И это было странно. До этого в наших с ней отношениях не было скованности и недосказанности. Ингрид всегда была открытым человеком, не привыкшим стесняться своих чувств. Я был почти уверен, что она после стольких месяцев разлуки сразу кинется в мои объятия, радостно засмеётся, взъерошит волосы на моей голове, и вообще, будет вести себя, как ребенок, позабыв о том, что она старше меня на пару сотен лет. А тут такая странная отчуждённость. Такое поведение всегда было свойственно… Нет, лучше не вспоминать.
— Что ты здесь делаешь? — спросил я, чтоб хоть чем-нибудь забить неловкую паузу. — Я думал, ты сейчас на каком-нибудь задании.
— Да вот, проштрафилась. — Ингрид наконец-то улыбнулась, но даже эта её улыбка вышла на редкость серьёзной и даже печальной. — Отстранили от заданий и отправили сюда на стажировку.
— Жаль.
— Да нет, не особо. Если честно, мне давно уже хотелось отдохнуть от бесконечных космических перелетов и однотипных операций. Они выматывают, не оставляя времени и сил на то, чтобы подумать о чем-то действительно важном.
Я вглядывался в тревожно-задумчивое лицо Ингрид, а моё воображение рисовало перед мысленным взором лик совсем другой девушки. Ну почему моё сердце никак не желает отпускать то, что уже никогда не вернется?
— К тому же, освою базовые медицинские навыки — они всегда пригодятся. Сейчас вообще активно обсуждается вопрос о том, чтобы все молодые Агенты проходили здесь стажировку.
Я кивнул, и вновь затянулось молчание. Разговор с таким, казалось бы, близким человеком давался мне с трудом. И дело было не только в навязчивых воспоминаниях о Дане. Просто за последнее время я, незаметно для себя самого, сильно отдалился от простых людей. Я не знаю, как объяснить это, но между мной и моими старыми друзьями словно бы встала невидимая стена.
Дело в том, что ещё четыре года назад, когда встал вопрос о Дне Расплаты, я пошёл по пути, который доступен очень немногим, и, как следствие, стал стремительно меняться, а мои друзья… они остались прежними.
Вы можете подумать, что пройдя столько страданий и трудностей, я возгордился своим богатым жизненным опытом и стал смотреть на своё окружение свысока, но это совсем не так. Просто передо мной стали вставать другие вопросы, проблемы и задачи, моим друзьям совершенно непонятные. Конечно они, как и я, размышляют о судьбе галактики, но их мысли абстракты и, как правило, не получают достаточного развития. Тор, Ингрид, Элвис, Кора, Лаувея и все остальные просто мечтают о светлом будущем, ждут его, как дети новогодних подарков, а моя задача — его обеспечить.
Вот почему никому из них не понять, что заставляет моё сердце биться всё быстрее и быстрее, и почему я не могу спать по ночам. Да и мне их мелкие бытовые проблемы уже не так близки, как прежде. Когда перед тобой стоят глобальные задачи, обыденность уходит на второй план.
И из-за этого невольного отчуждения я, даже находясь в компании друзей, готовых всегда поддержать и помочь, чувствую себя одиноким и даже затравленным. Я понимаю, что проблемы, стоящие передо мной, моим друзьям не по зубам, и их желание помочь ничего не изменит, каким бы сильным оно ни было. Когда на твоих плечах лежит ответственность за галактику — это действительно тяжело… Ты априори становишься не таким, как все, «Избранным».
Раньше мне всегда казалось, что это здорово: стать героем с великой миссией и вознестись над другими людьми. А сейчас я понимаю, что быть таким человеком очень трудно и очень больно. Ты одинок, и тебе не к кому обратиться за помощью, потому что ты тот самый человек, к которому обращаются все остальные. Интересно, а Фригга тоже ощущала это давящее на душу одиночество? Как жаль, что я не мог поговорить с ней сейчас. Только она одна могла понять, какие чувства я сейчас испытывал. Ну и ещё, может быть, Джаред.
— Как ты относишься к тому, что сейчас происходит в Долине? — оторвала меня от раздумий Ингрид, которой тоже была неприятна эта долгая пауза.
— О чём ты? — мне было трудно так быстро вернуться к разговору, и потому я не сразу сообразил, что Ингрид имеет в виду.
— Ну, все эти изменения. Дети, добровольно помогающие Агентам, сотрудники, которые никогда не ссорятся…
— Всецело одобряю, — пожал плечами я, не понимая, какое тут ещё может быть мнение. — Сам знаю, отсутствие конфликтов в команде в разы повышает её трудоспособность. Взять, например, тех же Элвиса и Кору. Пока они собачились, мы с места сдвинуться не могли, а как нашли общий язык — всё пошло как по маслу.
— Ты говоришь о другом, Локи. Эти сотрудники просто попали в условия, когда любые конфликты и ссоры смерти подобны, вот и сплотились. И это абсолютно нормально. А когда все вдруг начинают дружить, как по волшебству, это настораживает.
— Почему? — мне даже самому себе не хотелось признаться, что в глубине души я с Ингрид согласен.
— Потому что это противоестественно. Непонятно, с чего вдруг все разногласия между сотрудниками испарились. Непонятно, с чего вдруг дети, которых раньше было невозможно заставить игрушки в своей комнате убрать, добровольно взялись за облагораживание территорий.
— Ну… у Джареда свои методы, — ответил я словами Лики. — И вообще, если мы чего-то не понимаем, это совсем не значит, что это плохо. Мы стоим на пороге нового, совершенного мира! Разве ты не рада?
— Мне с трудом верится, что мы так легко и безболезненно перепрыгнем на новую ступень нравственного развития. Так не бывает.
— А ты вокруг себя посмотри. Это уже началось. Причем абсолютно безболезненно.
— На начальном этапе всегда кажется, что всё идёт хорошо, а дальше будет ещё лучше, — гнула своё Ингрид. — Вся грязь льётся уже потом. Или думаешь, я не знакома с галактической историей?
— Но сейчас нам помогают люди другой цивилизации, а такого галактическая история ещё не знала, — возразил я. — Джаред уже не раз доказывал, что он надежный человек, и на него можно положиться. Я ему верю.
— Ну, если так, — девушка сделала ещё шаг и, оказавшись совсем рядом со мной, взяла мою ладонь в свою, — тогда я тоже ему верю. Ладно, мне пора, у меня лекция через пару минут начинается. Была рада встретиться. — Ингрид приподнялась на цыпочки и едва ощутимо коснулась своими сухими обветренными губами моих, ожидая, видимо, что я вовлеку её в поцелуй. Но я этого не сделал, и девушке пришлось отстраниться.
— Надеюсь, теперь мы будем видеться часто, — сказала мне на прощание Ингрид и покинула номер.
Я вновь остался наедине с самим собой. Какая-то странная грусть охватила меня после этого разговора. Я даже затруднялся сказать, когда мне было комфортнее: вдвоем с Ингрид или после её ухода?
Словно находясь во сне, я собрал яблоневые цветки со стола и с подоконника, выбросил их в окно и глубоко задумался. А есть ли вообще смысл в наших отношениях с Ингрид, если меня теперь почти ничего не связывает с обычными людьми? Сможем ли мы общаться так же легко и непринужденно, как прежде, забыв о том, что у нас разные задачи, разные трудности и даже разные поводы для радости? Точнее, смогу ли я так делать? Ведь шаг должен быть с моей стороны — я осознавал это чётко и ясно.
Да, будет трудно. Но и отказаться от её любви я не смогу. Ведь любовь — почти всё, что у меня осталось. Любовь — это та тонкая, но очень прочная нить, до сих пор связывающая меня с обществом. Пока я могу любить, я остаюсь с людьми, я сам остаюсь человеком…
Наверное, умение любить, безотчётно и бескорыстно, в какой-то степени спасало и Фриггу… Но потом стало её проклятием. Как же всё запутанно, сложно и неоднозначно! Ведь, если задуматься, именно материнская любовь ко мне и довела её до сумасшествия. Так значит, если вершишь судьбу галактики, то лучше отказаться от каких бы то ни было привязанностей, потому что они помешают в нужный момент сделать правильный выбор?
По этому пути пошла Ника, и он тоже привел её в никуда. Вечное одиночество, никогда не тающий лед в душе, невыносимая скука и вопрос, на который нет ответа: «Зачем ты живешь в этом мире? Ради кого? Ради чего?» Так как же всё-таки обрести счастье? Или для нас, «Избранных», оно по определению недоступно? А если решение и есть, то как его найти, если с этим не справились такие величайшие умы, как Фригга и Ника?
