— В одной замечательной книге Андрэ Моруа назвал триединый девиз мира, где нет любви: «Безликость, похожесть, невозмутимость»*.
— Да вы прямо Нару описали! — расхохотались оставшиеся сотрудники SPR.
— Ну наш разве что немного высокомернее других, — поправился Хосё. — Но это не слишком заметно, пока он рта не открывает. А делает он это крайне редко.
— Такими нас делает мир, мой фильм повествует об иной жизни. Я хочу видеть, как расцветёт этот цветок. Наш дорогой друг в этом танце олицетворяет скрытую за маской отречения страсть, а Май невинную любовь, которая поросла шипами ввиду долгих и мучительных разочарований в её жизни. К сожалению, Май не может обрисовать всю прелесть моей главной героини, но эта её невинная внутренняя часть нужна мне для постановки образа.
— Вы хотя бы звук включите, — посоветовал Такигава. — Очень интересно, чем там сейчас наш Нару Май попрекает. Она повисла на его руке как банан, небось, сейчас он ей все кости перемывает.
— Нет, мне не нужен звук. Он будет отвлекать. Я хочу видеть их мимику. Реалистичность! Именно этого я добиваюсь в своём фильме… — всё внимание Хиро приковал большой жидкокристаллический экран. Две фигуры на тёмном поле — это единственное волновало его.
XIII
— Смотрите! — Аяко немного от увиденного протрезвела. — Мне показалось или он приподнимает её?
— Если ты так хочешь узнать о своей косости, то нет, ты ещё не окосела, — поиздевался Такигава. — Вообще, Нару только прикидывается неженкой. Мы все видели, как он оборудование таскает, а оно, знаешь ли, весит не меньше Май. Надо ли вспоминать о том, что он занимается боевыми искусствами и цигуном, даже в этой непримечательной с виду гимнастике есть силовые упражнения.
— Тогда какого праха он вечно взваливает таскать Май тебе или Лину?
— Да всё потому же! — ухмыльнулся Монах. — Он палец о палец не ударит, если есть кому делать грязную работу!
— Хорошо, раб Казуи Сибуи, повелеваю тебе приготовить великой жрице божественного напитка! — Аяко закинула ногу на ногу, будучи ещё в силах ровно сидеть.
— Смотрите-ка, как заговорила. Ну хорошо, божественный напиток отомстит тебе за меня.
— Рабу не полагается комментировать приказы своей госпожи, — протянула она ручку за обещанным алкоголем.
— А опахалом на вас не подуть? — оскалился Хосё с шальной усмешкой.
— Кондиционер включи, идиот! — толкнула она ему пульт. — Будем! — ударились стопки с лёгкой подачи жрицы. — Давай смотреть, представление начинается…
— И долго ты будешь прохлаждаться? — обморочное состояние Май осквернил апатичный тон начальника. — У меня рука устала…
Ну прости, что я такая чувствительная! — Танияма выпрямилась, освободилась от рук Нару и привела себя в порядок. Платье не отгибалось в вырезе, но смущало в объёмном подоле.
И как я должен на это реагировать?! — Сибуя поджал губы и закрыл глаза. Май не жалея ни капельки его мужского достоинства, наклонялась вот уже секунд тридцать-сорок, старательно выправляя складки на платье, не подозревая, в каком ракурсе светится её красивая упругая грудь в глазах здорового мужчины.
— Постарайтесь ещё! — разлетелась просьба при помощи громкой связи. — Третий дубль!
Я не уйду отсюда живой, все слова этого омерзительного человека ничего не значат. Нару не увидит во мне девушку, даже если я выпрыгну из этого платья! — гневалась Май, срываясь из-за этого на подоле.
— Послушай, я не хочу проторчать здесь до утра. Возьми себя в руки, — начал ворчать Сибуя.
— Бери себя в руки сам! А меня нечего трогать! Я не соглашалась тебе в этом помогать, так что уволь меня от этого! — она разошлась и начала тыкать начальника в грудь пальцем, невзирая на первые музыкальные аккорды.
— Я хочу вернуть свою камеру. В том, что я её продал, есть твоя вина. Помоги мне в этом, и забудем обо всём, — он, не глядя ей в глаза, провёл ладонью по плечу, и Май как от первого морозца вздрогнула.
— Я-то здесь при чём?! Ты не платишь мне так много. А если у вас проблемы с финансами, то надо было сказать. Я не просила платить, хотя и не скрою, что нуждаюсь в этих деньгах. Но всё же, ты мог сказать о проблемах, — она стряхнула его руку и дерзко отвернулась.
— То были деньги за твоё обучение, — тут Нару обхватил её за талию и ударил её бёдрами по своим. От подобного столкновения Май почудился звон в ушах.
— Я не просила… — она покраснела. Покорность пришла с жарким притяжением. Нару придержал свою ладонь на животе Май, а его шёпот продолжил сводить её с ума.
— Ты не желаешь подчиняться, поэтому сама того не ведая, вынудила меня поступить подобным образом, — его руки опустились к ней на бёдра и слегка закачали их.
— Чего там происходит? — Такигава даже вскрикнул. — Чем он шантажирует её?..
— Ничего удивительного, они оба молоды, а с нужной мотивацией станут вполне пластичны, — высказался Хиро на этот счёт, сверкая глазами от нездоровых помыслов, испускаемых воображением.
— Кажется, в меня больше эта штука не влезет, — Аяко поморщилась от переизбытка алкоголя в крови и её попытка встать закончилась подогнутыми коленями. — Всё! Ты победил, веди меня в комнату, изничтожу тебя после обеда… — повисла она на барном стуле.
— Может быть, тебя это утешит, но это и мой предел… — Такигава схватился за голову, поняв, что последний выкрик обеспечил ему мигрень.
— Тогда кто кого ведёт в комнату? — Аяко обездолено посмотрела на товарища по несчастью.
— Мы поведём друг друга… — сказал Хосё заплетаясь в словах.
— Отлично, мечтала об этом всю свою жизнь, — могла она ещё изрекать сарказм и движения, вымученные на двоих с Такигавой.
— Извини, Лин, кажется, воспользовался случаем и смылся, ну или Джона на него стошнило и теперь он отмывается.
— Заткнись, если не хочешь пойти отмываться сам! — пригрозила ему мико.
— Не переводи драгоценный продукт, нам всего-то в конец этого коридора, — вышли они на финишную прямую.
— Звучит как приговор… — посмотрела она на пляшущие в её глазах двери.
— Согласен… — поплелись они на раскоряку, чествуя себя верным направлением.
XIV
Могу ли я подчиниться тебе?.. — Май продолжала таять в руках Нару, очнувшись от его толчка. На мгновение их тела разделились. Танияму обдал холод, а затем снова жар. Сибуя прижал к себе, но на сей раз, она упёрлась в его грудь своей и, широко открыв глаза, встретилась с его уверенным в себе взглядом.
— Но целовать меня, тебя никто не заставлял, — Май вдруг решила припомнить начальнику старые обиды и оттолкнула его.
Они отдалились, и наполненный печалью и упрямством взор Нару, заставил Танияму почувствовать себя виноватой.
— Ты сама позволила это, — он протянул руку, и Май содрогнулась.
Чего ждать от него? На какие новые ухищрения он пойдёт, чтобы только всё было так, как он желает видеть?
— Позволила, — она, недолго думая, приняла его жест и приблизилась к нему, положив руки на его плечи.
— Рад, что мы решили этот вопрос, — он опустился руками на её талию, провёл и задержался на выпирающих тазобедренных косточках девушки, продолжая создавать губительный для их правильных натур танец под заданный ритм.
Черт, если ты хочешь, чтобы я ушел,
Детка, только дай мне знать.
Ты не должна уходить, обманывая меня.
Этот мотив выводит меня из себя… — Нару выворачивало от безнравственности, предложенной ему музыки, как от отвратительной пищи, даже если на краткий миг он мог увидеть жизнь рядом с Май, то никак не видел её в таком свете, где отношения выглядели поверхностными, лицемерными, словно холодный расчёт ради публики.
— Но помнишь ли ты… — Сибуя услышал неуверенный девичий шёпот и сам похолодел. Волна жадных до его плоти мурашек пробежалась вдоль его спины. — Я просила целовать только в том случае, если ты того хочешь… — пальцы Май перебежали с левого плеча к его горлу и, столкнувшись с пуговицами, ослабили их, обнажив его шею до виднеющихся косточек на ключицах.