— Эй, ты как? — наконец выдохнул Гарри, успокаивающе поглаживая дрожащую спину ладонью. Краем глаза он заметил толпящихся у класса студентов. «Значит, успел вовремя», — мелькнула и тут же исчезла мысль, когда он рассмотрел, кого так крепко прижимал к себе. Гарри попытался отодвинуться — ему совершенно не улыбалось портить настроение руганью — но, вопреки ожиданию, криков и прилагающихся к ним атрибутов не последовало. Вместо этого отвороты его мантии оказались крепко зажатыми в маленьких кулачках, и судорожное сопение перешло в приглушенные рыдания. Поттер растерянно замер, не совсем понимая, в чём тут дело, но отчего-то был уверен, что спрашивать сейчас о причинах совершенно не характерного поведения представительницы змеиного факультета бесполезно. Поэтому Гарри шагнул назад, скрываясь за углом от остальных студентов, и прислонился спиной к стене. В голове вихрем проносились разные мысли, но ни одна из них не казалась ему более или менее приемлемой. Должно было произойти что-то серьезное, раз Паркинсон настолько не владела собой, что разрыдалась на груди у первого попавшегося и, похоже, она не понимала, кто оказался её неожиданной «жилеткой». Гарри вздохнул, поднял руку и, прищурившись, посмотрел на часы.
Проклятье! Поттер на мгновенье прикрыл глаза. МакГонагалл еще больше Снейпа не терпела опозданий, а ему совершенно не хотелось портить настроение своему декану перед разговором. И словно мало ему было вцепившейся в мантию слизеринки, так из-за угла вырулила ещё одна. Почувствовав раздражение (правда, он не понимал из-за чего: то ли из-за возникшей ситуации, то ли из-за своей растерянности — плачущие девушки всегда вызывали в нём противоречивые чувства), Гарри посмотрел сначала на замершую Булстроуд, потом на притихшую и периодически икающую Паркинсон, поднял глаза и чертыхнулся: по коридору спешила МакГонагалл.
Ну что за невезуха! Гарри едва слышно застонал. Глядя на своего декана, он приготовился к шквалу вопросов и претензий, но, к его удивлению, этого не последовало. МакГонагалл лишь слегка качнула головой и, глянув, как показалось Поттеру, с жалостью на находившуюся в его объятьях девушку, устремилась к классу. Гарри слегка нахмурился: он внезапно услышал то, на что не обращал внимания… ну, кроме всхлипов Паркинсон, так как не заметить их было весьма затруднительно.
«Что там такое?» — пронеслось в голове, но от размышлений его оторвала слизеринка. Девушка судорожно вздохнула и медленно отстранилась. Её руки всё еще лежали у него на груди, но уже не стискивали изрядно помятую к тому времени мантию. К ней тут же подскочила Булстроуд и, одарив Гарри совершенно непонятным ему взглядом, приобняла за плечи Паркинсон и, что-то тихо шепча ей на ухо, повела в сторону лестниц. Гарри несколько секунд хмуро смотрел им вслед, задаваясь вопросом: «Что все это значит?» Потом, кое-как приведя мантию в более-менее надлежащий вид, сделал пару шагов и едва не столкнулся с Ноттом. Первое, что увидел Гарри — шикарный синяк на пол лица. Слизеринец просипел что-то нечленораздельное и, опалив Поттера бешеным взглядом, пролетел мимо, словно за ним гналась стая гиппогрифов. Впрочем, как Гарри позже красочно рассказали в гриффиндорской гостиной, подобное сравнение было недалеко от истины. Тогда же он узнал причину срыва Паркинсон.
— Утром она получила письмо с сообщением, что на её дом напали Пожиратели и все, кто там был, погибли, — Гермиона тяжело вздохнула и обвела взглядом притихших сокурсников.
Недавняя веселость исчезла без следа, а в глазах присутствующих застыл страх за собственные семьи.
— Нотт стал всячески измываться по этому поводу, — на этот раз произнес Дин и потер лоб. — Ну, и Малфой с Забини ему как следует врезали.
— А вы добавили, — протянул, слегка ухмыляясь, Гарри и пожалел, что в тот момент был не в курсе событий, а то бы тоже поспособствовал улучшению вида слизеринца.
Трансфигурация прошла по плану: минимум магии, максимум писанины. Вообще всю неделю на тех уроках, где нужна была волшебная палочка, они занимались теорией, писали самостоятельные и пару проверочных работ, словно все профессора сговорились между собой, давая Гарри время прийти в себя. И, как подозревал Поттер, это была заслуга его декана.
После урока Гарри, как и было задумано, подошел к МакГонагалл. В отличие от Снейпа, декан Гриффиндора несколько минут пыталась донести до него, что он заблуждается. Гарри некоторое время внимательно слушал, но стоило прозвучать: «Мистер Поттер… Гарри, я всё понимаю. Я понимаю, что вы чувствуете себя преданным, но, поверьте, ни я, ни профессор Дамблдор не желаем вам ничего плохого. Гоблины весьма…» — и вот тут его терпение лопнуло. Ему было откровенно плевать на последствия. Схватив сухонькую руку декана, он быстро произнес слова самой коротенькой клятвы, в случае невыполнения которой последствие было сродни нарушению Непреложного обета. Не давая МакГонагалл опомниться, он буквально приказал применить к нему легилименцию. Немного шокированная его жесткой настойчивостью, она послушалась. Гарри «показал» подслушанный разговор и беседу с Рагноком. По мере «считывания информации» лицо декана Гриффиндора становилось все бледнее и бледнее, пока краски, присущие здоровому организму, окончательно не исчезли, делая кожу болезненного пепельно-серого оттенка.
— Мне все равно, верите ли вы в то, что увидели, или нет. Я не собираюсь что-либо доказывать или выслушивать лживые объяснения, — произнес Гарри спустя пару минут. Он даже не сразу заметил, что МакГонагалл «вынырнула» из его сознания — все его силы были направлены на подавление гнева, возникшего после «оживления» воспоминаний — и лишь когда услышал шумный выдох и звук упавшего на каменный пол чего-то железного, пару раз моргнул, фокусируя взгляд на своем декане.
— С чего вы взяли, что я вам не верю? — голос поразил Гарри своей хриплостью и какой-то надтреснутостью, словно МакГонагалл испытывала невыносимую боль.
Поттер обеспокоенно посмотрел на бледную женщину — не хватало еще, чтобы она потеряла сознание — и облегчённо выдохнул, встречаясь с ясным взглядом своего декана. Собственно, он вообще не собирался углубляться в подробности своей жизни, но, действуя скорее инстинктивно, чем обдуманно, он вдруг понял, что совершенно не жалеет об этом.
— Я исхожу из того, что вы мне недавно пытались доказать, — пожав плечами, отозвался Гарри.
МакГонагалл вздохнула и, взмахнув палочкой, подняла с пола медный кубок. Они проговорили часа два, так как трансфигурация была последним уроком не только у него, но и у декана Гриффиндора. Она дала добро на дополнительные занятия по ряду предметов, кроме того, включила в его расписание древние руны. С неохотой, но всё же ей пришлось смириться, что при такой нагрузке Гарри действительно будет не до квиддича, и согласилась с тем, что Джинни будет наилучшим кандидатом на роль ловца, как, собственно, и Рон — капитана.
Удивительно, но МакГонагалл не стала выпытывать подробности наследия и принимала лишь ту информацию, которой он делился добровольно. Уходя из кабинета трансфигурации поздним вечером, Гарри был доволен как никогда. Отличное настроение продлилось до утра, ровно до момента, когда он, взлохмаченный, с красными от недосыпа глазами, выполз вместе с Невиллом из-за полога своей кровати и нос к носу столкнулся с Симусом. Финниган ничего не сказал, только сжал губы в тонкую ниточку и, резко развернувшись, выскочил из спальни. Гарри пожал плечами, не подозревая, что последствия их с Невиллом бессонной ночи, проведенной за разборкой в мельчайших подробностях клубневидных растений, применяемых для приготовлений противоядий, аукнутся после обеда.
— О, Поттер и Лонгботтом, сладкая парочка! — прогнусавил Нотт и загоготал вместе с Креббом.
— Какого соплохвоста тебе надо, Нотт? — со вздохом поинтересовался Гарри, даже не обернувшись. Весь обед он провёл в теплицах. Невилл демонстрировал, что рассказывал ночью, и, боясь опоздать на чары, гриффиндорцы поспешили к кабинету. К их облегчению, они не только не опоздали, но и пришли раньше остальных. Устроились возле окна и, тихо переговариваясь, ждали прибытия сокурсников, но первыми, как назло, подошли слизеринцы. Эта парочка придурков уже всех достала. Прошло всего ничего, а большинство студентов, завидев новоиспеченного старосту, шарахалось в сторону, как от чумного. Рон, умудрившийся в первый же день подраться и наложить на Нотта неприятное проклятье, сцепился с ним и в воскресенье, схлопотав день отработок и минус сто баллов с Гриффиндора.
