— Мари, а ты тоже училась у госпожи Окады? — завела она разговор, чтобы успокоиться и наладить контакт.
— И у неё тоже, — присела она на свой футон, вынув из ниши сямисэн. — Моим первым учителем была прежняя хозяйка. Сейчас она в коме, но я очень надеюсь, что скоро она вернётся и поможет мне найти свой путь.
— Но ты хорошо справляешься. Я видела, как ты управляешься с хозяйством и школой, а твои икебаны заставляют всех здесь завидовать твоему таланту!
— Я учусь последние десять лет беспрерывно. Это моя работа — быть лучшей во всём. Послушай музыку, она поможет тебе уснуть, мне помогала…
Май развалилась на тонком матрасе, глядя во впалый орнаментный потолок, прислушиваясь к первым щипкам струн музыкального инструмента.
— Это мелодия… — тихо сказала она. — Я слышала её здесь! — закричала Май второпях, вспомнив, что и во сне слышала её.
— Эту мелодию я выучила первой. Она часто звучит в нашем доме…
— Тогда понятно отчего… Мари, расскажи мне немного о гейшах. Скажи, почему запрещалось спать с мужчиной за деньги?
— Закон запрещал это, возможно, случаи были, но только не от хорошей жизни… — сказала Мари печально. — Почему тебя заинтересовал этот вопрос?
— Сон приснился… Я видела такую гейшу, думаю, её изуродовали за это.
— Понятия о чести в нашей крови. Если бы на такую гейшу донесли, то пострадать мог весь дом, семью которого она представляла. Будучи лишённой красоты, она уже не сможет продавать своё тело, как и работать гейшей. Обычно таких женщин оставляли убирать двор или выгоняли. Тогда это сулило им медленную смерть, поэтому самый разумный шаг — умереть от собственной руки. Не слышала, чтобы в наших местах практиковали такое, да и слухи ходят скорее с тем, чтобы пугать молодых девушек. Свою профессию надо любить и уважать, а подобное поведение оскверняет её. Гейша берёт деньги за своё искусство, а не тело. У поцелуя гейши нет продолжения, как и цены, ему нет. Она делает это потому как сама захотела. Спи… — сказала Мари, продолжив пощипывать три струны сямисэна. — Сегодня плохих снов в этом доме не будет…
XX
24 августа. Четверг — день двенадцатый. Хаяси-рёкан
— Как голова? — спросил Джон у Такигавы, имея привычку улыбаться, даже когда его собеседнику очень плохо.
— Не очень, — простонал он. — Какое-то у Нао саке неправильное. Голова не должна гудеть так долго… — он схватился за голову и повис на своих расставленных коленях. Времени было около девяти утра. Из-за испарения в воздухе Такигава решил не сидеть дома, а подышать пока ещё прохладным воздухом, как и Джон.
— Думаю, это из-за пива, — улыбнулся священник с верой в скорое выздоровление друга.
— Не помню, чтобы я его пил… — он помотал головой потерянно, видя под ногами плоские, похожие на гальку камушки.
— Ты только не говори Аяко, — понял Джон, что проболтался. — Когда ты вышел подышать, то она подлила в пустой чайник пива, я удивился, что ты не отличил его от чая…
— А я-то думал, почему у них чай брагой пахнет! — закричал он во всё горло. — Вот так мико, вот так чистота и непорочность, — ехидно посмеялся он, подумывая что-нибудь подходящее для мести.
— Ты проявил тактичность, — посмеялся Джон скромно.
— Да от такой тактичности могут сосудики не выдержать! — сказал он и, потянувшись, прогнулся в спине.
— Не бойся! Твой друг тебя откачал бы! — сказала Аяко, появившись на улице с тем, чтобы размяться.
— О, наша старушка появилась! Вышла косточки погреть? — заехидничал Такигава стоило ему столкнуться с Матсузаки лицом к лицу.
— Для самых длинных сообщаю, — завещала она как воскресное радио — нежданно и раздражающе, — вчера у Май подскочило давление. Твой друг её поставил на ноги, но ночью ей вновь сделалось дурно, поэтому я решила её навестить. Этого ребёнка с манией величия я тоже велела позвать, но не знаю чем он там думает, когда дело доходит до Май.
— Как и всегда в отличие от некоторых я думаю головой! — Нару услышал её вопли и присоединился ко всем вместе с Лином. — Пойдёмте, Наоки дал разрешение навестить Май.
— А ты уже разрешение спрашиваешь, это что-то новенькое… — посмеялся над ним Такигава.
— К чему ты клонишь? — не понял Сибуя очевидной шутки. Хотя скорее понял, поэтому-то и разозлился. Хосё намекал, что по бумагам Май должна была выйти замуж за его друга, пусть это был фарс, но фарс забавный.
— Да так… — отмазался он. — Я вот что-то давненько кошку не видел. А вы? — вспомнил он о Кокоро.
— Амулеты Лина могли её отпугнуть, — ответил Сибуя гордо. — Спит где-нибудь в тёмном месте…
Они миновали весь петлеобразный сад и вблизи школы услышали крик.
— А-а-а! — кричал кто-то пронзительно. — Кто-нибудь! Сюда! Скорее! — вопил молодой женский голос. Одна из горничных набрела на утреннее послание, что застало жителей этого дома врасплох.
— Что случилось? Отчего снова крики? — Мари выбежала на улицу и на веранде, под звуки капающей на потрескавшиеся посеревшие доски крови, упала без чувств.
— Мари! — последовала Май следом. Она не отходила от своей наставницы всё утро, а тут… — Мари… — она потёрла её бледные щёки и закричала прислуге.
Что случилось? — Танияма начала оглядываться и увидела подвешенный на веранде мешок. Такой же грубый материал надевали на голову ей, а сейчас с него стекала чья-то кровь. Ткань намокла в красной жидкости и, пропуская её сквозь свои волокна, от излишней тяжести, роняла её на старый пол.
— Вес небольшой… — подошла она, побаиваясь снимать мешок с крюка и уж тем более открывать. — Это или чья-то голова или…
— Май, сделай шаг назад! — Сибуя громко приказал, оказавшись вместе с остальными в зоне хорошей видимости, и Май отшатнулась, не смея здесь и перечить.
— Я посмотрю! — сказал Хосё, видя, что Аяко и та перепугалась.
Нару напряг лицо и вместе с Лином остался немного в стороне.
— Это кошка! — крикнул Монах, сняв мешок с крюка, посмотрев содержимое уже на земле. — Головы нет!
Как я и думал! — вошёл Сибуя в режим боевой готовности.
— Лин, — сказал он так, чтобы разговор остался только между ними, — сделай для Май хитогату*! Ей больше нельзя оставаться в этом доме на ночь.
— Придётся делать каждый вечер новую, — предупредил он.
— Хорошо, пусть будет так. Ты справишься с этим?
— Да, но стоит спросить у неё.
— Нет нужды. Босс здесь я!
— Вы здесь! — выбежала Мичи напуганная, в поисках помощи. Окровавленный мешок уже сняли, поэтому она только и увидела, что Мари без сознания и Май около неё, однако по её лицу стало понятно, что её проблемы ещё ужаснее. — Срочно идите за мной!
Сибуя переглянулся с Лином и, оставив Такигаву на улице с Май, пошёл в дом.
— Кто-нибудь… да сделайте же что-нибудь… — стонала одна из учениц, постукивая по татами рукой. Её волосы словно вросли в пол, обездвижив тем самым её тело.
— Такое и с другими, — тихо сказала Мичи, посматривая на тёмно-русую девушку с приклеившейся макушкой к полу. — Они пока спят. Май ночью приснился кошмар. Все проснулись, а многие не смогли сомкнуть глаз до утра, поэтому мы никого не будили. Я проверяла девушек и вот…
— Да помогите вы уже ей! — приказала Аяко. — Это всего лишь волосы! Обрезайте!
— Нет! Я вас умоляю! — бросилась пострадавшая в слёзы и вопли.
— Она разбудит остальных, — сказал Лин.
— Разбирайте полы, — приказал Сибуя, не видя иного пути. — Постарайтесь не делать много шума.
— Куда же вы? — крикнула им помощница хозяйки.
— Принимать меры, — сказал Нару, решая сделать всё возможное.
Вот и началось… — вышел он в свет, заслонив лицо от ярких лучей, уже во всю палящего солнца.
Продолжение следует…
* Гейша берет за вечер 15 000 долларов (1 704 450 йен), из-за высокой цены 99% японцев настоящих гейш и в глаза не видели.