Стайлз встаёт в очередь за ланчем, его сердце уже колотится слишком быстро, потому что куда ему сесть? Он пытался осмотреться, как только вошёл в кафетерий, но он не хочет выглядеть слишком, блядь, отчаявшимся, ясно? Как будто ему без этого не хватает в жизни дерьма.

Он берёт поднос и снова оборачивается, чтобы осмотреть кафетерий.

Кучка детей пялится на него, говорит о нём. Кто-то даже показывает пальцем. А потом кто-то машет со стола в дальнем углу, и это Скотт.

— Стайлз! Сюда!

Стайлз заставляет себя не идти слишком быстро. Добравшись до стола, он садится и с облегчением выдыхает.

— У нас перерыв в одно и то же время, — начинает Скотт. — Насколько это круто?

Очень круто.

Очень, блядь, круто.

Стайлз хочет плакать от облегчения. Он чувствует себя слишком плохо, чтобы даже хотя бы поесть, но он тычет вилкой в еду, и заталкивает полный рот раз или два, и слушает, как Скотт рассказывает ему всё о своей влюблённости в самую красивую девушку школы. Стайлз не отвечает, но это нормально. Скотт не возражает.

***

Стайлз сегодня не на машине, поэтому, когда занятия заканчиваются, он пишет отцу и садится на ступеньки, чтобы дождаться его. Автостоянка быстро пустеет, за исключением, конечно, Скотта, который не может завести свой грязный мотоцикл. Стайлз думает, что они теперь друзья, так? Или на пути к этому. Он подходит к нему, лямки рюкзака впиваются в плечи.

— Ты что-нибудь знаешь о байках? — спрашивает Скотт, сморщив нос.

— Ни черта, — отвечает Стайлз. — Но за мной приедет отец. Он может отвезти тебя домой.

— Это было бы потрясающе, — говорит Скотт с широкой улыбкой. — Твой отец новый шериф, да? — Стайлз кивает.

За те пятнадцать минут, что они ждут, Стайлз узнаёт, что мама Скотта разведена и сейчас на дневной смене в больнице, где она работает медсестрой. У Скотта проблемы с химией и историей, и из-за этого ему грозит исключение из команды по лакроссу. Не то чтобы он много играл из-за астмы. Ему нравится любая музыка, он тайно любит Кэти Перри — не говори никому, чувак! — и не очень любит комиксы, но фильм про Дэдпула был чертовски весёлым, и он никогда не смотрел «Звёздные войны».

— Как ты мог никогда не видеть «Звёздных войн»? — удивлённо спрашивает Стайлз.

— Ну, просто я не смотрел новые эпизоды, потому что не смотрел старые и не знаю, кто есть кто? А потом, я не знаю, в каком порядке их нужно смотреть, а их ведь очень много, понимаешь?

— Ты смотришь их в том порядке, в котором они выходили, — говорит ему Стайлз. — Это единственный способ.

Когда на стоянку въезжает машина, отец Стайлза выглядит удивлённым, заметив, что Стайлз не один, но быстро берёт себя в руки.

— Это Скотт, — представляет Стайлз. — Он учится со мной на некоторых предметах. Его байк сломался.

Стайлз забирается на заднее сиденье патрульной машины и жестом приглашает Скотта присоединиться.

— Так куда тебя подвезти, Скотт? — спрашивает отец.

Скотт смотрит на него сквозь решётку.

— Эм, я живу на Мэйпл-стрит. Круто. Жду не дождусь, когда соседи скажут маме, что меня привезли домой на полицейской машине!

Отец Стайлза смеётся.

— Хочешь, я включу сирену, когда мы окажемся на твоей улице?

— Это было бы обалденно!

Верный своему слову, отец Стайлза так и делает.

***

Остаток пути до дома Стайлз едет на переднем сиденье.

— Скотт кажется хорошим парнем.

— Похоже.

— Хочешь, я закажу что-нибудь на ужин? — спрашивает отец.

— Нет, я просто съем сэндвич или что-нибудь ещё.

Иногда отец смотрит взглядом, который означает, что он не спустит это на тормозах и рано или поздно они со Стайлзом поговорят о домашних делах или их отсутствии, но сейчас Стайлз видит, что отец не обращает на это внимания.

Это был хороший день, правда?

Стайлз даже смог найти друга.

Так что отец не будет читать лекции.

***

Стайлз не спит без таблеток. Он и с ними плохо спит, но какой ещё вариант? Он просыпается посреди ночи, вяло борясь с действием снотворного, а потом не может снова заснуть.

Этот дом ещё не кажется домом. Может, никогда и не будет. Квартира… ну, Стайлз не заходил туда уже восемь месяцев. Сначала была больница, а потом на недолгий срок появилось новое место, которое арендовал отец. Без балкона. Никаких пятен крови. И никаких воспоминаний о маме.

Он не может смотреть на фотографии мамы, и не только потому, что скучает по ней. А потому, что на этих фотографиях все улыбаются, и никто не умер, и никого не разорвали на части и не разбили на осколки, а затем не сшивали, склеивали и скрепляли.

Стайлз спотыкается о кровать и направляется в ванную.

Он не успевает в туалет вовремя.

Рвота покрывает весь пол в ванной.

Отец находит его некоторое время спустя в душе, вода в котором начинает остывать, он сидит на полу и пристальным взглядом изучает трещину в одной из плиток, лишь бы не пришлось смотреть на себя.

— С тобой всё в порядке, ребёнок?

Стайлз закрывает глаза.

Отец приоткрывает дверь в душевую, выпуская пар.

— Стайлз?

— Меня вырвало, — говорит Стайлз.

Наверное, было время, когда бы он кричал от возмущения, что отец смотрит на него в душе. Но в больнице первым делом именно от скромности не осталось и следа. Стайлз, возможно, и не мог смотреть на себя, но могли сотни грёбаных хирургов, врачей, интернов и медсестёр.

Нескончаемый парад день за днём.

— Ты потерпишь, пока я убираю?

— Да. Прости, что разбудил.

— Всё в порядке, ребёнок.

Стайлз закрывает глаза и слышит, как отец достаёт губку. Резкий запах антисептика напоминает о больнице, хотя отец не покупает ту же марку. Эта должна пахнуть зелёными яблоками. Не пахнет.

— Давай вытащим тебя оттуда, малыш.

Стайлз снова чувствует себя маленьким ребёнком, пока отец закручивает краны и помогает ему встать на ноги. Он завёрнут в полотенце и вытерт насухо. Он помнит, как мама делала так же, когда он был маленьким. Потом отец помогает ему одеться в чистую пижаму.

— Теперь готов вернуться в постель?

— Сколько сейчас времени?

— Кажется, около трёх.

— Прости.

— Стайлз, всё в порядке. — Отец обнимает его. — Хочешь поспать в моей кровати до конца ночи?

Он не может заставить себя ответить хоть что-нибудь. Просто кивает и позволяет отцу отвести себя в его комнату.

***

Кирстен говорила, что каждый день — это новый день. Стайлзу это казалось какой-то ерундой нового века, но суть в том, что ничего из произошедшего накануне не имеет значения. Каждый день — это новый шанс сделать всё правильно, сделать день хорошим. За исключением того, сказал ей Стайлз, что, если часы обнуляются каждый день, то и хорошие вещи не считаются, верно?

Она сузила глаза, глядя на него.

— Я слежу за тобой и твоим пессимизмом, Стайлз. Ты фрикаделька. — Глупо было говорить, что он рассмеялся.

Она не казалась ему психотерапевтом. Она казалась старшей сестрой. Тем человеком, который уговаривал его и запугивал, лишь бы он снова вышел в мир, но никогда не злился, если у Стайлза не получалось. Он скучает по ней, но ездить в Лос-Анджелес каждую неделю не очень практично.

Стайлз лежит в постели отца, смотрит в потолок и пытается вспомнить, что сегодня новый день, фрикаделька.

Урчащий живот, наконец, заставляет спуститься. Отец варит кофе, и запах стоит фантастический. А ещё он разговаривает с кем-то на кухне, и Стайлз в панике отступает, потому что толстовка осталась наверху.

Слишком поздно.

Его заметили.

— Стайлз, иди завтракать. Пэрриш как раз рассказывал о местечке вниз по Бикон-Вэлли, где делают бекон из баранины. — Он говорит так, будто это богохульство.

Стайлз прокрадывается на кухню.

Помощник шерифа выглядит молодым и искренне дружелюбным.

— Привет.

Точно. Отец сегодня начинает рано. Стайлз бы вспомнил об этом, если бы сверился с расписанием, приклеенным к дверце холодильника.