— Ричард, послушай меня… — Я сам не знал, что хочу сказать, но мальчик и не дал мне закончить, резко подойдя ко мне и вытянув вперед правую руку, на которой красовалась непонятная надпись — судя по всему, татуировка.

— Язык гелеофториев. Здесь написано: «Я ненавижу Локи!» Эта надпись никогда не сотрется с моей руки, как и её суть не сотрется из моей души. Это навсегда! Ты понял меня? Понял?!

— Да будет так. — Я устало вздохнул, понимая, что убеждать сейчас в чём-либо сына попросту бесполезно — мои попытки доказать его неправоту лишь сильнее распалят его гнев, это я знал по себе. — Но может всё-таки дашь мне пройти?

— Ты будешь сидеть здесь до тех пор, пока мне это будет угодно. — На лице Ричарда заиграла злорадная улыбка. — Мы побеседуем на тему морали, долга и смысла жизни. Ты ведь всегда хотел почитать мне нотации. Начинай свою проповедь, старик, я с интересом тебя послушаю.

Меня впервые в жизни назвали стариком, и это на мгновение ввело меня в ступор. Но только на мгновение. Секунду спустя я уже знал, что делать — колючий и ершистый мальчишка не оставлял мне выбора.

— Так слушай же! — одно невербальное усилие, и летающая машина взрывается, подчиняясь моей воли. Ричард лишился своего главного оружия и был вынужден отойти на несколько шагов, давая мне возможность встать на ноги. — Я сильнее тебя, Рич. Намного сильнее! Я владелец магического артефакта, и не тебе, безмозглому ребенку, чинить мне препятствия! Ещё раз ты попробуешь нанести мне вред, и клянусь, тебя постигнет участь этой летающей железки! — Пересмешник ярко вспыхнул, создавая вокруг меня цветной сверкающий ореол. Я знал, что со стороны это смотрится очень эффектно и впечатляюще. Этот приём незаменим, когда хочешь продемонстрировать свою силу, не нанося реального вреда.

Демонстрация сработала. Ричард в страхе попятился назад, не переставая при этом озлобленно скалиться.

— Я этот вертолёт два дня собирал! — крикнул он, прежде чем вновь исчезнуть за поворотом. — Ненавижу тебя! Ненавижу!

— Идиот, — устало произнёс я, даже не зная, кого, собственно, имею в виду: то ли Ричарда, который уперся, словно баран, то ли себя — не смог образумить ребенка.

Разговор с подростком нанёс мне тяжелую душевную рану, но вместе с тем и подарил некоторое облегчение: по крайней мере, Ричард жив и здоров, а это уже немало. Ну почему, почему мне не удаётся найти нужные слова, которые нас хоть на немного сблизят? Как же всё-таки больно, когда тебя ненавидит твой собственный ребёнок…

========== Тёмный ритуал ==========

«Как же все-таки больно…» — эта мысль не оставляла меня даже после того, как я лёг в изоляционную камеру и поставил таймер ровно на семьдесят два часа. Автоматика работала таким образом, что камера не откроется до тех пор, пока не истечет указанное время, и поначалу мне, если честно, даже было немного страшно. Но со временем этот страх притупился, как притупились и все остальные чувства — психологическая усталость, ненависть к Компьютеру, досада из-за разногласий с Ричардом, тревога за маму и боль от потери Даны…

«Как же все-таки больно…» — крутилось у меня в голове, но с каждой минутой эти слова всё больше и больше утрачивали свой смысл, ведь внутренней боли я уже не ощущал — так действовала изоляционная камера, специально предназначенная для обряда Очищения.

Я глядел на белую лампу, прикрепленную к верхней стенке камеры, и чувствовал, как вслед за эмоциями начинают постепенно растворяться и все мои мысли. С каждой минутой сосредоточиться на размышлениях становилось всё труднее и труднее: нужные слова и образы разбегались, как тараканы. Я даже утратил представление о времени и не мог сказать, как долго лежу в камере. Да меня, по правде говоря, и не волновал этот вопрос. Меня вообще ничего не волновало. Даже скуки от томительного бездействия, вопреки всем моим ожиданиям, не ощущалось. Я словно бы впал в некий транс и перестал чувствовать себя частью этого мира. Я словно бы покинул реальность… Очень странные ощущения, и до конца объяснить их тем, кто сам в своей жизни не испытывал ничего подобного, наверное, не представляется возможным. К тому же, этот транс запомнился мне очень плохо и размыто, как обычно запоминаются сны. Относительно нормальные воспоминания начались только тогда, когда крышка изоляционной камеры открылась, и у меня в голове прозвучал холодный и властный голос:

— Поднимайся. Время не терпит.

Казалось бы, встать на ноги — чего уж проще. Но проблемы у меня начались уже на этом этапе: конечности ужасно затекли и отказывались повиноваться. Ну ладно, конечности, это ещё терпимо. Главная беда была в том, что не возвращалась способность к мышлению: я почти не соображал, что происходит вокруг меня.

— Это нормально, — пояснила Ника, помогая мне подняться. — Именно таков и был предполагаемый эффект от обряда Очищения. Твой разум чист, и посторонние мысли не помешают тебе работать с одной из самых опасных аномалий.

«Одной из самых опасных…» — эти слова обязаны были меня встревожить и даже напугать, но я не почувствовал ровным счетом ничего: эмоции ещё тоже не пробудились.

Координация движений у меня поначалу жутко хромала, совсем как у Джареда, когда он только освободился от власти Компьютера. Я постоянно натыкался на стены и другие препятствия и, если бы меня не сопровождала Ника, имел бы все шансы так и не дойти до конечного пункта назначения. Наверное, похожие ощущения испытывает сильно пьяный человек или, может быть, даже наркоман.

Но вот наше путешествие закончилось, и мы очутились в огромном зале, который был абсолютно пуст, не считая изоляционной камеры, точь-в-точь такой же, как моя, которая стояла точно по центру, и огромной чаши неизвестного мне назначения.

— Что там внутри? — спросил я у Ники, указав на камеру. Не знаю почему, но я был твердо уверен в том, что она не пуста.

— Тело Рэя, восстановленное мной в лаборатории из его стволовых клеток. Дух человека всегда лучше вселять в его собственное тело, а не в чужое, как нам пришлось делать в прошлый раз.

— Ясно. — Я сел на пол, скрестив ноги. Стоять до сих пор было тяжело — перед глазами всё расплывалось. Всё-таки обряд Очищения — далеко не самая приятная вещь на свете.

— А теперь непосредственно инструктаж. Пока я приношу жертву, ты громко и отчётливо читаешь заклинание. На середине я присоединяюсь к тебе для усиления действия.

— А какое заклинание-то? — поинтересовался я, но Ника мой вопрос проигнорировала.

— На последней строчке ты даёшь мне энергетическую подпитку.

— Это как?

— Заставляешь свой артефакт поделиться со мной энергией. Я удивлена, что Фригга тебя этому приёму не обучила.

— Вряд ли она предполагала, что мне придется вызывать дух Рэя из мира мёртвых, — пожал плечами я.

— А энергетическая подпитка применяется не только для тёмных ритуалов. Фригга сама неоднократно пользовалась этим приёмом, когда, например, исцеляла тебя от серьёзных ран.

— Да, наверное. — Я вспомнил, что в такие моменты всегда ощущал энергетический подъём. — Она ещё вешала Осколок Радуги мне на шею.

— Да, чтоб усилить эффект.

— Так может, и тебе…

— У тебя так не выйдет, — отрезала Ника. — Мало опыта работы с артефактом. Чтобы Пересмешник функционировал нормально, он должен находиться в непосредственной близости от тебя, а ещё лучше — соприкасаться с твоей кожей.

— Хорошо, — кивнул я, убирая цепочку с зелёным камнем под одежду.

— А насчет энергетической подпитки не беспокойся. Я возьму всё на себя, создав между нашими артефактами канал связи. Ты только не сопротивляйся и не отключись раньше, чем мы закончим.

— Я постараюсь.

— Тогда начинаем.

Едва Ника произнесла эту фразу, входные двери распахнулись, и в зал зашла Сьюзен — молодая девушка, работающая в «Чёрном Квадрате» под прикрытием. Оказалось, что Церера не такая уж и безлюдная, как показалось мне поначалу, просто её обитатели не самые открытые и общительные люди в галактике.