ролью прислуги. Я брёл дальше и неожиданно встретил Любу. Мой волочащийся взгляд столкнулся с ее загадочной улыбкой, я не успел понять, смотрела она на меня или куда-то вдаль, но от пугающей мысли о том, что за этой улыбкой скрывался Феликс, мои нервы леденели, а ноги начали заплетаться, как по заклятию. Я больше не смотрел ни на кого и шел непоколебимо к своей цели.
В уборной было тихо и безлюдно, как по накатанной, я прошагал через все помещение и закрылся в кабинке. В тот же миг скверна переполнила мой организм и полилась через край, едва я успел поднять крышку. Я стоял на коленях, словно в раскаянии, опираясь на белое сиденье, и смиренно терпел, пока мое нутро выворачивалось наизнанку. Вместе с токсичной смесью выходил дурман, и мой разум понемногу начинал светлеть. В голове восстанавливались детали произошедшего: взгляд Любы, разговор со Стасом, пылкая речь бармена. Он возмущался и кричал о неравноправии среди копий, он кричал… В самом конце разговора он крикнул что-то прямо мне в лицо. Я не мог вспомнить, что именно, пока не выплеснул истошно очередную порцию кислоты. «Почему?!» — Он спросил меня, почему при одинаковом входном составе получаются разные результаты. Они отличаются…, копии Феликса отличаются. Но я заключил, что все эти люди намеренно играют свои роли. Быть может, речь не о людях…
Я поднял голову к солнцу, которым была для меня бесформенная матовая лампа, встал с колен, осторожно, не спеша, словно раненный, и направился к умывальнику. В сотый раз удивившись чужому лицу в зеркале, я умылся, собрал в охапку свежие мысли, чтобы не растерять, хорошо хлебнул воды из-под крана, и вышел вон. Спускаясь по лестнице, я понял, что по-прежнему пьян, но прохладный осенний воздух должен был меня взбодрить. Вечер выдался действительно свежим, я ощутил его кожей и ребрами, когда холодный ветер проник за пазуху. На окрестных строениях было минимум огней, в этой ветхой промзоне в центре города всегда было темно и безлюдно, а где-то неподалеку находилась та самая заброшенная фабрика, где меня лишили разума. Я разнузданно плелся по тротуару, маниакально заглядывая в зеркальные лужи, в которых виднелось обрывочное отражение Луны.
На пути в «цитадель» я понемногу приходил в себя, моя походка выровнялась, но рассудок по-прежнему оставался слегка затуманенным. Офис стоял без движения в кристально-зеленоватом оттенке на фоне темного неба, почти на всех этажах горел умеренный ночной свет; я смотрел на опустевшее здание и думал о том, как прекрасно в нем будет без Феликса. «Все-таки здорово работать здесь… Жаль, что не сложилось». — Подумал я, удручённо выдохнув.
