«Вернее, я всего лишь ухватил маленький кусочек, добила его несносная дочура в своей священной войне против семейных устоев. Она-таки возглавила монстра вопреки всем отчим стараниям! — Роберт хмыкнул, мысленно разглядывая картину событий прошлого и настоящего, сверяя ее с собственной картой прогнозов на будущее. — Засланная сейчас Дана тоже часть той военной компании, касающаяся меня вопреки нашему с Николь договору».
Размышляя так, Роберт видит сквозь призму вечера события полуторагодичной давности — их первую и последнюю встречу с несостоявшейся невестой после ее знаменательного побега с его почти сестрой.
Хмыкнув еще раз на забавное сплетение определений-слов, родившееся в тронутом текилой сознании, Роберт буквально построчно перебирает в памяти пункты их с Николь последнего разговора, а точнее, неписанного договора-плана определенных действий. Роберт становится нянькой для Ханны на ближайшие пятнадцать месяцев, а Николь прощает Роберту кое-какие грешки филиала. Она тогда срочно вернулась из «райского побега» в Нью-Йорк отвоевывать компанию у «почти покойника» с его армией юристов, а Ханна, отказываясь что-либо понимать, пустилась буквально во все тяжкие, доставляя массу проблем всем вокруг и в первую очередь Николь, которой и так было очень не сладко.
Разумеется, никто ничего об этом не должен был знать, да и не знает. Агнешку Роберт «подключил» уже самостоятельно. Прикидывая, куда бы «пристроить» почти сестру на пятнадцать месяцев, сообразил, что знания и таланты Ханны лучше всего впишутся в канву косметического центра мачехи и тем самым будет выполнен один из основных пунктов условной свободы Ханны — официальное трудоустройство.
В общем, все вновь сложилось идеально — Ханна при деле и помимо пассивной миссии «козыря в рукаве» выполняла вполне активные задачи «видения насквозь» любых интересующих Роберта партнеров. Николь с головой была занята своей «священной войной» за наследство против наследия семейно-ретроградной политики почившего к тому времени Старика.
«В общем, это был единственный подходящий момент, чтобы рискнуть и выиграть. Мой личный выигрышный билет сам упал в руки, нужно было только не упустить его».
— И в принципе, не было в нашем с Николь договоре пунктов, запрещающих мне подобные действия. Это даже не рейдерство, а так, легкое планирование.
Роберт действовал осторожно, как только мог. Сделать из филиала свою компанию, и так, чтобы потом никто не мог оспорить ни юридически, ни финансово, никак вообще — дело не быстрое, ювелирное и опасное. Оно целый год изводило и доставляло немыслимое удовольствие; теперь близилось к завершению, когда в офисе Роберта неожиданно появились эти четверо во главе с «отмороженной» Даной Петрик, аккредитованные Советом, но по факту лично Николь, и карточный домик, который построил Джек Роберт, закачался.
Проигрывая в голове все возможные варианты, Роберт начал с ближайших. Глядя на Ханну, этот «козырь в рукаве», вспомнилось, как они впервые встретились.
— Мне кажется, я могу тебе верить… — девочка неуверенно и странно глядела на юношу, представленного ей братом. Ей было восемь, ему семнадцать.
— А ты не уверена, что ли? — хмыкнул Роберт, разглядывая странную внешность сопливки, представленной ему сестрой. Она по сути дикарка, воспитанная в большей части аборигенами, которых лечил их общий отец, а сам Роберт — блестящий студент американской бизнес академии.
— Это не я, — девочка помотала головой, отчего в ушах и косичках ее тихо зазвенели подвески-сережки. — Ты сам еще не уверен.
— Ты экстрасенс? — он рассмеялся, поняв, что она не знает такого слова, упростил. — Или гадалка?
Разговаривали они на английском, так как по-польски Ханна еще двух слов связать не могла, а тибетского не знал Роберт. Может быть, поэтому еще разговор казался более знаковым, как первый контакт двух различных цивилизаций.
Маленькая Ханна смерила большого Роберта странным взглядом, смешно сложила губы, а затем и вовсе улыбнулась мордашкой забавного чертенка:
— Я — зрячая. Если будешь хорошо со мной дружить, то я буду подсказывать тебе, кому можно верить. Тебе это нужно.
Разглядывая прозрачную жидкость в своем бокале, Роберт чувствует лишь легкий спиртуозный запах, смешивающийся с общим запахом кафе, летнего вечера, легких закусок, парфюма и тел обоего пола, включая промежуточные варианты.
В тот день они с Ханной приняли первое свое соглашение и тщательно соблюдали его условия. Ханна «видела» всех друзей Роберта насквозь, Роберт помогал «почти сестре» освоиться в новой семье. Именно тогда Мартин наградил их этими определениями — почти сестра, почти брат. Отец уехал в командировку, когда Роберту было девять, Мартину пять, и вернулся домой лишь спустя почти восемь лет, привезя с собой главную причину раздора — дочь его и неизвестной любовницы.
Вернее сказать, эта девочка с черными ресницами и бровями была лишь следствием — не она же неосмотрительно изменяла жене и закрывала потом глаза на растущий с каждым месяцем результат измены. Отец коряво по-своему пытался искупить вину, заставив законную жену удочерить чужую ей девочку. Возможно, он и не думал, что ее потом обвинят в его грехе, но получилось именно так — он со временем оказался чистой пострадавшей стороной и почти героем, вынужденным провести восемь лет вне дома, недодать родным сыновьям своего воспитания и любви — за них ее получила дикарка…
«…Да к черту отца! — досадуя на себя, восклицает Роберт. — Лично я его и до Ханны не особо знал, а вот она молодец, что вовремя, пусть и за деньги, предупредила об этой пикантной извращенной стороне предпочтений холодной суки проверяющей. Иначе выглядел бы полным идиотом, да еще и дело бы все провалил».
Перескочив с детско-юношеских воспоминаний в вечер сегодняшний, Роберт думает о том, что, по большому счету, ему совершенно плевать на личные предпочтения Даны. Ему по тому же большому счету и самому абсолютно без разницы, кого иметь в качестве пассивного сексуального партнера. По-настоящему его возбуждают лишь деньги и власть — то, что эта зажатая тварь приехала отобрать у него, пусть и не по своей собственной воле, а по решению шефини.
«Дела это не меняет, а теперь за мои деньги тебя еще и профессионально ублажат» — усмехнувшись, Роберт глянул в бокал, поморщился и отставил. Алкоголь определенно не его фетиш, хотя сделать свое пьянящее дело уже успел.
«Для протокола хватит? — прикинув мысленно, что лишним в данном случае не будет, поморщившись, допивает текилу. — Выпил, вести машину не мог, потому отдал ключи непьющей Маризе».
…Ханна права! — кричит возбужденно где-то в толпе невидимый Лукаш.
Выдохнув след крепкого алкогольного напитка, Роберт усмехается — «это ты верно подметил, хоть и дурак редкий. Эта чертовка вечно права — память здесь светится в каждой лампочке!».
Каждый вечер они зажигаются памятью о той, от той искры, что мгновенно пробежала между Николь и Ханной, едва он успел их представить друг другу.
«Что может быть глупее, чем так называемая любовь?!».
— Черт бы побрал эту Дану с ее упрямством и явной упертостью! — неожиданно эмоциональный возглас Роберта тонет в гомоне разошедшихся гостей кафе и живой музыки.
Силуэт настоящего перекрывает искры прошлого. По совету сестры Роберт покопался на сколько мог в истории Даны. Ему и искать особо ничего не пришлось — все нарочито открыто, словно статьи электронной энциклопедии — прозрачные, предельно честные, только бери и читай.
Богдана Петрик — дочь эмигрантов из западной Украины. Отец шофер, мать неожиданно бухгалтер, здесь, понятно, работала кем придется — заводы, уборка, пока не нашла себе полулегальное место в странноватой польско-украинской компании. Развелись. Отец женился на польке, двое совместных детей — он был младше первой жены на несколько лет. У матери Даны тот Петрик был третьим мужем, Дана единственным ребенком. Больше женщина с замужествами не экспериментировала, а посвятила себя воспитанию дочери.
