Неподвижно, как дерево, я стоял у клетки, мысли и эмоции остановились в странном исступлении, внутреннее состояние походило на отдых в комфортной нише над пропастью — двигаться было нельзя и не хотелось. Не знаю, сколько я просидел бы так, если б не услышал знакомый противный голос:

— Все тренируешься на собаках?

Я обернулся в лёгком шоке и увидел себя. Андрей возвышался надо мной в белом халате, с набором пробирок в руках. Я сперва оторопел, но вскоре собрался и сбросил напряжение через неловкий смешок.

— Да, тестирую новый штамм. — Ответил я прямо и кратко, как было нужно.

— Интересно. Что за штамм? — Весьма приветливо поинтересовался он.

— Модификация вируса…, - я понял, что затянул паузу, придумывая ответ, — особо долго живущая в пробирке. Долго думал, как сформулировать.

— Здорово, Артур. — Искренне оценил Андрей. — Я не говорил, мне всегда нравился твой подход, твоя инициатива всегда оказывается полезной.

— Спасибо… — Неуверенно произнес я. Он в очередной раз поразил меня, его поведение было совсем не свойственно Феликсу, которого я знал. Эта активная доброжелательность была, определенно, не его, а, скорее…, моя. Я смотрел на него, забыв о конспирации, прокручивая эти мысли в голове. Он, как всегда, частично принимал чужой характер. Почему со мной этого не случилось…

— Ты какой-то загруженный. Идешь на корпоратив? — С неизменным задором спросил он.

— Сегодня?

— Через две недели…, тебе точно пора отдохнуть.

Это было уже странновато. Да, я всегда был веселее Феликса, но не настолько. Он, определенно, переигрывал… Эта неожиданная мысль застопорила меня ещё сильнее.

— Приходи! Я видел клуб, который сняли, отличное место. Я буду ставить пластинки. — Добавил он с режущим слух бахвальством. — Так что будет по-настоящему жарко.

«Он украл мое увлечение, — с настоящей злобой подумал я, — он правда переигрывает». Я произнес это в мыслях прежде, чем осознать: «Феликс играет роли». Он старательно принимал образ каждого, в чьем теле оказывался, и никакого влияния чужих генов здесь не было. Я не мог настроиться на общение, новое открытие буквально поглотило мой разум. «Неужели это все театр… Он создаёт общество индивидуумов с притворной индивидуальностью».

— Артур, ты чего? — Он заглядывал мне в глаза, словно в нору, обитатель которой никак не хотел выходить наружу.

— Да, извини, Андрей, не могу оторваться от мыслей о работе. С этими собаками так трудно. Вот бы провести эксперимент на людях.

— Ну так, Инкубатор тебе в помощь. — Все с тем же позитивным настроем произнёс он.

— А… — Все, что я смог ответить на это. Я не понял его и ждал, что объяснение вот-вот всплывает из памяти Феликса, как обычно. Но это этого не произошло. — В каком клубе, говоришь, вечеринка?

После встречи с самим собой я уносил ноги из питомника, как будто от пожара. Мне хотелось добежать до своего рабочего места и закопаться под книгами, столько ломающей мозг информации за несколько минут могли свести нормального человека с ума. Он играл мою роль, так же, как играл роли всех, чьим мозгом завладел. И он знал что-то, чего не знаю я. Как это могло получиться? У нас общая память и общее дело. Почему я не знаю ничего об этом Инкубаторе? Что это вообще такое? Ответ был мне недоступен. Я рылся в памяти Феликса, как мог, но не находил никаких зацепок, ничего, что могло бы привести к ответу. Это обстоятельство шло в разрез с прошлыми наблюдениями и напрочь ломало мои теории. В этой ситуации я уже не мог быть уверенным в чем бы то ни было, включая мой немыслимый план. Я старался успокоиться. Мое дело с собакой ещё не было завершено — оставалось убедиться, что сознание передано и что теперь у меня есть подопытный.

Придя в себя и собравшись с мыслями, я вернулся в питомник, к клетке того самого лабрадора. Он сидел тихо и не бросался в ласки, как раньше. Я принес с собой пять резиновых мячей с цифрами — это был тест, который должен был пройти пёс, чтобы доказать, что он — это я. Когда он принялся, по своему собачьему обыкновению, обнюхивать мячи, я напрягся, решив, что предо мной по-прежнему обычая собака. Но затем он начал ходить кругами, внимательно рассматривая мячи с разных сторон. В итоге, он разложил их ровно в том порядке, который я задумывал, когда делал снимок сознания. Я посмотрел в его грустные глаза, он так же пристально и безрадостно смотрел на меня. Сомнений не осталось: это был человек, столь же сознательный, как и я. Его новорожденное сознание стало побочным продуктом моих исследований, ещё одно существо было создано обреченным на душевные муки, до тех пор, пока кто-то не сотрёт его. Я пропустил пальцы через решетку, надеясь дотронуться до него:

— Прости мне, что создал тебя. Я верю, это ненадолго.

Пес подошёл к решетке и утешительно коснулся носом моих пальцев. Говорят, звери любят, когда их гладят, потому что это напоминает им о прикосновениях матери. Я надеялся, что и в моем друге проснется эта телесная память. Но, неожиданно, наше уединение нарушил приближающийся звук шагов. Я обернулся настороженно, из-за клеток появилась невысокая, полная женщина с поводком в руке. С ней был взрослый доберман с блестящей шерстью и угрожающим оскалом, она шла, глядя на меня суровым, властным взглядом, так, что я физически чувствовал давление. Когда она остановилась рядом, я не нашел, какими словами к ней обратиться, и лишь угрюмо хмыкнул.

— Пропустите. — Прозвучал строгий, не по-женски басистый голос.

Я отошёл в сторону, тучная дама бесцеремонно открыла клетку с моим подопытным и подняла своего зубастого зверя, как будто это был безобидный маленький щенок.

— Что вы делаете? — Я, наконец, отбросил свою робость и вмешался.

— А на что похоже? Пополнение прибыло. — С хамоватым тоном ответила она.

— Почему сюда? — Возмутился я. — Эта клетка занята.

Женщина посмотрела на меня искоса, как на слугу, который вдруг осмелился раскрыть рот.

— Все клетки заняты. Материала много, будем уплотнять. Отойдите.

Доберман вел себя довольно тихо, и все же меня одолело беспокойство: чего ждать от этого грозного соседа в дальнейшем, предугадать было сложно. Идти на конфронтацию в моей ситуации было неприемлемо, поэтому я остановился на единственно возможном варианте: сделать добермана своим вторым акцептором. Я не стал заморачиваться с новым снимком и просто взял ту же плазму, что получил ранее. Так в одной клетке оказались две мои четвероногие копии.

Что у меня было после двух недель исследований и размышлений… Гора разноплановых наблюдений и две задачи, в решении которых я, объективно, не продвинулся ни на шаг. Я утопал в своем кресле, перебирая пальцами магнитный куб и разыскивая решение на потолке. Наверное, в этот момент я больше всего походил на Феликса в минуты его отрешенных раздумий, мой взгляд был практически недвижим а руки жили своей жизнью. Мысли перетекали от одной стены к другой, как взволнованная вода в аквариуме, проходя по одним и тем же порогам, вроде стирания сознания и восстановления его из памяти. Эти варианты были тупиковыми, потому что ни я, ни Феликс, ни мы вместе не знали, как претворить их в жизнь. Мой взгляд постепенно угасал, пропадая в безмятежном отчаянии, и когда движение мыслей практически сошло на нет, я поднял ладонь: в ней магнитные шарики, разделенные пальцами на четыре пучка, упорно стремились друг к другу. Я затаил дыхание, боясь спугнуть свежую мысль. «Вот оно…! Или нет…?» — Идея, посетившая меня, тут же вызвала ряд сомнений, но опробовать ее я был обязан.

Вдохновленный неожиданным прорывом, я устремился в лабораторию, прихватив свой экземпляр вируса. Что было сил, я старался скрыть воодушевление и двигаться спокойно, не привлекая внимания, обдумывая на ходу план исследований. С каждым шагом моя идея становилась все яснее и реальнее, респираторный вирус уже не казался чем-то недостижимым, в моей голове был настоящий рабочий вариант, и теперь Феликс со своей идеей белковых усиков оставался далеко позади. Вот ведь как бывает…, дни напролет ломаешь голову над одной задачей и вдруг, совершенно внезапно и легко находишь решение другой. Быть может, и в проблеме излечения так же придет своя «Эврика»…