Он делает глубокий вдох и, закрыв глаза, ложится на спину, ногами всё ещё касаясь пола.

Они говорили об этом. О том, что сделает Питер. И всё же, когда Стайлз слышит, как Питер открывает ящик прикроватной тумбочки, а потом слышит щелчок открываемой смазки, он не может удержаться от того, чтобы не вздрогнуть.

— Ш-ш-ш, — говорит Питер, кладя руки на колени Стайлза и опускаясь между ними. — Я никогда не сделаю тебе больно, Стайлз.

— Я знаю, — шепчет он на выдохе.

Питер раздвигает его колени.

Первое прикосновение смазки к отверстию холодное. И неловкое, и Питер что, смотрит на него там? Стайлз морщится, а затем быстро берёт себя в руки на случай, если Питер смотрит на его лицо, и пытается вспомнить, как дышать. Питер осторожно вводит палец, и это не больно, но и не приятно. Просто странно, скользко и мерзко.

Блять. Стайлз хочет, чтобы был какой-то способ вылезти из собственной головы прямо сейчас. Может, он всё-таки не готов, потому что это не…

И тут Питер сгибает палец и касается простаты.

Стайлз загорается, его глаза вспыхивают, а член возвращается к жизни, и миллионы крошечных пузырьков удовольствия поднимаются из глубины тела.

— Ох, вот так, — самодовольно говорит Питер, и Стайлзу даже не нужно смотреть на него, чтобы понять, что он гордо ухмыляется.

Стайлзу нужно не забыть позже назвать его мудаком, когда он не будет занят, пытаясь понять, как насадиться на палец. А потом на пальцы, потому что Питер добавляет ещё один. Растянутый вход жжёт, но только на долю секунды, и Стайлз не уверен, Питер забрал лёгкое жжение или просто его тело привыкло.

Стайлз стонет, глаза снова закрываются, когда его пронзает удовольствие. Он тянется, чтобы обхватить свой член, и сжимает пальцы. Дразнит себя, потому что не хочет кончить так рано. Только когда член Питера окажется внутри. Теперь он в этом уверен.

Питер добавляет ещё смазки и продолжает толкаться пальцами внутрь, растягивать и готовить его. Стайлз не знает, сколько времени проходит, прежде чем Питер добавляет третий палец. На этот раз жжение не такое острое. Он приподнимает бёдра, желая большего.

Он чувствует себя свободным. Он хочет этого.

— Я готов, — говорит он, открывая глаза. — Готов.

Питер улыбается и медленно вынимает пальцы. Помогает Стайлзу сесть и забирается на кровать. Складывает подушки за спиной и откидывается на изголовье кровати. Стайлз устраивается на бёдрах Питера, упираясь коленями в матрас.

— Уверен? — спрашивает Питер.

Стайлз краснеет и кивает.

— Хочешь подготовить меня, лапушка? — Питер вкладывает тюбик смазки в дрожащие пальцы.

Окей. Ладно. Он может это сделать. Стайлз прикусывает губу и выдавливает смазку на пальцы. Затем, всё ещё дрожа, опускает руку между ними и обхватывает пальцами член Питера. Питер резко втягивает воздух, и его глаза прикрываются от удовольствия. Стайлз, осмелев, крепче сжимает руку Питера и проводит по его члену.

— Блять, — тянет Питер и стонет. Он обхватывает лицо Стайлза и притягивает к себе для поцелуя. — Мы можем закончить вот так или можем продолжить.

— Я хочу больше, — шепчет Стайлз.

Питер ухмыляется и прикусывает его нижнюю губу.

— Тогда подготовь меня.

Стайлз добавляет ещё немного смазки на пальцы и накрывает член Питера. Он понятия не имеет, достаточно смазки или слишком много, но Питер накрывает своей рукой его ладонь, чтобы остановить.

— Готов? — спрашивает он.

Стайлз чувствует себя гимнастом, который впервые в жизни пытается выполнить какое-то мудрёное упражнение и почти ожидает, что оно закончится раздробленными костями и кровью. Он кивает и поднимается на колени. Подаётся вперёд, пока руки Питера на бёдрах направляют его. А затем Питер раскрывает его задницу и тянет вниз, и большая горячая головка его члена толкается внутрь.

— Срань господня, — стонет Стайлз, откидываясь назад, и Питер медленно наполняет его. Он чувствует давление, но боли нет, и он оборачивается, насколько может, и видит чёрные завитки, поднимающиеся по венам на руках Питера.

— Ты такой тугой, — шипит Питер и снова целует его.

Хорошо.

Так чертовски хорошо.

Удовольствие внутри скручивается всё туже и туже, пока он медленно раскачивается на члене Питера. Руки Питера под его задницей принимают большую часть его веса и помогают ему расслабиться в нежном ритме, который не навредит сейчас и не принесёт агонии позже. Сила оборотня — единственное, о чём он не мог рассказать физиотерапевту. Питер не вбивается в него. Он позволяет Стайлзу задавать темп.

Стайлз обнимает Питера за плечи и впивается пальцами, когда ему кажется, что он вот-вот расползётся по швам. Член пульсирует, яйца напряжены, и он на грани оргазма.

— Такой красивый, — говорит ему Питер, и его глаза сверкают золотом. — Ты такой красивый, лапушка.

Стайлз снова опускается на него, глубже, сильнее, и дрожит. В глазах щиплет, но не боль или страдание переполняют его. Он подаётся вперёд, чтобы почувствовать необходимое ему трение на члене, когда их тела плотно прижимаются, и Питер целует его.

— Я близко, — шепчет Стайлз. — Боже, Питер, так близко.

— Давай, дорогой, — говорит Питер. — Возьми всё, что тебе нужно.

Стайлз кончает, задыхаясь и содрогаясь, всё его тело светится от удовольствия. Он сжимает Питера в объятиях и падает вперёд, едва замечая, что Питер тоже кончает, и, возможно, всё прекрасно.

— Я люблю тебя, — шепчет Питер, целуя его в лицо. — Моя прекрасная пара.

Стайлз, затаив дыхание, повторяет эти слова, его дрожащие пальцы мягко касаются шрамов на лице Питера.

***

Проходят месяцы.

Месяцы, прежде чем Стайлз набирается смелости задать вопрос, который горел в нём с той ночи в старом санатории. Он знает, что Питер может рассказать. Как и остальные Хейлы. Стайлз много чего спрашивает об оборотнях: на что они способны, как происходит превращение, каково это, но он ни разу не задавал тот самый вопрос. Он думает, что боится. Боится, что, возможно, спрашивает не по той причине. Боится, что он не имеет права спрашивать. Боится, что Талия откажется.

И боится, что она скажет «да».

Полотенце, что он повесил на зеркало в ванной, которую делит с Питером, однажды скользит вниз, но Стайлз его не возвращает на место.

Он смотрит на своё тело в отражении — худое, бледное, покрытое шрамами. Он встречает собственный взгляд. Поднимает пальцы, чтобы коснуться шрамов на лице, и внезапно понимает, что уродство означает не то, что он думал. Он не обязан видеть в зеркале жертву. Не тогда, когда он может увидеть выжившего. Возможно, это менее драматичное осознание, чем вся эта история с оборотнями, но оно так же фундаментально меняет его мировоззрение. Он поднимает подбородок и внимательно себя оглядывает. Ждёт, когда в решимости появятся трещины, которые отразят шрамы на его лице.

Ничего не происходит.

Он одевается и спускается вниз. Слышит, как где-то в доме играют дети. Слышит, как смеётся Кора. Слышит, как Дерек что-то тихо ей говорит. Слышит, как на кухне напевает Лора. Слышит, как отец разговаривает с Питером, и Стайлз тянется к их голосам, как цветок к солнцу, а потом направляется в библиотеку.

Он тихо стучится и открывает дверь.

Джеймс и Талия сидят на удобном старом диване, небрежно переплетя пальцы, и читают.

— Можно с тобой поговорить? — спрашивает Стайлз, и его сердце учащённо бьётся.

Джеймс встаёт и, прежде чем уйти, мягко сжимает плечо Стайлза.

Талия улыбается и указывает на место рядом с собой.

Стайлз садится и мгновение вертит пальцами на коленях. Он смотрит себе под ноги, на выцветший турецкий ковёр, и требуется всё мужество, чтобы поднять взгляд и посмотреть в глаза Талии.

— Стайлз, — тихо говорит она. — Просто спроси меня.

Он краснеет, потому что она, конечно, знает.

— Я просто… — Он сглатывает. — Я просто хотел узнать, что случится, если ты меня укусишь. Я имею в виду, если бы ты это сделала, если я попрошу тебя. Я знаю, что не умираю, и знаю, что я не настоящая семья, но…