— Не самое удачное утро? — пока он вилял задницей в проходе, Нару прогуливался. Его состояние после сна нормализовалось, но слабость требовалось развеять слабой физической нагрузкой.
— Теперь ты будешь попрекать меня этим?! — Такигава развернулся к временному начальнику истинным лицом, изображая глупую улыбку.
— Я сделаю вид, что ничего не заметил, — выдал Сибуя, сохранив рабочую нейтральность.
— Эй, подожди! — Хосё запрыгнул в джинсы и, на ходу застегнув, поравнялся с Нару. — Куда сам? И где Май?
— Не знаю… — ответил он, впадая от вчерашних воспоминаний в серьёзную задумчивость, отвлекаясь на торчащие пальцы Монаха из-под джинсов.
— А, ну это… — рассмеялся он. — Потом за дверь вышвырнет, когда найдёт. Пока и так сойдёт. Кажется, я слышал Май… Ну да, вот же они… Там! — они сравнялись с открытой дверью того самого бара, где отдыхали ночью и застали Танияму за интересным занятием. Она сидела за столом с господином Хиро и с детским выражением смотрела на карту в его руке. Мужчина показывал ей какие-то фокусы, и Май, веря в свои возможности разгадать тайну, ажиотажно поглощала карту в руке мужчины. Карта у неё на глазах разрывалась, а затем как по волшебству становилась прежней.
— Прошу вас, ещё! Я почти поняла ваш секрет!
— Последний раз, дорогая Май, — смеялся Хиро. — Фокусник должен иметь свои тайны.
— Пойду-ка, испорчу ему настроение, — хитро шепнул Такигава. — Ты со мной?
— Нет, я пройдусь… — ответил Нару откланиваясь.
— Ну смотри, а то я могу пойти с тобой, — Монаху показалось поведение юноши странным.
— Нет нужды…
Какой-то он кислый… — Такигава посмотрел ему вслед. — Лучше Май об этом не говорить. Верно, тот танец не пошёл им, ну или, во всяком случае, ему на пользу, — Хосё тяжело проглотил то очевидное рвение лезть в чужие дела, радуясь тому, что выпало на его долю, а подвернулась ему ни много ни мало, а личность творческая.
— В этом фокусе нет ничего сложного, — погрел он свои руки на животе, а после вынул из веера Май одну карту. — Смотри, карта немного надрывается, а затем складывается. Это иллюзия. На самом деле, если её аккуратно расправить, то она покажется прежней, — рушил он наивные мечты, тогда как детство уже давно было позади.
XVI
В лице Оливера Дэвиса, спустя столько времени ничего не менялось. Пусть кровь в голове пульсировала, в висках били барабаны, но он по-прежнему казался самовлюблённым Нарциссом, каким его привыкла видеть команда SPR. Пожалуй, всё то, что происходило в нём можно назвать притворством. Вероятно, именно оттого, что жизнь заставляла его время от времени примерять разные холодные и не слишком располагающие к себе маски, оно выглядело настолько естественно, непринуждённо, так, будто он и не задумывается о том, в какие рамки себя загнал.
Слабость до сих пор толкалась где-то в его теле, набрасывая ему на шею ненавистную петлю в виде физического бессилия. Шансов на какой-либо благополучный исход этой ночью впервые выпало на удивление много. Май проявила инициативу, но её поиски, демонстрация силы и весь следующий рабочий процесс выжал из него все жизненные соки. И наверное, если бы не дотошное отношение Наоки и тот режим, на который он посадил Нару в рёкане, то пришлось бы этот день провести в больнице, а не на свежем воздухе. Воспоминания же о пережитом ночью, поглотили Сибую всецело. Их интерес друг к другу оказался настолько очевидным, что он позволил себе забыться. А потом… Что случилось потом? Потом она сказала, что между ними ничего не меняется. Разве могла она не заметить, что он, бесстрастный до всего Нару, проявляет к ней интерес? И не обычный, не ради какой-то там выгоды, как могло почудиться Май, а настоящий… Очень может быть, что это порождение её безответственности, женской поверхностности, которая так типична для её возраста, когда влюблённость будоражит душу куда больше, чем настоящие и крепкие чувства.
Безумие… Все чувства, овладевшие им, он списал именно на этот недуг. Как мало Май знала о его чувствах, каким ничтожным был её опыт и самое ужасное то, что она не желала слышать его, будучи чересчур увлечённой собственными эмоциями.
Эмоции… именно ими жила Май Танияма, но и сам Оливер был неправ. Чтобы понять его чувства, Май заслуживала достойного признания или же изречения, чем Казуя Сибуя не жаловал своих друзей, коллег и, видимо, даже тех, кому намеревался отдать всю свою любовь.
Несвойственные ему мысли вывели его на свежий воздух. Он перевёл взгляд на античные белые колонны, счёл их ничем не примечательными на фоне красных кирпичных стен усадьбы, шепчущих зелёных тополей и один ветер, шевелящий клейкую листву, мог разделить его апатию.
Бесплотные образы, порождённые его памятью — это то немногое, что оставалось ему в этот безоблачный день. Здесь, как на страницах Ирвинга Вашингтона в «Легенде о Сонной лощине» затаилась та редкая благодать, прелесть которой нарушали слухи, шальные легенды и израненные речками берега. Влияние другой страны не научило его замечать те элементарные вещи, о коих ему говорила Танияма. Что могло сделать для него дерево? Оно нашло бы его брата? Объяснило бы его неправоту в отношении Май, или уняло бы душевную боль? Нет, для него максимум извлечённой из дерева пользы — это тень в летний зной, остальное посчитаем, как положено духу этой страны, относительным.
Постояв на веранде с десять минут, Нару намеревался пройтись вокруг дома или же вернуться в свою комнату, его намерения изменил протяжный и нетипичный для глуши гул. К центральному входу подъехал тёмно-синий автомобиль с откидным верхом, девушка за рулём рывком припарковалась возле их фургона и, заглушив мотор, ступила на выложенную серой брусчаткой землю.
Ухоженные руки, туфли на высоких каблуках и солнечные очки в пол-лица. Нару понял, что она не из местных, по всем вероятиям её местом обитания являлся большой город. Она тряхнула головой, её длинные огненно-рыжие волосы заструились по ровной спине, и в маленькой руке появилась пузатая полосатая сумка. Серые джинсы и более тёмный топ в горизонтальную полоску, судя по её телу, Сибуя предположил, что это либо протеже их заказчика, либо одна из актрис.
В действительности, Нару проигнорировал появление нового человека. Одним больше или меньше, будучи уже на сумках, его мало волновал данный факт. Однако его природный нигилизм в людей то ли обидел незнакомку, то ли откровенно удивил. Она окликнула его.
— Съёмки нового фильма будут проходить здесь? — в её голосе Нару проследил нахальность, а оттого отвечать он не стал. — Эй, на невидимку я непохожа! Отвечай! — приказала она, отступив от затеи через секунды. Лицо незнакомца напугало её. Сибуя всего-то поднял на неё свои вдумчивые и сегодня кажущиеся пустыми глаза, и её сумка упала на землю. Незнакомка сняла коричневые очки, и Нару узрел испуг в её лучезарных голубых глазах.
— Нет… — пошатнулась она, ища руками опору. — Нет, ты ненастоящий! — её содрогающийся голос заставил Нару сомневаться, а побег повелел следовать по её следу, но он предпочёл вернуться в дом. Его несобранность сегодня прописывала ему единственный режим — постельный.
Девушка же помчалась со всех ног к заднему входу. Она заперла крепко-накрепко дверь, отдышалась и попятилась по коридору под лестницами, а, обернувшись, вновь упёрлась взглядом в мрачную фигуру Казуи Сибуи. Весь в чёрном, бледный, он был её самым страшным ночным кошмаром.
— Не подходи! Ты мёртв! Мёртв! — запаниковала она, бросившись в истерике в западное крыло.
Мёртв… — посмотрел он бесцельно. — Джин… Это она? — Нару встал на распутье. На втором этаже его ждали коллеги; в центре с бумагами Лин. Преследовать или отступить?..
Решение подсказал крик.
В шоковом состоянии Сибуя позабыл о секретах западного крыла. Теперь же выбора не оставалось. Он побежал…
Рыжеволосую девушку придавил внушительный на размеры турецкий шкаф. Насмерть или же виновнице его семейной идиллии повезло, он проверить не осмелился. Видя её рассыпавшиеся на паркете волосы, расставленные с виду безжизненные руки, он задавался всего одним вопросом — жаль ли ему? Месть или сострадание? Помощь ближнему… Нару напугался этого чувства так же сильно, как и всегда боялся этого дня. Преступница могла напасть на него, могла вот так побежать, а ещё она могла поведать тайну нахождения тела его старшего брата…
