— Нормально, - наконец ответила она. – Только я нечасто ее видела, она очень много работала.

Гордон снова то ли сочувственно, то ли ободряюще сжал ее плечо и проворчал:

— Да, думаю, никто из ее коллег даже не подозревал, что она обзавелась ребенком. Пожалуй, ей стоило бы притормозить. С ее умом и хваткой карьера от нее не убежала бы… А все-таки хотел бы я знать, что произошло в пещере. Подземный газ… Да никогда на Муравейнике не встречали легковоспламеняющиеся газы в высоких концентрациях!

— Теракт? – предложила Мадлон. Гордон покачал головой.

— Нет, эти сволочи предпочитают убивать людей в больших количествах. Три человека для них маловато будет.

— Недоброжелатели?

Гордон хмуро засмеялся.

— У Елены их хватало, не сомневайся! Но в научной среде принято сокрушать оппонента доказательствами, а не тоннами камней. Нет, здесь что-то другое… Может, и впрямь взрыв подземного газа. На Муравейнике пару раз находили коллекторы с нефтью, возможно, группа оказалась выше такого природного резервуара. Газ мог подняться по трещинам в грот, где произошел взрыв… И все же странный случай. Ладно, пойдем. Ветер усиливается, а нам далеко лететь.

Новак и Анни пришли в сумерках, когда Мадлон, Гордон и вернувшийся из пещеры хмурый Ленни успели поужинать. Анни убежала переодеваться, Новак попросил что-нибудь попить. Было заметно, что он очень устал.

— Куда ведет ход? – спросил Гордон. – Что нашли?

Обычно Новак с ходу рассказывал про все, что случилось за день и заслуживало упоминания, но сейчас почему-то выдержал длинную паузу и ответил неестественно медленно, будто опасаясь сказать лишнего:

— Это галерея естественного происхождения, еще одна пещера. Неясно, зачем аборигенам понадобилось закрывать ее плитой. Ход очень длинный и, судя по перепаду высот, мы действительно спустились по нему на уровень верхних туннелей Первой ступени, - он помолчал, глотая чай, пожал плечами, добавил: - Да, собственно, и рассказать-то больше нечего. Так весь день и проходили – сперва вниз, потом наверх. Жаль, Стривера с нами не было, ему бы понравилось. Я-то пещеры не люблю, мне больше искусственные подземелья по душе. А может, и к лучшему, что он не пошел, с его энтузиазмом мы бы там до сих пор гуляли, - Виктор со стуком поставил кружку. – Ужин готов?

— Сейчас разогреется, - сказала Мадлон.

— Очень хорошо, пойду пока умоюсь.

Но когда Мадлон выглянула из палатки, то увидела, что Новак, прежде чем спуститься к ручью, подошел к Анни, которая рылась в рюкзаке, и о чем-то долго разговаривал с ней. Против своего обыкновения, он говорил тихо, и Мадлон не разобрала ни слова.

Новак и Анни поели, и руководитель сразу ушел в палатку, но спать не ложился, сквозь полотняную стенку виднелся свет фонаря. Прибирая на кухне, Мадлон подумала: странно, что Новак не бросился звонить товарищам из нижнего лагеря и хвастаться. Или сам еще не верит в успех? Не выдержав, она поделилась с Анни:

— Наш начальник сегодня какой-то тихий.

Та рассеянно улыбнулась.

— Устал, наверное. Я тоже устала, но спать почему-то совсем не хочется. Давай посидим немного, попьем чаю. Сейчас не так душно, как днем.

Анни сама заварила чай и устроилась за столом, подперев кулачками щеки. Тихо шипела газовая лампа, подвешенная под потолком палатки. Анни задумчиво проговорила:

— Мне не хочется уезжать, я привыкла к Нарату. Думаю, наше земное Солнце будет казаться мне очень тусклым после местного. А ты скучаешь по Земле?

— Нет. Мне нравится здесь – я про Муравейник говорю, я ведь нигде не была, кроме этой горы. Здесь безлюдно… - она чуть не сказала «спокойно и безопасно», но вспомнила, что то же самое говорил про свои пещеры Стривер, запнулась, пораженная этим сходством их мыслей, и поспешно добавила: - И очень красиво. Я люблю природу.

Анни встала и принялась разливать чай. Придвинув чашку Мадлон, мечтательно произнесла:

— Как только мы прилетим в Гарди, я позвоню отцу. Ужасно по нему соскучилась! Виктор сказал, что получасовой разговор с Землей оплачивает Наратский институт. А ты кому будешь звонить?

Мадлон неопределенно пожала плечами.

— Никому, наверное… Френсис должен быть в Гарди, я с ним и так смогу поговорить.

— Разве тебя совсем никто не ждет на Земле? Парень?

— Я ни с кем не встречаюсь.

— Почему?

— А зачем? Если я захочу ребенка, я могу вырастить его в искусственной утробе.

Анни поморщилась.

— Да, это сейчас в моде…

— Что, не одобряешь? Мне кажется, это очень удобное изобретение.

— Все хорошо в меру. Это ведь задумывалось для тех женщин, которые не в состоянии сами выносить и родить ребенка, а получилось как с большинством разработок: плати и получай. Все и бросились платить, выращивали себе детей как лягушат в бутылках. Удобно, конечно, но стоит ли упрощать жизнь до предела? Сейчас не девятнадцатый и даже не двадцать первый век, от родов никто не мучается и уж подавно не умирает.

— Думаю, приятного в этом все же мало. И зачем принимать неудобства, когда можно их избежать?

— Логично. Но раньше большинство матерей относились к детям по-другому, ценили их, что ли. Видно, успевали привязаться, пока вынашивали и выкармливали. И дети тоже их любили. А сейчас привязанности постепенно сходят на нет. Ты, например, любила свою мать?

Анни что, сговорилась с Гордоном?!

— Мы хорошо ладили.

— Ладили, - повторила Анни. - Как сотрудники на работе, да? Знаешь, сейчас идет уже третье поколение людей, которые были выращены, и хотя они все разные, но есть заметное сходство. Они умные, трудолюбивые, только чувствуют все как бы вполсилы. Не умеют ни горевать, ни радоваться по-настоящему, а чтобы любить кого-то - да они и слов таких не понимают, вот как ты. Или, наоборот, очень сильно привязываются, но частенько не к людям, а к андроидам. Наверное, роботы кажутся им ближе. А если они заводят детей, то из таких странных соображений, что лучше бы и не заводили, - она бесцельно провела пальцем вокруг кружки и прибавила: - На самом деле искусственные утробы ни при чем, вырастить ребенка можно где угодно. Ты, главное, потом дай ему понять, что ты его мать, и что он нужен тебе просто потому, что нужен. А они частенько выращивают детей, чтобы получить свою идеальную копию.

— Не вижу в этом ничего плохого, - угрюмо сказала Мадлон. Почему-то слова Анни раздражали ее. Ей и самой приходили подобные мысли, вернее, не мысли даже, а так, ощущения, но она сразу старалась переключиться на что-то другое. Если начать об этом думать, то можно скоро прийти к выводу, что Елена поступала с ней не совсем правильно, но ведь мать не могла ошибаться! Признать это – значит признать и то, что она, Мадлон, имеет право перестать стараться соответствовать ее ожиданиям. Но что же ей тогда делать? Она всю жизнь старалась быть достойной своей матери.

— Я тоже не вижу, - раздался рядом голос Стривера. Мадлон и не заметила, когда Ленни успел проскользнуть в палатку. - Если вы тут решили обсудить проблемы нашего общества, то лично меня всегда волновала только проблема безработицы. Мне неинтересно, кто где был выращен и как модифицирован, хотя, - тут он кинул выразительный взгляд на Мадлон, - эти усовершенствованные люди иной раз слишком кичатся своим бесплатно приобретенным превосходством. Но гораздо более неприятно осознавать, что нас оттесняют на обочину созданные нами же машины.

— На обочину? - переспросила Мадлон. – Ты сидишь не на обочине, а на другой планете, и мы тут все знаем, что билет на Нарат – дорогое удовольствие.

— Наверное, тогда ты знаешь и то, что я не сам его купил. И мне совсем не нравится быть теперь в долгу.

— А кто тебе мешал продолжать работать? Анни говорила, что ты просто ушел, никто тебя не выгонял. И роботы там уж точно были не виноваты.

— У меня были причины. А когда вернемся на Землю, мне придется жить на пособие.

— Можешь остаться здесь. Хотя бы попытаться найти себе работу.