— Так ты разбила его или я? — Дана пытается вопросом остановить процесс «исчезания», — постой! Это важно!
На окрик Даны в дверях останавливается мать. Несколько секунд она просто стоит, ожидая, наверное, извинений или других слов, но в номере тишина. Озадаченно женщина оборачивается.
— Богдана? — в голосе вопросительная требовательность. Мать ждет, что эта дылда — «и когда только моя Даночка успела так вырасти?» — сейчас обернется, станет прежней, сведет все к просто дурацкой шутке. Но слишком высокая и взрослая для шестилетней девочки фигура не реагирует на женщину — двадцатишестилетняя девушка стоит на прежнем месте, растирая в ладонях капли воды, и напряженно глядит куда-то в свободное перед собой пространство.
— Ханна! — неожиданно и страшно кричит в пустоту взрослая и чужая дочь. — Не вздумай теперь исчезнуть! Ты должна мне рассказать, как это возможно! Это ты моими руками ее убила?! Я найду тебя! Переверну этот город к чертям!
Отшатываясь, мать в ужасе шепчет — «наркоманка» — и опрометью, с резвостью, не свойственной ни ее диагнозам, ни возрасту, ничему, бросается к лифту. Крик Даны преследует, разносится по этажу.
— Ханна! Damn*! Я жду тебя в этих «Лампочках» ваших! Слышишь…
Комментарий к
*Damn - проклятье, черт возьми.
========== Часть 17 ==========
— Пани Агнешка, — поднимаясь из-за столика в кафе, молодая женщина протягивает для приветствия руку. — Как всегда пунктуальны, точны и верны своим принципам.
Её взгляд внимателен, голос негромок, движения неторопливы и уверенны. Эта особа не имеет привычки льстить, может себе это позволить и если отмечает чье-либо качество, то всегда искренна. Она из тех людей, о которых говорят «в них чувствуется порода», как бы некрасиво, а где-то вовсе вульгарно это ни звучало. Причем однозначного определения «породистости» до сих пор нет. Нельзя сказать, что Николь обладает какой-то выдающейся внешностью — ей двадцать шесть, среднего роста, с хорошей фигурой, умением подчеркнуть ее одеждой, хоть и неброско. Из стилей явно предпочитает так называемый «smart casual» — аристократично небрежное сочетание делового-офисного со стремлением к свободе и непосредственности.
Крепко пожимая тонкую и на удивление сильную кисть, Агнешка отмечает комплимент легким наклоном головы.
— Мисс Николь, — удивительно, как в двух словах она умудряется выразить вежливость, дистанцию и легкую иронию над всем происходящим. — Ничуть не изменилась. Разве что стрижка…
С легкой улыбкой Николь пальцами касается кончиков своих волос — удивительно ностальгический жест (или особенно таковым выглядящий в «Лампочках»).
— Есть ли что-то более непостоянное, чем девичьи предпочтения в стрижке, цвете волос и их форме?
Церемонно предлагая друг другу сесть, Николь и Агнешка одновременно опускаются за столик; обе чем-то напоминают шахматисток, приступающих к новой партии старой, как мир, игры. Черно-белые квадраты поля — это жизнь с ее относительно светлыми и темными периодами, фигуры, в данном случае — факты, суждения и опыт прожитого, накопленные к данной партии. Например, Николь никогда не нравилась Агнешке (она словно излучает превосходство даже в своем безупречно вежливом общении), но при этом Агнешка всегда считала ее слишком хорошей для Роберта. В свою очередь, как относилась к возможной будущей свекрови сама Николь — неизвестно, вполне возможно, за привычной маской «искренней вежливости» скрывается пустое «никак», что для женщины было бы особенно неприятно.
— Еще раз извиняюсь за беспокойство, — пока обе садятся друг против друга, Николь произносит очередную дежурную фразу. Около получаса назад она позвонила Агнешке с просьбой о встрече так скоро, как только возможно. Та согласилась, не выказав при этом ни удивления, не задавая лишних вопросов.
— Лучше расскажите о цели, — устало, но серьезно и внимательно отвечает женщина. — Еще пять дней я связана поручительством с любым из безумств Ханны. Полагаю, вы хотели поговорить именно о ней?
Не желая выдавать истинных мыслей о цели будущей беседы, Агнешка маскирует их под доступное и естественное объяснение данной встречи. Представленная всем невестой Роберта, Николь некогда то ли увезла с собой, то ли сбежала сама в компании с ненормальной Ханной. Кто из них был инициаторшей безумства, сложно сказать — «Николь только на первый взгляд кажется очень «правильной», а на поверку может статься еще более чокнутой, чем эта «дочь страсти» Ё-Ханна».
Подтверждая звание главной «мисс непредсказуемости», Николь уклончиво отвечает:
— Не совсем.
Разумеется, ее нисколько не ввели в заблуждение ни слова, ни отговорки женщины. Не торопясь продолжать, она смотрит на Агнешку, словно прикидывает на взгляд степени адекватности и/или уровень восприятия. Паузу забивает обычный повседневный шум. Днем в «Лампочках» так же многолюдно, как и вечерами, разница лишь в наличии после девятнадцати часов «живой музыки». Сейчас сцена пуста, пространство наполнено голосами посетителей и мягкими ритмами, транслируемыми в записи или непосредственно из онлайна.
Спустя несколько минут бестолкового молчания оно вместе с шумом уже особенно досаждает Агнешке в контексте «дурацких игр этой девицы», мысли привычно вскипают раздражением.
Николь начинает говорить одновременно с потерявшей терпение визави.
— Предвосхищу ваше возмущение, — произносит она в тот самый момент, когда Агнешка открывает рот, чтобы поторопить Николь. Женщина опаздывает буквально на доли секунды и теперь выглядит довольно глупо, словно в разговоре набрала полный рот воды (в данном случае слов) и ни проглотить не может, ни выплюнуть.
Если быть честной до конца, то именно этот эффект был нужен Николь. Нечто подобное она, возможно, даже неосознанно, но довольно часто проворачивает в диалогах, связанных с «определенными сложностями». Выбить собеседника из колеи, заставить его чувствовать себя некомфортно, значит, в какой-то степени получить доступ к управлению им. Люди всегда проще отказываются от суждений своего «дурацкого Я», и Агнешка не исключение.
— Я хотела спросить, — негромко продолжает девушка со спокойствием каменной статуи, — что вы будете делать, если Мартина обвинят и осудят за убийство той проститутки? Я предупреждала насчет возмущения, — буквально полтона выше гасят первую искру в глазах Агнешки.
Отмечая увеличившиеся, особенно заметные в сузившихся глазах женщины, зрачки, Николь продолжает с прежним спокойствием.
— Как вы представляете дальнейшую вашу и его жизнь в этом случае?
Мир на мгновение замер. Уйти? — в безмолвии смотрит Агнешка. — «Только эта бездушная кукла может произносить с такой легкостью такие ужасные вещи».
Николь исключала вариант побега несчастной с их условного «поля боя». Эта женщина привыкла встречать любые трудности лицом (или грудью) и пробивать их лбом, читай, упорством. Правда, данная тема была особенно чувствительной, если не сказать болезненной.
Спустя несколько секунд осознавания и более глубокого понимания прозвучавшей информации, буквально задохнувшись — будто одним ударом из нее выбили дух, Агнешка, медленно приходя в себя, с некоторым трудом обрела дар речи.
— Я всегда считала тебя… — голос зазвучал натужно, будто на своих плечах женщина пыталась удержать что-то несоразмерно тяжелое, — наглой и чересчур самоуверенной, но сейчас ты перешла все границы.
Слушая Агнешку, Николь остается спокойной, как и прежде, как и в любых переговорах.
