Да уж.

Это слишком безумно.

***

— Ладно, — говорит Лора, открывая дверь флигеля. — Извини за запах. — Он ударяет Стайлзу в нос. Не мерзкий, конечно, но сильный. Как в мясной лавке.

— Итак, здесь мы разделываем мясо для волков, — объясняет Лора, махнув на скамейку из нержавеющей стали.

Стайлз бросает взгляд на ножи, свисающие со стойки над скамейкой, и его сердце замирает.

— Нет, — говорит он. Он чувствует, как кровь сходит с лица. Чувствует, как лезвие режет-режет-режет, пока кожа не расходится на части. — Н-нет.

А потом он убегает.

***

Где-то на тропинке между флигелем и информационным центром Стайлз спотыкается, и пара сильных рук ловит его.

— Стайлз! — кричит Лора где-то далеко позади. — Стайлз!

Стайлз пытается оттолкнуть мужчину.

— Эй, всё в порядке, — говорит тот. — Стайлз, верно? Просто дыши, Стайлз. Просто дыши.

***

Он хочет домой, но Лора и её отец, Джеймс, его не отпускают. Вместо этого они ведут его обратно к дому. Талия встречает их на крыльце с серьёзным выражением лица, и через несколько мгновений Стайлз оказывается в гостиной с чашкой горячего сладкого чая в руках.

Он слышит, как где-то поблизости тихими голосами разговаривают Хейлы.

Он наклоняет голову, натягивая капюшон, и старается не плакать.

Это была ошибка. Глупая, глупая ошибка.

Стайлз слышит цокот когтей по деревянному полу и поднимает голову, как раз вовремя, чтобы разлить чай по всему журнальному столику, когда к нему подходит волк. Волк. В грёбаном доме.

Волк обходит лужицу пролитого чая, потом садится на корточки и пыхтит на Стайлза.

— Римус? — спрашивает он тихим голосом.

Волк фыркает, потом наклоняется вперёд и лезет мордой ему в лицо.

Стайлз слишком потрясён, чтобы двигаться. Это как очень большая собака, да? Очень большая собака, которая может вырвать ему глотку. Что ж, ладно, обыкновенная большая собака тоже могла бы это сделать. Но собаки не волки. Собаки не вызывают на закорках мозга взрыв белого шума и первобытный инстинкт, который кричит ему бежать от хищника.

Он неуверенно протягивает руку и касается густой шерсти на волчьей шее. Он думает, что урчание, которое слышится в ответ, звучит как одобрение. Если только это не рычание. Что, чёрт возьми, Стайлз знает о волках?

— О, боже мой, — говорит Талия с раздражённым пыхтением, которое не сильно отличается от волчьего. — Ты пугаешь бедного мальчика!

На этот раз это определённо рычание.

— Всё в порядке, — отвечает Стайлз, поворачивая голову, чтобы посмотреть на Талию. — Я имею в виду, наверное?

Выражение лица Талии смягчается.

— Он не кусается, если ты об этом.

Стайлз с облегчением вздыхает. Именно об этом он и спрашивал.

Талия садится в кресло напротив дивана.

— Не возражаешь, если я задам несколько вопросов, Стайлз?

Стайлз отшатывается.

— Эм, может, мне просто уйти?

Римус плюхается на ноги Стайлза. Это уже слишком.

— Я не хочу быть навязчивой, — говорит Талия. — Твой отец, кажется, думал, что тебе понравится быть здесь волонтёром, и я хотела бы, чтобы так и было. Но очевидно, что нам нужно установить некоторые границы.

Его лицо горит.

— Я не могу находиться рядом с ножами. Или кровью. Или высотой.

— Хорошо, — отвечает Талия и не задаёт больше вопросов. Стайлз уверен, что она хочет — все всегда хотят, — но она этого не делает. Когда он осмеливается снова поднять взгляд, выражение её лица не любопытное и не жалкое, в нём ничего, кроме спокойствия. Твёрдости. От неё исходит какое-то присутствие, которое каким-то образом заполняет комнату, но оно не властное. Не заставляет съёживаться. — Мы можем найти для тебя другое занятие, не связанное с приготовлением еды.

Стайлз смотрит на неё настороженно. Вот так просто?

Ничего не бывает так просто.

— Я думаю, что это была ошибка, — говорит Стайлз, игнорируя то, как Римус рычит. Он дёргает за шнурки толстовки и не может смотреть Талии в глаза. — Я хочу домой, пожалуйста.

Римус снова рычит.

***

Уже поздно, когда отец приходит с работы домой. Поздно и темно, но Стайлз не потрудился включить свет. Он сидит на новом диване в гостиной, уставившись в глухую стену, и сомневается, что двигался хоть раз за последние несколько часов.

Диван прогибается, когда отец садится рядом.

— Плохой день?

Стайлз пожимает плечами.

— Мне звонила Талия Хейл, — говорит отец. — Она сказала, что у тебя была паническая атака в заповеднике.

Стайлз фыркает. Это не была полноценная паническая атака. Он даже не потерял сознание.

— Думаю, эм, я больше не буду туда ездить.

— Ты действительно этого хочешь, Стайлз?

Он вспоминает вес и тепло Римуса, прижимающегося к ногам.

— Я не знаю.

Отец выглядит таким усталым.

— Я знаю, что переезд сюда не исправит всё волшебным образом, Стайлз. Я это знаю. Но ты должен попробовать, ребёнок. Ты не можешь прятаться в своей комнате до конца жизни.

Стайлз снова переводит взгляд на стену.

— Почему бы и нет? Это на самом деле звучит охеренно мило.

Восемь месяцев назад отец сказал бы что-нибудь о языке. Стайлз не знает, нравится ему то, что он получает поблажку, или он ненавидит это, или это просто не имеет и значения.

Отец лишь медленно выдыхает, его дыхание дрожит.

— Я собираюсь ложиться спать, — говорит Стайлз.

— Ты ел?

— Сэндвич, — лжёт Стайлз.

— Ладно. Снотворное?

— Да. — Аддерол, чтобы проснуться и быть сосредоточенным каждый день. Болеутоляющее, чтобы притупить боль в ногах и тазу после операций по установке спиц в сломанные кости и суставы. Снотворное, чтобы отправиться в небытие каждую новую ночь. Стайлз — ходячая фармакопея.

Он ждёт на диване, пока не вернётся отец со стаканом воды и одной таблеткой, и спрашивает себя, сможет ли он взломать комбинацию на сейфе, если придётся.

Он думает, что не хочет, но все его праздные мысли всегда возвращаются к этому. Сможет ли он, если придётся?

Он проглатывает таблетку и думает, каким облегчением было бы не просыпаться утром.

========== Часть 3 ==========

Стайлз пропускает школу в среду и пытается снова в четверг. Он опаздывает, потому что в последнюю минуту решает, что нет, он не будет этого делать, но отец заставляет его позвонить Кирстен в Лос-Анджелес, и каким-то невероятным образом теперь он стоит в администрации и ждёт, пока они разберутся с освобождением за пропущенные классные занятия и часть химии.

— Я буду на парковке, если понадоблюсь, — говорит отец.

— Папа, у тебя работа, — бормочет Стайлз, глядя на свои ботинки.

— Я думаю проверить, в хорошем ли состоянии у всех протекторы на шинах, — отвечает отец.

— Способ найти мне друзей, — фыркает Стайлз, но приятно знать, что отец будет рядом.

Когда отец уходит, Стайлз очень, очень хочет пойти с ним. Вместо этого он направляется на химию. Почему, чёрт возьми, это всегда химия?

— Мистер Стилински, — произносит учитель. — Присаживайтесь, пожалуйста.

Он ничего не говорит насчёт того, что Стайлз сегодня в капюшоне. Стайлз занимает переднюю парту — единственное свободное место — и горбится. Требуется какое-то время, чтобы заметить, что парень рядом пытается привлечь его внимание.

— Эй, — шепчет парень. — Эй!

Стайлз поворачивает голову настолько, насколько хватает смелости.

Это парень с ингалятором в кабинете медсестры.

— Я — Скотт, — говорит он.

— Стайлз, — настороженно отвечает ему Стайлз.

Парень улыбается и открывает рот, чтобы сказать что-то ещё, но тут учитель нависает над ними обоими.

— Хотите снова остаться после занятий, мистер МакКолл?

Это убивает продолжение разговора.

Стайлз рад.

***

Большую часть утра Стайлз пребывает в страхе перед обедом. В прежней школе он никогда не был популярен, но и не был непопулярен. Это была достаточно большая школа, чтобы с лёгкостью заблудиться в толпе. Здесь всё по-другому. Стайлз не просто какой-то ученик. Он новенький. Он калека. И он сын шерифа. Это в каком-то смысле триумвират непопулярности, верно? Новый, странный и потенциальный нарк в одном флаконе.