Встретились в сетевом кафе с бедным меню, большими витринами и приторно-сладкими кофейными коктейлями по десять долларов за порцию. Алексей приехал раньше, занял низкое удобное кресло недалеко от входа. С заказом хотел обождать, но официант напоминал о себе каждые пять минут. Пришлось взять чайник кипятка с щепотью заварки в металлическом ситечке.
В сутолоке машин Алексей заметил угловатую черную крышу, а после и сам автомобиль, который полз по правой полосе, выискивая местечко на тротуаре. Обнаружив место, джип осторожно попробовал колесом высоту бордюра, перевалился с проезжей части, спугнул пару тинейджеров на автобусной остановке. Баграт выпрыгнул из машины, хлопнул дверцей, и машина затворилась с тремя короткими гудками.
– Хреновы пробки.
– Рассказывай.
– Слушай. С налета ничего сделать не удалось. Пытались договориться с директором по-хорошему, но дура упертая – ни в какую.
– Ты же говорил, мне по закону положено?
– Положено. Но хитро положено. Как кошелек на веревочке: ты нагибаешься, а он убегает. То, что лежит, еще надо уметь взять.
– И как теперь?
– В установленном законом порядке. Российский суд встанет на стражу.
– Ты уверен, что имеет смысл?
– Хорош ныть. Подписывай здесь и здесь.
– Что это?
– Обычные формальности.
– Сначала объясни.
– Алексей, если ты работаешь со мной, то попробуй помогать, а не тормозить на каждом углу. Я не в состоянии разъяснить тебе за пять минут нюансы Гражданского процессуального кодекса. Если интересуешься – сам прочитай. Не забудь проштудировать тома изменений и дополнений. Лет через пять, когда управишься, встретимся опять, и я с удовольствием объясню тебе смысл бумаг, что лежат перед тобой.
– Суды требуют дополнительных вложений? – переспросил Алексей.
– Суды требуют колоссальных вложений. Чтобы весы Фемиды склонились в правильную сторону, на них надо что-нибудь бросить.
– Взятка?
– Ни в коем случае. Лишь тонкая калибровка инструмента.
– Большие деньги?
– Не твоя забота. Деньги будут, я договорился с людьми.
– А отдавать чем?
– Метрами и литрами. Люди согласны подождать с возвратом, до момента торжества правосудия.
– И сколько метров?
– В зависимости от того, как пойдут суды. Если решим все в первой инстанции – то совсем немного.
– А если нет?
– Тогда придется отдать поболее.
– Мои законные метры?
– Ты уже начал жадничать – это хорошая примета. Но согласись – лучше отдать половину, чем не получить ничего.
– Согласен. А что с литрами?
– Я люблю односолодовое виски. Для друга не пожалеешь?
– Для друга – нет.
– Тогда подписывай.
Алексей подписал. В задумчивости отправил золотую ручку в свою борсетку, но Баграт попросил инструмент вернуть. Пообещал после завершения дела купить Алексею сотню таких. А эта ручка Баграту пока нужна – она счастливая. Еще Баграт напомнил, что о деле не должен знать никто. Так что не следует трепаться. Трепаться Алексей не собирался – боялся гнева Чистякова. Три раза напомнил Баграту, что Чистяков ничего знать не должен. «Само собой», – отвечал Баграт. Но Никодимыч все равно про доверенность проведал.
Чистякова одевала супруга. Хорошо, но без изысков. Ее практичная деревенская логика не позволяла покупать вещи втридорога лишь за то, что на них висели модные ярлыки. Она доводила до инфаркта консультантов бутиков, пробуя материал на прочность, проверяя, не тянутся ли швы, задавая вопросы, уместные в деревенском универсаме. Все выяснив, Никодимовна не ленилась идти в другой магазин и в третий. Покупала вещи крепкие, ноские, недорогие. Обнаружив протертые локти на пиджаке, вздыхала огорченно, но не из жадности, а больше для порядка.
В своих простеньких нарядах Чистяков смотрелся в дорогих корпоративных офисах белой вороной, но к нему быстро привыкали. Привыкли даже к тому, что в новенькой ведомственной столовой Никодимыч разворачивал судочки с домашними щами, пахнущими печным дымком, или аппетитно наворачивал разжаренные супругой котлетки. Котлетки исходили соком и ароматом чесночка. Сослуживцы сглатывали слюну и демонстративно отворачивались в сторону. Домашняя еда приносилась не из экономии, а потому, что Никодимовна помыслить не могла, чтобы ее супруг питался безликими произведениями общепита. В ее картине мира общественное питание стояло где-то рядом с публичными женщинами. Муж, изменяющий стряпне жены в общественных столовых, был обречен на измены все более тяжкие.
В день последней дружеской встречи Никодимовна наколдовала гуляш по-венгерски. Никодимыч отвинтил крышку термоса и, шаркая ложкой по металлической колбе, выложил Алексею половину порции. Алексей хотел отказаться, но благоухание специй парализовало его волю.
– Это у тебя поздний обед или ранний ужин? – заговорил Алексей. Просто чтобы заговорить. Уж больно неприятно рассматривал его Чистяков в упор.
– Это обед. Поэтому я отдал тебе половину.
– Почему поэтому?
– По поговорке. Надеюсь, что в следующий раз не придется отдавать весь ужин.
– Полагаешь, и до этого может дойти? – спросил Алексей, наконец сообразив, что за поговорку имеет Чистяков в виду.
– Боюсь, что может. Я подлецам рук не жму.
– Ты так и остался шероховатым. Я к тебе за советом пришел, а ты сразу меня с дерьмом смешиваешь.
– Я тебе еще три года назад, на той встрече, все сказал. С Багратом работать нельзя, он бессовестный человек.
– Он нормальный предприниматель.
– Предприниматель нормальный. А человек бессовестный. Хищник без стаи. К тому же голодный. Если деньгами запахло – он ни перед чем не остановится.
– Есть доказательства?
– Есть. Твое дело, например. Про домик в центре. Ты как себе это представляешь?
– Как Баграт объяснял, так и представляю. Вступлю в права акционера, назначим своего директора в совет директоров. А может, и генерального со временем. Такого, чтобы деньги умел зарабатывать. Кому нужна полоумная старуха, которая досиживает на моих площадях до пенсии с кучкой соратников-старперов? Площади в аренду сдает, а прибыли не показывает. Где мои законные дивиденды?
– Про директоршу и старперов тебе Баграт рассказал?
– Да, он. Но я и в газетах читал то же самое.
– В газетах ты иного и не увидишь – все статьи заказные.
В июне темнеет поздно, но грозовая туча приволокла покрывало ярких сумерек – изменчивой поры, когда фонари уже зажглись, но машины не включили фары, когда серый фон загустел, но краски не обесцветились, когда поток прохожих стал плотным, но не расплылись еще в текучую массу отдельные контуры. Алексей молчал и пытался осмыслить сказанное Никодимычем.
– Это недоказуемо, – продолжал тот. – Сложно доказать, но в данном случае уши явно торчат. Видать, с деньгами у подлеца туго, поэтому он все статьи одному журналюге заказал. Почитай. По существу, это одна статья, только несколько адаптированная для каждого издания. Материал позорный, стиль убогий.
– Да хрен с ним, со стилем. С фактами-то не поспоришь. Бабка все под себя гребет, здание разрушается, вид города портит.
– Это не бабка, а доктор наук – Динэр Камилла Андреевна. Исследователь с мировым именем. Сохранила коллектив уникальных специалистов. Их разработки спасли тысячи жизней. В мире таких команд нет. Их пытались купить лучшие западные институты, а вот остались на идею работать. Из арендных денег она им и зарплаты платит, и исследования оплачивает.
– И где же результаты от этой звездной команды?
– Это академическая наука. Тут на результат работают десятилетиями. Ты знаешь, что такое индекс цитируемости?
– Ну, приблизительно.
– Так вот, на исследования этой команды ссылаются ведущие ученые мира. Я могу тебе назвать десятки препаратов, которые качественно изменили жизнь всей планеты.
Алексей встал из-за стола, прошелся между столиками и остановился у длинной стойки раздачи. Увидел в разделе напитков «Боржоми» – с грузинскими буквами, в тяжелой стеклянной бутылке. Спросил у карикатурно-розовощекой девушки на раздаче, настоящий ли «Боржоми». Девушка вопроса не поняла и даже обиделась: мысль о том, что в их специальной корпоративной столовой что-то может быть ненастоящим, показалась ей издевательством. Хотя многие посетители пытались завязать знакомство и с более дурацких вопросов.