Милиционеры мирно болтали, поникнув автоматами. Проходя мимо автоматчиков, женщина покосилась на длинные стволы и заспешила к железной калитке. Стражи порядка неторопливо тронулись следом.
– Внимание, – сказал Баграт, глядя на противоположную сторону улицы.
Алексей тоже хотел выйти из машины, но Баграт велел сидеть. Женщина с хвостом подошла к калитке и постучала. Алексей видел, что стучит она по-особому, а после отвечает на вопросы вахтера через прямоугольное окошко. Калитка приоткрылась, женщина проскользнула внутрь. Створ начал закрываться, Баграт сделал быстрое движение и придержал железную дверь. С той стороны дверь пытались закрыть, но страшный человек взялся за верхний угол калитки и вытянул на улицу трех вцепившихся в ручку охранников. Охранники были одеты в голубую униформу и вид имели совсем не героический.
Не обращая внимания на охранников, Баграт сделал приглашающий жест судебному приставу, и тот приступил к исполнению своих обязанностей под рукой страшного человека. Мальчик в форме двинулся на охранников кожаной папкой вперед. Те от папки отступили, но с прохода не ушли. Представитель власти развернул бумаги. Охранники попытались пригласить пристава внутрь и закрыть за ним калитку, но в узком проходе уже застрял наряд милиции. Милиционеры поговорили с приставом и охранниками. С охранниками строго: те отвечали, вытянувшись в струнку. За спинами милиционеров просочились внутрь человек восемь в черной униформе с вышитым золотом названием охранного предприятия.
Алексей через открытую калитку мог видеть, как мужчины в черной униформе выстроились в цепь и отсекли от ворот охранников в голубом. Защитники ворот пытались обойти захватчиков, но те вновь появлялись на пути. Толкались плечами, прихватывали за форму, но по-настоящему рук никто не распускал. Пихались тощими животами, как плохо откормленные сумоисты. С обеих сторон стояли усталые мужчины, приехавшие на работу в Москву из далеких пригородов на дежурство сутки через трое. Убиваться за скромную зарплату никто не хотел, однако семьи в далеком Подмосковье надо было кормить. Поэтому толкались добросовестно, но без азарта.
Меланхоличные милиционеры стояли в сторонке и наблюдали за соблюдением правил в этой новой для Алексея игре.
Черные мундиры оттеснили охранников, распахнули ворота, и на территорию проникли два зашторенных автобуса. Железные створки сомкнулись. Минут десять снаружи нечего не происходило. Потом калитка распахнулась, и из нее вышел плешивый человек. Вышел спиною вперед и все тянулся руками в направлении проходной, пока не осел тощим задом на грязный асфальт. Следом выскочил по-крабьему, боком, еще один, в очках. Пролетел пару шагов и завалился бы, не поддержи его сидящий на асфальте. Удивительно легко выпорхнула через щель дородная дама с мужским зонтом. Притормозила у бордюра, с достоинством прошла пару шагов и долго оттирала дебелые руки от следов чужих ладоней. В спину брезгливой даме влетела растрепанная шатенка с кровавым ртом. Сначала Алексею показалось, что алое вокруг рта от размазавшейся помады, потом увидел, что губы шатенки расцарапаны. Шатенка отерла рот рукавом и выплюнула на дорогу черный шмат. Толпа росла, и за спинами Алексей уже не видел, как покидают территорию свежевыдворенные ученые.
Беспорядочное шатание людей постепенно переросло в митинг. Красногубая фурия взобралась на бетонную тумбу и к чему-то призывала коллег. Дородная дама привязала алую косынку к зонту и размахивала ею, как знаменем. Тощий мужчина поднялся с асфальта и собирал подписи. Изгнанные вытекли на проезжую часть, мешали движению машин. Толпа обрастала случайными прохожими. Разъехались в стороны створки ворот. В проеме показались шестеро охранников и один грузный человек навынос. Из особых примет на влекомом были галоши. Алексей не видел людей в галошах уже лет десять, а так чтобы летом – вообще никогда. Выйдя за ворота, охранники с облегчением опустили неподвижное тело на асфальт и ретировались. Толпа замерла в ужасе. Дама с зонтиком приспустила флаг. Выступающая заломила алый рот в крике отчаяния.
– Убили! – закричала она со своей тумбы.
Толпа ахнула. Недалеко от Алексея затряслись в рыдании рыхлые плечи. Мужчина из прохожих плечи успокаивал:
– Кем приходился вам погибший?
– Завхозом.
Лежащий на земле человек вдруг зашевелился. Открыл глаза и, выкинув руку вверх, показал средний палец отступающим охранникам. По толпе прошелестело еле слышное: «Жив». Прохожий приобнял рыхлые плечи и увел их в безопасное место.
Через забор Алексей рассмотрел, что введение его в права собственника достигло верхних этажей. С улицы было видно, как в помещениях распахиваются двери. Некоторые двери открывались плавно, другие разлетались створками по стенам, как от удара молотом. В распахнутые двери входили люди в черной униформе, и сразу окна ослеплялись опавшими жалюзи. Глазницы окон затягивались белыми бельмами одно за одним, комната за комнатой, этаж за этажом. Алексею подумалось, что так последовательно и бесстрастно выкалывали глаза зодчим, создавшим храм Василия Блаженного. И тут же убедил себя, что аналогия неуместна. Там художники от бога, а здесь сухари с пробирками.
Иногда план захвата давал сбои. На третьем этаже бородач в белом халате кинулся к подоконнику с коробкой в руках, распахнул окна и закричал охранникам: «Не приближаться!» Грозил, что уничтожит результаты научной работы за двадцать лет. Бородач орал на всю улицу, но угрозы не действовали. Четыре черных рукава оплели локти шантажиста, ладони его разъехались, и коробка перевернулась. Засверкали в воздухе блестящие пробирки. Алексей не мог видеть стеклянных брызг на асфальте, но слышал звон и видел, как бородач при каждом ударе вздрагивал, словно в него попадала пуля. С последним выстрелом бородач безвольно обвис в объятиях черных мундиров.
На покоренном третьем этаже ожили жалюзи, разошлись рамы, и в оконном проеме вырос страшный человек: гора мышц со скошенной лобовой броней. Сквозь щели глазниц он рассматривал толпу и что-то говорил в огромный правый кулак. На много уровней выше страшного человека стояла женщина. Тоже смотрела в окно: маленькая, подтянутая, сильная. Высокий чистый лоб, морщины у рта, лицо с распахнутыми глазами. В руке женщина держала трубку. Скорее всего, оба главнокомандующих в этот момент пытались вызвать силы, которые могут решить исход операции. Лобовая броня нервничала, видимо, план не предусматривал митинга за воротами. Маленькая женщина выглядела спокойной. За спиной у страшного человека появился Баграт. Он ткнул пальцем в сторону Алексея и поманил рукой. Алексей вылез с заднего сиденья и, распихивая толпу портфелем, стал пробираться к воротам. Баграт в окне пропал. Женщина с верхнего этажа Алексея тоже заметила.
Проталкиваясь между людьми, Алексей видел, как сдаются последние кабинеты. Калитка скрипуче отхаркивала на улицу новых людей.
В группе митингующих появились маргинальные личности ненаучной наружности. Кто-то кинул в ворота бутылкой. В задних рядах возникли люди с плакатами. Пара лозунгов политического содержания, один – в защиту меньшинств и написанный от руки плакат с требованием выселить жильцов из сорок восьмой квартиры. Люди с транспарантами в давку не лезли и охотно позировали случайным фотографам.
Перекрывая плакаты, в кадр залезали девицы с задранными майками и загадочной надписью «ПО» «ОР» на оппозиционных бюстах. Появились новые ораторы и оседлали соседние тумбы с требованием пригласить депутатов, написать президенту, разрешить продажу пива около метро. Гул толпы нарастал. Наряд милиции из-за забора пытался восстановить порядок – через громкоговоритель призывали всех разойтись и опомниться. Женщина в окне выглянула в сторону проспекта и подняла руки в жесте, требующем внимания. Она показывала пальцем вдаль и что-то кричала. Слов Алексей не разобрал, но кто поближе, видимо, все понял. Над толпой пронеслось: «ОМОН».
Люди заволновались, началась паника, маргинальные личности и те, что с плакатами, организованно исчезли. Толпа рванула в одну сторону, потом в другую, но каждый раз откатывала назад, словно натыкаясь на глухую стену.