Как оказалось, Рэй пошёл в главную лабораторию, чтобы начать работать над созданием лекарства для Фригги. Против моего присутствия Учёный не возражал, и потому я решил остаться с ним. В лаборатории стоял умывальник, и я первым делом смыл с рук и лица уже запекшуюся кровь. Свою собственную и… своей жертвы.

— Тебе пришлось убивать? — Рэй словно бы прочитал мои мысли.

— Я пока не хочу об этом говорить. По крайней мере, с тобой. — Я нарочно скопировал фразу Ученого, решив, что так будет доходчивее.

— Да, зря Ника тебя во всё это втянула. — Рэй сокрушенно покачал головой. — Всё-таки этот ритуал — не детское развлечение.

Эта, казалось бы, совершенно безобидная фраза почему-то меня взбесила.

— А я и не ребенок! — резко выкрикнул я, ожесточенно закрутив кран. — Ты многое пропустил, Рэй! Я уже не тот мальчишка, которого ты знал раньше.

— Ага, ты мальчишка на пять лет постарше. — Рэй равнодушно пожал плечами. — Не вижу особой разницы.

— Да за эти пять лет я повзрослел на все пятьсот. Ты просто не знаешь, что я пережил. Я прошёл настоящий ад!

— Ты о тренировках Фригги? — Рэй посмотрел на меня, как на полного идиота. — В таком случае должен тебя огорчить: ты не знаешь, что такое настоящий ад. И, быть может, даже к лучшему, что не знаешь.

— Тебя просто не было там! — мне стало обидно, что Рэй не воспринимает мои слова всерьёз. — Ты не видел, что делала со мной Фригга. Она была безжалостна. Я истекал кровью, а она говорила: «Залечивай раны сам!»

— Какой кошмар! — Рэй очень удачно спародировал ужас, и мне вновь захотелось ему врезать. Какое он имеет право смеяться над человеком, прошедшим такую жёсткую и суровую подготовку?

— Почему ты насмехаешься? — я решил говорить прямо.

— Потому что знаю: Фригга не могла устроить тебе ад. Она была осторожна и берегла тебя от всего, что могло по-настоящему навредить.

— Почему ты так думаешь? — резко спросил я, не понимая, как Рэй может судить о том, чего не видел.

— Хотя бы потому, что ты был у неё единственным. Твоя смерть означала бы провал её плана, вот она и носилась с тобой, как с писаной торбой. А когда я проходил подготовку… нас было пятнадцать.

— Где это ты проходил подготовку? — поинтересовался я, приготовившись внимательно слушать. О жизни Рэя я знал лишь со слов Фригги, и потому был не против послушать историю из первых уст.

— У своего отца. — На лбу Учёного залегла складка: я видел, что ему неприятно вспоминать эти моменты своей жизни. — Я не был его родным ребёнком. Он подобрал меня на улице, как и других детей.

— Как ты оказался на улице?

— Задай вопрос полегче. Я был беспризорником, сколько себя помню. Лет до трех я жил в приюте: ветхие стены, сквозняки, дырявая крыша, похлебка из помоев, но хоть что-то. А потом приют снесли, и все, кто там жил, оказались без крова. Мы лазали по свалкам и собирали объедки. Никому до нас не было дела. А потом пришел человек, выбрал из нас тех, кто здоровее и крепче, и увез к себе.

— Это и был твой «отец»? — на всякий случай уточнил я.

— Он самый. Один очень влиятельный человек нашей планеты сделал ему крупный заказ: ему нужен был раб, который умеет абсолютно всё. И цена заказа была приличной. Вот мой «отец» и взялся за работу. Заметь, раб нужен был всего один, а нас было пятнадцать. И мы были уже третьей партией — из первых двух не выжил никто.

— А из твоей партии? — теперь мне стало понятно, почему мои слова вызывали у Рэя лишь насмешку.

— В конце концов, остался только я один. Трое протянули ноги уже через неделю после начала «тренировок» — не выдержали. Самому старшему из нас было не больше шести лет, а нас гоняли, как взрослых. Чего с нами только не делали… Я убежден, что Фригга сначала обучала тебя тому или иному приёму, отрабатывала его с тобой, и только потом требовала его применения на практике.

— Само собой, — не мог не согласиться я. — А у вас разве было иначе?

— Мой «отец» не хотел тратить времени на все эти глупости и, не давая никаких комментариев, забрасывал нас в пекло. Чтобы остаться в живых, нам приходилось самим догадываться, что именно мы должны делать в такой ситуации. В отличие от тебя, у нас не было права на ошибку. Нашему повелителю было наплевать, сколько из нас помрёт в ходе обучения — беспризорников на нашей планете было как грязи, и он в любой момент мог набрать себе новую партию. Более того, он был заинтересован в том, чтобы все недостойные погибли — ему нужно было поставить заказчику продукт высшего качества.

— То есть это была игра на выживание? — я серьёзно и внимательно глядел на Рэя.

— Именно. Ты подобрал на удивление точное определение. Мы не учились, мы выживали. Я рос не человеком, а озлобленным диким зверем, который хочет только одного — дожить до завтра. Мои сверстники на цивилизованных планетах играли в машинки и запускали в небо воздушные шары, а я бегал по лесу с ружьем, в надежде добыть себе пищу. А как нас учили плавать, знаешь? Нас просто сбросили с обрыва в холодный бушующий океан, в то время как мы, напомню, были совсем маленькими детьми. Я как сегодня помню тот день: мрачные тёмные воды, далекий грохот ударяющихся о берег волн, соленые брызги и дикий холод, от которого сводило конечности. Хорошо, что я догадался сбросить с себя одежду и впиться ногтями в мышцу ноги, чтобы унять судорогу. И я был одним из тех, кто смог добраться до берега. И такие испытания были всё время, каждый день. Я рос в вечном страхе перед гибелью. Этот страх заполнял моё сознание целиком, вытесняя все другие мысли и чувства. Сам подумай, о какой доброте, справедливости и взаимопомощи может идти речь, если ты всё время балансируешь на грани между жизнью и смертью? Это были ужасные времена, Локи. Тебе вряд ли удастся даже представить те страдания, что я перенес.

— Да, наверное. — Я опустил глаза вниз, подумав о том, что Рэй, в сущности, прав: по сравнению с его отцом, Фригга — добрая и чуткая наставница. — А сколько тебе было лет, когда ты… остался один из всей вашей партии?

— Точно не помню, но где-то лет десять-одиннадцать. Нас к тому времени было пятеро, и «отец» пришел к выводу, что пора избавиться от лишних и оставить только одного. Того, кого он и продаст заказчику за нереальные деньги.

— И как же погибли те четверо? — мне было страшно услышать ответ, но любопытство пересилило.

— Я убил их. — Внешне Рэй выглядел абсолютно спокойным и даже расслабленным, но я каким-то образом чувствовал, что сейчас он заново переживает эти моменты, о которых говорит с напускным безразличием. — «Отец» загнал нас в огромную клетку и сказал, что выйдет из неё лишь один — победитель. Иными словами, чтобы получить относительную свободу, нужно было убить всех остальных. Если бы мы отказались сражаться, мы все сдохли бы в этой клетке от голода. Это понимал каждый из нас, и дрались мы с диким остервенением. Мы, три десятилетних парня и две девчонки постарше, дрались за право выжить.

— И ты убил тех, кто бок о бок с тобой проходил страшные испытания? — мне было трудно в это поверить.

— «Отец» не оставил мне выбора.

— И после того, как ты вышел из клетки, ты… не почувствовал раскаянья за содеянное?

— Честно? Нет. Я почувствовал удовлетворение и радость от того, что победил. Мне не хотелось умирать. Правда, в последствие мне иногда и казалось, что лучше бы я подох вместе с остальными, ведь с каждым днем моя жизнь становилась всё более и более невыносимой. И даже не пытайся сравнивать свои тренировки с моими. Твоя мать переживала все страдания вместе с тобой. Она всегда старалась морально поддержать тебя, я уверен. И уж тем более она не угрожала тебе смертью, если у тебя что-то не получалось с первого раза. У меня всё было иначе. «Отец» никогда не хвалил меня, даже если я справлялся с заданием идеально. Если я не получал хлыстом по спине, это значило, что я выполнил всё безупречно, но такое бывало крайне редко. А убить меня он грозился по сто раз на дню, и я понимал, что это не пустой звук — он может.