«Флоренс, на какое-то время мне придется отлучиться, я не смогу возвращаться домой», – Марио старался говорить мягко, успокоительным тоном.

«Я так и думала», – отозвалась Флоренс.

Марио поспешно прибавил: «Принимая во внимание все обстоятельства, лучше всего было бы, если бы ты подала на развод. Я не буду возражать. Можешь оставить себе столько денег, сколько захочешь».

Она ответила долгим, молчаливым, не поддающимся истолкованию взглядом. «Я так и думала», – повторила она. Экран потемнел.

Корреанос вернулся вскоре после обеденного перерыва. На улице было жарко, Корреанос пришел по пешеходной ленте – лицо его блестело от пота.

Он бросил на стол папку с обложкой из рельефного черного пластика и расплылся в торжествующей улыбке: «Вот, пожалуйста! Не знаю, зачем это вам нужно, но я выполнил поручение – приобрел пятьдесят два процента их акций. Купил их у племянника старика Кубала и у двух его партнеров. Причем как раз вовремя – они рады были с ними расстаться. Кубал с головой погрузился в проектирование Эмпирейской Башни, причем не берет никакой платы за работу. Говорит, что сама возможность проектировать этот монумент служит для него достаточным почетным вознаграждением. Племянник не хочет ссориться с Кубалом по этому поводу, но поспешил избавиться от акций. Примерно так же обстоит дело с двумя партнерами Кубала, Коном и Чивером. Проектирование Эмпирейской Башни не покрывает даже их накладные расходы».

«Гм. Сколько лет Кубалу?»

«Восемьдесят или около того. Живчик, в нем еще не разрядились все аккумуляторы».

«Почетное вознаграждение! Конечно! – подумал Марио. – Старик Кубал работает, чтобы получить молодое тело». Вслух Марио сказал: «Луис, вы видели Кубала?»

«Нет, он не высовывает нос из управления. Распределяет задания, все проектирование осуществляется под его присмотром».

«Луис! – продолжал Марио. – Будьте добры, сделайте вот что. Зарегистрируйте акции под своим именем и оформите документ, передающий мне право собственности на эти акции, но не датируйте его. Не заносите этот документ в учетные книги компании. Таким образом, пока что вы будете законным владельцем контрольного пакета акций Кубала. Позвоните в их управление и свяжитесь с генеральным директором. Сообщите ему, что вы посылаете меня к ним. Скажите, что я ваш приятель, и что вы мне чем-то обязаны и поэтому оказываете мне услугу. Скажите ему, что мне следует предоставить неограниченный и безоговорочный контроль над разработкой любых проектов, какие мне заблагорассудится им поручить. Вас это не затруднит?»

Корреанос смотрел на Марио так, будто ожидал, что сидящее перед ним жирное тело вот-вот взорвется, объятое пламенем: «Как вам будет угодно. Надо полагать, вы знаете, чтó вы делаете».

Марио печально усмехнулся: «Не смог придумать ничего лучшего. Тем временем, продолжайте работать над выпуском новой модели. Целиком и полностью оставляю это на ваше усмотрение».

Марио облачил тело Ралстона Эбери в скромный синий костюм и явился в управление фирмы «Кубал и партнеры», занимавшее целый этаж небоскреба Ротенбурга. Марио сообщил секретарю в приемной, что хотел бы видеть директора, и его провели в кабинет, где сидел высокий человек лет сорока с болезненно пожелтевшим лицом, веснушчатым лбом и редкими волосами песчаного оттенка. Он отвечал на вопросы Марио резко и враждебно.

«Меня зовут Тауссиг… Нет, я всего лишь администратор. Чертежниками руководит Кон, а проектировщиками – Чивер. Сегодня их обоих нет. Управление в полном беспорядке. Я здесь работаю уже двенадцать лет».

Марио заверил администратора в том, что никоим образом не намеревался ограничивать его полномочия: «Нет, господин Тауссиг, здесь распоряжаетесь вы. Я говорю от имени владельца контрольного пакета акций. Вы руководите управлением – повседневными функциями, трудоустройством нового персонала – как обычно. Вы – главный администратор. Я намерен заниматься исключительно Эмпирейской Башней – без какого-либо вмешательства. Я не буду вам мешать, а вы не будете мешать мне. Договорились? Когда я закончу рассмотрение проекта Эмпирейской Башни, я покину управление и оставлю его под вашу ответственность».

Омраченное подозрениями лицо Тауссига заметно прояснилось: «Здесь практически больше ничем не занимаются, кроме Эмпирейской Башни. Само собой, это гигантский проект. Никому не под силу справиться с ним в одиночку».

Марио заметил, что и не собирался взвалить на себя детальное проектирование всей башни; лицо Тауссига снова нахмурилось – сарказм такого рода представлялся администратору легкомысленным. Марио успокоил его, говоря, что намерен всего лишь выполнять функции координатора проекта – с учетом рекомендаций головного строительного подрядчика, разумеется.

«Хотел бы напомнить о еще одном обстоятельстве, – прибавил Марио, заговорщически подмигнув Тауссигу. – Сами понимаете, наш разговор должен оставаться в тайне. Представьте меня другим, как нового служащего, и больше ничего не объясняйте. Не говорите ни слова о новом владельце контрольного пакета акций. Не говорите ни слова о том, что этот владелец – мой друг. Забудьте об этом. Вы меня понимаете?»

Тауссиг с достоинством кивнул, хотя все это ему явно не нравилось.

«Я хочу, чтобы здесь было тихо, – задумчиво продолжал Марио. – Чтобы никто не связывался с кем-либо из спонсоров строительства. Если репортеры будут задавать вопросы – занимайтесь ими сами. Участвуйте в совещаниях с подрядчиками, обсуждайте с ними изменения, поправки. Я предпочитаю оставаться на заднем плане».

«Как вам будет угодно», – отозвался Тауссиг.

Эмпирейская Башня вошла в плоть и кровь Роланда Марио, мысли о ней сопровождали каждый его вдох и выдох. Двенадцать, тринадцать, четырнадцать часов в сутки жирное тело Эбери сидело, развалившись, за длинным столом; глаза Эбери горели и слезились, просматривая сметы, детали чертежей, планы этажей. На большом экране, установленном чуть поодаль, его глаза прослеживали работу двух тысяч четырехсот чертежников, восьмисот проектировщиков и бесчисленных художников, декораторов и мастеров-отделочников – и все это нуждалось в его утверждении. Но он оказывал ограниченное, чисто номинальное, незаметное влияние. Марио вмешивался лишь в отношении некоторых деталей – и даже в таких случаях настолько осторожно, настолько неуловимо, что об изменениях никто не подозревал.

Самые современные методы строительства, контроля качества материалов, прецизионной отливки металлопласта и сплавов, заводского изготовления сборных компонентов и беспрепятственного перемещения массивных цельных элементов конструкции делали возведение Эмпирейской башни чудесно простым и быстрым процессом. Уровень за уровнем она поднималась в небо, росла подобно гипертрофированному побегу фасоли. Подвозили сталь, бетон, металлопластовые полы и стены, магниевые фермы, консоли и опоры, окна из новейшего органического стекла – грузовые вертолеты поднимали и устанавливали в предусмотренных местах тщательно собранные на поверхности земли готовые блоки.

Весь день и всю ночь голубые вспышки автоматических сварочных аппаратов мигали в небе, искры разлетались на фоне звезд, и каждый день вдохновляющий гигантский силуэт устремлялся все ближе к низким облакам. Затем, проникнув через тучи, он рос еще выше, уровень за уровнем. Верхние этажи уже озаряло солнце, тогда как на нижних уровнях шел дождь. Километр за километром башня проникала в те воздушные слои, где ее непрерывно обтекал плотным потоком прохладный ветер – безмятежный, неоскверненный теплыми миазмами города.

Марио потерялся в просторах и лабиринтах Эмпирейской Башни. Ему были известны диапазоны изменения характеристик материалов, отражательная способность сотни блестящих металлических сплавов и шелковисто-глянцевого металлопласта, оттенки полудрагоценных минералов – нефрита, киновари, малахита, агата, черного янтаря, редких разновидностей порфира, добытого в горах Антарктики. Марио забывал о себе, забывал о «Шато д'Иф», о Мервине Аллене, о красавице Тэйне, о Луисе Корреаносе и о компании «Аэромобили Эбери» – память о постигшей его катастрофе просыпáлась лишь отдельными судорожными спазмами, когда он покидал на несколько часов небоскреб Ротенбурга.