— Как скажешь, — миролюбиво отозвался Забини и едва заметно ухмыльнулся. Друг может говорить, что ему угодно, но то, что испытывает Малфой и половина студентов Хогвартса вместе с ним самим, ничем иным, как ревностью… завистью или, на худой конец, любопытством, назвать было нельзя. И Забини очень сомневался, что любопытство и зависть сорвали Драко с места и заставили нестись следом за ставшей самой популярной в школе парочкой.

Малфой бросил недовольно-раздраженный взгляд на Забини и удрученно покачал головой. Он правду сказал: никакой ревности не было, да и с чего ей быть-то? Драко хотел трахнуть Поттера — он этого и не скрывал от Забини, а с кем там он спал, его мало заботило. Малфоя совершенно не беспокоил вопрос, под кем были его любовники до него и под кем оказывались после. Для Драко секс являлся источником удовольствия, а не скандалов, взаимных претензий и притязаний. Наверное, поэтому он и не имел дел с девчонками: слишком много проблем они создавали со своей надуманной любовью и слезами.

— Как могли Грейнджер с Уизли отпустить Поттера с Лонгботтомом? От него же толку — ноль.

— Ты-то откуда знаешь? Может, он, как кентавр, без устали несколько дней…

— Я не об этом, идиот! — перебил Забини и, споткнувшись, смачно шлёпнулся на пыльную дорожку.

— А о чём, мозг всея Слизерина? — помогая подняться с земли матерящемуся Забини, выдавил из себя Драко и расхохотался.

— Хватит ржать, кентавр ты наш недоделанный, — буркнул Блейз, отряхиваясь.

— Хочешь еще? — отсмеявшись, поинтересовался Драко с угрозой.

— А я-то что? Разве не ты бил копытом… ой, простите, рукой в грудь, хвастаясь, что укатал Стефена и Сэма и круче самого крутого кентавра? — невинно глядя на возмущенно ворчавшего Драко, произнес Блэйз и ухмыльнулся, завидев на бледных скулах красные пятна.

Драко ускорил шаг, проклиная Забини и свою несдержанность. Тогда он действительно гордился, но вот какого соплохвоста его потянуло рассказать этому… этой заднице, понять не мог. А теперь расплачивался за свой длинный язык.

— Я имел в виду, что, если возникнет опасность, Лонгботтом не сможет защитить не только Поттера, но и себя, — как ни в чём не бывало продолжил Блейз, поравнявшись с сердито шагавшим Драко. — И, кстати, мне вот интересно: кто растрезвонил о проблемах у того с магией.

— Разве некому? У гриффиндорцев одна болезнь на всех — словесное недержание. О… решили время зря не терять, — пробормотал Драко, наблюдая за тем, как Лонгботтом и Поттер заходят в трактир «Кабанья голова».

— Ну, чего встал-то, идем! Что-то мне со всей этой кутерьмой выпить захотелось, — и, не дожидаясь ответа Драко, Блейз устремился к видавшей лучшие времена лестнице.

***

Зайдя внутрь трактира, Гарри слегка поморщился от застарелого запаха старых окурков, покрывавших чуть ли не весь пол, и обвел полутёмное пространство цепким взглядом. Кроме него и Невилла, здесь ещё находились три посетителя, никак не отреагировавшие на скрип открываемой двери, да бармен, скользнувший по ним равнодушным взглядом.

— Кажется, нам туда, — еле слышно прошептал Невилл, кивком головы указывая в сторону небольшого тускло горевшего светильника, видимо, служившего своего рода ориентиром.

Осторожно ступая по грязному полу и стараясь ни во что не вляпаться, ребята быстро преодолели расстояние до плохо освещенной лестницы и, переступая через две ступеньки, за считанные секунды поднялись на второй этаж.

— Ну наконец-то, а я уж было начала волноваться! — раздался ворчливый голос, и перед ними, словно из воздуха, материализовалась маленькая старушка, облаченная в такую же одежду, как и Снейп-боггарт. Не выдержав, Гарри весело хмыкнул.

— Добрый день, миссис Лонгботтом, — почтительно поклонившись и поцеловав поданную сухонькую руку, поприветствовал её Поттер и улыбнулся. — Рад вас видеть.

— Я тоже, Гарри, я тоже. Идём, нечего торчать у всех на виду, — старушка резво развернулась, устремляясь к приоткрытой обшарпанной двери. Ребята переглянулись, оглядели пустой коридор и, пожав плечами, последовали за ней.

Следующие три часа пролетели совершенно незаметно для временных обитателей непрезентабельного номера второсортной гостиницы. Обсуждали всё, начиная с детства и юности миссис Лонгботтом, оказавшееся в итоге ложью, и заканчивая рассуждениями, кому всё это было нужно.

— А вы не думали, что сам Гриндевальд мог изменить вам обоим память? — спросил Гарри, отрываясь от изучения семейного древа Невилла.

— Думала, вот только я не нашла достаточно убедительных причин для этого.

— Разве защитить своих детей от преследования за то, что их отец тёмный маг, не достаточно убедительная причина?

— Вот именно, — согласился Поттер и посмотрел на Невилла: тот был необычайно серьезен и хмур и, кроме того, всё о чём думал кузен, можно было «прочитать» по его лицу, и это очень не нравилось Гарри. Нелепые слухи помогали без лишних проблем оставаться им наедине, но и привлекали излишнее внимание. Если директор вздумает влезть в их отношения, то Невилл не сможет противостоять Дамблдору, и тот с лёгкостью узнает то, что никто, кроме их семьи, не знал… служащий Министерства не в счёт.

— Я собираюсь встретиться с отцом.

Задумчиво разглядывая кузена, Гарри не сразу понял, из-за чего Невилл вдруг закашлялся. А тот, едва справившись со сбившимся дыханием, просипел:

— Это что, шутка?

— С чего бы мне шутить, внук? — резко ответила миссис Лонгботтом, поджав бледные губы. — Я не желаю умереть, так и не узнав всей правды. Жаль, что с Аурелией нельзя поговорить, — повернув голову и глядя в помутневшее от грязи и времени окно, тихо произнесла старушка. Весь её секундный гнев испарился, и Гарри увидел, как поникли хрупкие плечи.

— Почему нельзя? Можно! Правда, я сам не нашел время побеседовать с портретами, но все их перенёс на площадь Гриммо, и…

— Все портреты в Поттер-Мэнор лишены магии, Гарри, — перебила его миссис Лонгботтом, грустно переведя взгляд на Поттера. — Ты ведь не знаешь, что там случилось? Дамблдор тебе не рассказывал, я права?

— Нет, — после секундной заминки отозвался Гарри и почувствовал, как сердце на мгновенье замерло, предчувствуя что-то.

— На имение напали, причём сделано это было до того, как неожиданно пала защита.

— Предатель?

— Может быть, хотя вряд ли. Дело в том, что внутрь дома каким-то образом попал один очень древний артефакт. Он-то и активировался в нужный момент. Защита была разрушена и… Аурелия с Чарльзом погибли, прихватив с собой изрядное количество… нападавших.

— Пожиратели? — едва слышно спросил Невилл. Августа посмотрела на внука.

— Что бы ни случилось, не снимай амулет и никому не говори о нём.

Тот в ответ кивнул. Старушка, сдвинув брови, посмотрела на Гарри и пояснила:

— Этот артефакт защищает сознание… всё равно, что окклюменция, только его действие не зависит от концентрации мага. Тебе тоже не помешало бы такой надеть. Насколько я знаю, у Поттеров было два таких.

— Меня защищает магия эльфов, — не то чтобы Гарри был против дополнительной защиты, просто ему сейчас куда интересней было узнать о происшествии в Поттер-Мэнор. — Значит, портреты не двигаются?

— Нет. Не двигаются, не говорят и не живут… собственно, изображений, как таковых, на большинстве полотен нет. Сплошная серо-черная дымка, как на…

— …самом доме, — закончил Гарри. А он-то думал, что это копоть от Адского огня. — Вы там были с отцом?

— Да. Джеймс был несколько не в себе, ну, и Дамблдор попросил меня, как самую ближайшую подругу Аурелии, сопроводить мальчика и помочь с похоронами. Имение было практически стерильным, ни единого магического следа не наблюдалось, только вот я уже видела подобное и…

— … решили сами всё выяснить? — несмотря на неприятные и требующие разгадки новости, Гарри усмехнулся: ему определённо всё больше и больше нравилась миссис Лонгботтом. Кажется, высказывание профессора Блэка: «Не каждое видимое кажется очевидным…» подходило чуть ли ни каждому второму.