— Конечно, ты семья, — говорит она. — Ты — стая, Стайлз. Я думаю, ты был стаей с тех пор, как Питер нашёл тебя в лесу и привёл домой.

Стайлз снова краснеет, и его охватывает тепло.

— Но я не знаю, могу ли об этом просить.

— Стайлз. — Талия берёт его за руки. — Укус не бывает без риска. Ты молод и здоров. — Она поднимает руку, чтобы предотвратить любые возражения, которые он может высказать по этому поводу. — Здоровее, чем Скотт, когда я его укусила. Так что нет причин думать, что твоё тело отвергнет укус.

Сердце Стайлза громко стучит.

— Стайлз, ты знаешь, что происходит, когда мы оборачиваемся? — Выражение её лица становится серьёзным. — Каждая кость в нашем теле ломается и изменяется. Думаю, это чрезвычайно осложнит твоё первое обращение.

Стайлза тошнит от мысли, как его кости ломаются. Он думает обо всех спицах, болтах и кусках металла, скрепляющих его кости. Им нужно будет куда-то деться, верно?

Он кивает.

— Но после этого…

— После этого ты станешь сильнее, чем когда-либо.

Стайлз кивает.

— Поговори с отцом, — говорит ему Талия. — Поговори с Питером. Реши, хочешь ли этого. И помни: каким бы ни было твоё решение, ты всегда семья. Ты всегда стая.

— Спасибо, — говорит Стайлз. — Спасибо, альфа.

Этой ночью, свернувшись калачиком возле Питера, он видит сон, в котором он достаточно сильный, чтобы бежать со своей стаей под полной луной.

========== Часть 23 ==========

Боль мучительна. Она прожигает кровь кислотой, и Стайлз в последний опаляющий момент ясности думает: «Не надо было этого делать».

***

— Звучит рискованно, ребёнок, — говорит отец, когда Стайлз сообщает ему о своём решении. В его глазах тревога, но не осуждение.

— Я знаю, — отвечает Стайлз, сидя на кровати отца и глядя на фотографию матери на тумбочке. Их семейный портрет — тот, что Стайлз повесил в коридоре дома в Бикон-Хиллз, — сейчас висит на стене гостиной внизу, трое улыбающихся Стилински в окружении Хейлов. Стайлз знает, что маме они бы понравились. — Это большой риск, но для меня это шанс быть сильным, пап. Жить без хронической боли.

— Питер может…

— Я знаю, что Питер может забирать мою боль, — говорит Стайлз. — Дело не только в этом. Знаешь, как внимательно я должен держаться? Всё время? Знаешь, сколько времени мне нужно, чтобы подняться и спуститься по лестнице, потому что я не могу доверить своему телу двигаться так, как мне нужно? Я не могу прокатить Бу на спине. Я не могу играть в лакросс со Скоттом. Бывают дни, когда я даже не могу надеть грёбаный рюкзак, потому что у меня прихватило плечи и не поднимаются руки.

Отец садится рядом и обнимает его.

— Помнишь, что сказали врачи? — спрашивает Стайлз. — Речь о том, чтобы научиться управлять своими ожиданиями и жить с ограничениями. На это ушло некоторое время, пап, но думаю, что именно этим я и занимаюсь.

Отец обнимает его крепче.

— Да, и я так горжусь тобой.

— Да, но теперь у меня другие ограничения, — говорит Стайлз. — Мои ожидания не оправдались. Если есть шанс, что я снова буду здоров, разве я не должен попробовать? Или я прошу слишком многого? Что, если, желая этого, я искушаю судьбу?

— Я не могу указывать тебе, что делать, — фыркает отец. — Видит бог, я мог бы попытаться, но это ничего не изменит. Ненавижу рисковать. Я ненавижу мысль потерять тебя, ребёнок. Но на твоём месте? — Он на мгновение закрывает глаза. Когда он снова их открывает, они блестят от слёз. — Ребёнок, на твоём месте я бы тоже ухватился за этот шанс.

***

— Ты справишься, Стилински, — говорит Кора и легонько толкает его в плечо.

Дерек кивает и ерошит его волосы.

***

Алан Дитон — эмиссар стаи Хейлов, а ещё местный ветеринар. Стайлз изо всех сил старается не рассмеяться, но близок к этому. Но, как только Дитон рассказывает, как именно всё будет происходить, если он решится на укус, смех — последнее, о чём он может думать.

***

— Я люблю тебя таким, какой ты есть, — говорит Питер и бросает карту в стопку.

— Я знаю, — твёрдо отвечает Стайлз. Он натягивает одеяло на плечи и бросает свою карту в стопку. — Но ещё мне нужно знать, что ты поддержишь меня, попрошу я укус или нет.

— Несправедливо, — говорит Питер.

Стайлз поднимает брови.

— Я поддержу тебя, что бы ты ни решил, — говорит ему Питер. — Если бы ты захотел бросить всё и жить в юрте в Монголии, я бы оседлал яка в мгновение ока. — Он улыбается. — Если ты ищешь беспристрастное мнение о том, что тебе делать, то ты обратился не по адресу. Но если тебе нужна моя поддержка, то да, всегда и во всём.

Стайлз кивает и кладёт карты на стол. Честно говоря, он даже не помнит, в какую игру они играют.

— Скажи мне, почему я не должен этого делать.

— Ты прекрасно знаешь почему.

Укус, сказала ему Талия, в редких случаях может оказаться смертельным.

— А теперь скажи, почему я должен.

Питер тянется и накрывает ладонью его щёку. Наклоняет голову для поцелуя.

— Потому что, лапушка, из тебя получится великолепный волк.

***

В подвале лежит матрас. Он накрыт толстым удобным одеялом.

— Всё в порядке, Стайлз, — говорит ему Лора. — Мы с мамой будем с тобой всё время, хорошо?

— Хорошо. — В горле сухо, когда он глотает.

Талия обхватывает его лицо своими тёплыми руками и выдерживает его взгляд.

— Никто не станет думать о тебе хуже, если ты захочешь вернуться наверх.

— Нет. Я хочу. — Стайлз снова сглатывает и смотрит туда, где его ждёт Дитон. Перед ним лежит папка с рентгеновскими снимками Стайлза и список того, какие именно части титана, стали и пластика — спицы, болты и имплантаты — нужно извлечь.

Стайлз стягивает рубашку, джинсы и нижнее бельё.

В подвале холодно.

Лора садится рядом с ним на матрас и берёт его холодные руки в свои.

— Помнишь, как Питер нашёл тебя в тот день? — спрашивает она. — И привёл к нам?

Он кивает.

— Он будет ждать тебя, Стайлз. Не забывай об этом.

***

Всё горит. Его кости выкручивает и ломает, и Стайлз кричит. В глазах расплывается, а когда он снова может видеть, мир становится красным, Лора и Талия удерживают его, а Дитон вонзает скальпель ему в бедро. Всё воняет кровью. Стайлз кричит снова, когда кожа расходится и Дитон ковыряется пальцами, пытаясь достать два титановых болта, которые удерживали его бедро на месте.

Он падает на матрас, плачет, стенает и пытается вырваться.

Два, подсказывает ему мозг.

Два.

Осталось ещё семнадцать.

***

Он думает, что умрёт. Он недостаточно силён для этого. Дитон предупреждал его. Он сказал, что первое обращение занимает не больше минуты, но обращение Стайлза займёт гораздо больше времени. Волк будет бороться, чтобы вырваться на волю, но тело не сможет этого сделать, пока не выйдет всё железо. Дитон работает так быстро, как только может, но Стайлз не уверен, что сможет продержаться достаточно долго.

Он не хочет умирать в подвале Хейлов.

Он сжимает пальцами запястье Лоры и моргает, когда когти — его когти — впиваются в её кожу.

— Передай папе, что мне очень жаль.

— Стайлз. — Талия склоняется ближе. — Не смей уходить сейчас.

Волк внутри него карабкается, чтобы подчиниться альфе.

Мальчик внутри него не может держаться.

***

Первое, что он слышит, — это биение сердца.

Бух-бух. Бух-бух. Бух-бух.

Всё кажется ярче, громче. Всё пахнет намного сильнее.

Кровь. Пот. Соль. Спёртый воздух. Лора. Талия.

Стайлз моргает, глядя в потолок, и дёргается, когда Лора вытирает ему лицо влажной салфеткой.

— Я живой.

— Хорошая работа, — говорит она с улыбкой.

Стайлз проводит пальцами по груди, животу и бёдрам. Он чувствует старые хирургические шрамы, но новых нет. Ничего там, где Дитон резал его, чтобы вытащить спицы и болты.

— Я исцелился, — говорит он. — Лора, я исцелился.

— Да, — отвечает она, и её улыбка становится ослепительной