— Как и обещала, вернулась взять свое, — отвечает, наконец, Златоглазой. Та смотрит Николь в глаза и, прикусив губу, явно терпит самую настоящую физическую боль.

Удивление расцветает на лице Роберта. Не такого он ждал ответа. Ничего не понял во фразе Николь.

— Кто? Погоди. Я про эту Дану вашу. Не такой уж она кристальной честности, как хочет казаться. Проститутку грохнула, чтобы следы замести…

— Браслетик куда дел? Тонкую цепочку с висюлькой в виде лотоса, — Николь переводит взгляд на Роберта. Он надоел ей, пусть заткнется уже. Какими еще словами его прибить?

Златоглазая медленно тает в воздухе, словно впитывается в собственные мысли.

«Её озадачил мой ответ? — Николь до последнего вглядывается в любимое лицо. — Что произошло здесь? Что-то успело произойти?».

Ответом на провокационный вопрос Николь кровь приливает к лицу молодого человека, Роберт тяжело дышит, затем так же быстро бледнеет и почти естественно поводит плечами.

— Каак.кой браслет? Откуда… — вместо «ты знаешь?» Роберт рычит что-то неразборчивое, ибо это самый идиотский вопрос, который могла бы задать какая-нибудь тупая домохозяйка или герой второсортного сериала. Если Николь знает о безделушке, то она просто дьявол, а для него, как известно, нет секретов ни в одном из миров.

«Стерва она и сволочь!» — чувствуя себя увязающим в западне, мысленно кричит молодой человек, ищет пути к спасению и одновременно молится, как мама в детстве учила.

За своими увлекательными переживаниями Роберт не замечает странного поведения Николь — то она удивленно глядела в пустоту рядом с ним, то, бледнея, устремила взгляд куда-то вдаль за его спину.

— Значит, вслед за папашей ты и меня решила слить, — голос Роберта, и без того негромкий, вовсе глохнет к концу фразы. Каким еще образом увести разговор в сторону, он не знает, но, не дослушивая собеседника, Николь резко поднимается.

— Жди здесь и не делай глупостей, — коротко бросает Роберту, даже не глянув в его сторону, идет туда, где за дальним столиком две девушки склонили головы друг к другу.

Ханна поднимает глаза на прозвучавшее «чудно», а Николь хотелось бы всадить нож в грудь той, второй.

Отпустив руку Ханны (когда она успела ее взять за руку?), Дана тоже поднимает глаза на дочь почившего владельца компании. Не узнать ее невозможно, как и представить, что именно она может здесь сейчас делать?

«Так вот о ком Ханна рассказывала! Кого никак не может забыть и ту, что бросила ее ради семейного дела!» — но Дана и представить себе не могла, о какой именно Николь могла говорить эта девушка. Слишком невероятно подобное стечение обстоятельств. В придуманном кем-то романе — да, в жизни — нет!

— Ты моя, — тем временем очень тихо, практически без звука напоминает Николь Ханне неромантичную и наверняка неправильную, но истину.

Позади сидящей Ханны поднимается ее фантомное проявление. Золото в ее глазах жжется иронией.

«Вот как?» — отвечает за земную девушку ее Златоглазая сущность. По едва уловимому движению, мгновенным взглядам, становится понятно, что ее видят обе — и Николь, и Дана.

— Даже так? — холодно улыбается первая. Помолчав, глядя на Ханну, она отступает на шаг назад.

Оглядевшись, Николь берет стул от соседнего свободного стола, ставит его ближе, садится и, наконец, оказывается на одном уровне взгляда с Ханной.

«Черт побери, какая же из них настоящая?» — кипит в действиях Николь странное злое веселье.

— Мне нравится твоя новая сущность. Она так непосредственна и зубаста, — за улыбкой Николь скребутся слезы (тоже самые настоящие, человеческие) и все неправильное — расставание, слова, компания, деньги, расстояния — все медленно осыпается пеплом с проясняющихся вечной синью небес.

…А Дана хотела бы исчезнуть, но продолжает сидеть и видеть то, чего никто, кроме этих двоих, не должен видеть.

Ханна молчит. После всех пережитых потрясений ее телесная оболочка походит на пустой кувшин. На редкость энергичный джинн фантомной сущностью кружит рядом. Она рассказала Дане о том, как любила и любит безумно одну-единственную, разбившую ее глупое, земное сердце, она сказала, что ее любимая предпочла деньги, власть и семейные войны за звание главной стервы, но промолчала о том, как сама не хотела слушать Николь, понять и принять ее просьбу дождаться, подождать.

— Я ничего не могу тебе сделать, — Николь тихо и веско озвучивает очередную правду. Ханна осторожным взглядом касается едва заметного шрама у правой брови — однажды в ссоре, в пылу чувств, она бросала в Николь всем, что попадало под руку, а та совершенно глупо не защищалась и даже не пыталась увернуться.

— Но ей не жить, — уточнять, о ком идет речь, не требовалось, и прежде, чем кто-либо успел ответить, молча поднявшись, не торопясь, пошла в сторону ожидающего ее Роберта.

«Похоже, фортуна вновь решила его поцеловать» — разлилось в воздухе гадкое понимание.

Златоглазая Ханна обреченно слилась с физическим телом.

— Прости, — тихо вымолвила девушка, не смея поднять на Дану глаз, а та тщетно пыталась осмыслить чудовищность только что произошедшего, но никак не могла до конца поверить в то, что это не сон, что все взаправду и по-настоящему.

— То есть эта Николь, — решив повторить себе вслух для большей достоверности, начинает перечислять Дана. — Я тогда только пришла в компанию, помню, как все обсуждали пикантную семейную новость. Дочь Генерального собиралась вступить в фиктивный брак, чтобы получить компанию, но в последний момент послала всё к черту, у нас говорили «ради любви», не уточняя, какой, и пропала со всех радаров.

— За этим самым столом мы решили быть вместе и сбежать, — подтверждает Ханна.

— А затем она так же неожиданно появилась и началась тряска.

С интересом и по-новому глядя на Ханну, Дана вспоминает, как восхищалась поступком той, что отважилась бросить все ради любви, а спустя время одним своим желанием это «всё» себе же и вернула.

— Живет как хочет, — негромко озвученная мысль на первый взгляд показалась несвязным чем-то. — Я восхищалась ее поступком, завидовала смелости, спорила с эгоистичной безответственностью…

— Потому что сама себе не могла такого позволить? — в голосе Ханны проскальзывают интонации ее Златоглазого проявления, но напротив Даны теперь только одна девушка.

Заметавшись в собственном теле, как в клетке. — Ты эти секреты имела в виду? — моментально вскидывается Дана. — Их ты продавала своему братцу? — а потом и вовсе уходит в сторону, — так, может быть, он и убил ту несчастную?

Ханна поднимает голову, медленно оглядывается на Николь, беседующую с ее почти-братом. Спектр его энергетического «окраса» не оставляет сомнений.

— Боюсь, теперь это ты ее убила, — отвечает Ханна, отчетливо произнося каждое слово.

Заметавшись в собственном теле, как в клетке, душа Даны неслышным криком заходится от несправедливости, от обиды. Хочется пойти, сгрести эту наглую девку, поступками которой она восхищалась, и швырнуть ее в свою жизнь. «Какой бы смелой она была бы тогда?! Как посмела бы жить по своим правилам…».

— Прихотям! — зло вслух Дана перебивает сама себя. — Им в угоду она теперь просто сломает все, что я строила столько лет, к чему стремилась!

Ханна испуганно глядит на Дану, а та, распаляясь пониманием, звереет на глазах.

— О! И Корф здесь! Этот польский немец с русским именем! Свадебный генерал!

— Всё продумано? — едва не крича, Дана смотрит на Ханну. — Ты убила меня, понимаешь? Ты разрушила всё.