— Вот то самое место… — Такигава осмотрелся. Глядя на упавший зелёный шкаф с турецкой росписью, вспомнил Аяко и её редкие минуты затишья, пожелал подтрунить, но найденный на полу гобелен, который обнаружила в полутьме Май, испортил ему последнее настроение. — Нару, поспеши! Надо проверить котельную! — Сибуя телепался где-то позади. Говорил он мало, на доброжелательность не расщедрился и делать грязную работу без острой нужды, не собирался.
— Чего? А сам-то не можешь дверь открыть?! — директор SPR взял и передал ключ Матсузаки, а сам присел на корточки и посмотрел на упавшие картины. У всех подделок оборвались шпагатные шнурки, на это Нару сделал акцент.
— Ты нашёл что-то подозрительное? — к нему присел Браун и с выражением католического умиротворения приготовился слушать.
Нару передал ключ Аяко с тем, чтобы освободить себе выход, они мешались ему, поэтому на сей раз, Джон влез не вовремя.
— Ничего существенного, — Сибуя поворотил лицом и поднялся. — Как дверь? — крикнул он бурчащему в углу Монаху. Разумеется, он отобрал у настырной мико ключ, с её-то везением, она бы его, несомненно, сломала.
— Открылась! — объявил он, когда точно понял, сколько раз замок следует провернуть и в какую сторону.
— Пойдём, Сибуя-сан, — позвал Джон. — Не волнуйся, мы непременно найдём Май, — он подбадривал Нару, а тот вместо благодарности серьёзно посмотрел на Лина. Ему бы следовало отвлечь мешающихся под ногами набивающихся в друзья временных коллег, но вместо этого он отводил взгляд.
— Нару, ты идёшь? — Такигава высунулся из-за двери и выжидающе уставился на молодого директора. Сибуя без лишних эмоций отвёл взгляд от Лина и пошёл к лестнице, в котельную.
Внизу, на цокольном этаже, как на поприщах паровозных станций, пахло сажей. Угольный котёл, обложенный кирпичом, давно закоптил красный строительный материал, нарастив возле чугунной окислившейся дверки, чёрную плотную гарь. Напротив него, примерно в полуметре, стояли оцинкованные вёдра, наполненные до верха углём. Под потолком тянулись ржавые трубы, вытяжки и две-три дряхлые лампочки на проводах с потрескавшейся изоляцией.
Нару покосился на перевёрнутые и надетые друг на друга пустые оцинкованные вёдра за кирпичной стенкой котла, и пока другие были заняты поисками призрака и Май, он прикоснулся к отопительному прибору — стенки оказались тёплыми.
— Так, здесь Май нет! — заключил Такигава, расправив плечи.
— Эми говорила о винном погребе. Где-то тут есть дверь, — вспомнил Браун.
— Отлично, Джон! — Хосё шлёпнул его по спине, не нарочно испачкав сутану католика пылью. — Нару, ты слышал? Мы спускаемся ещё ниже, надеюсь, что до центра Земли мы не дойдём, а то я не готов для охоты на динозавров!
— Чего ты всё мелешь?.. — Аяко взялась за голову, закатив притом глаза.
— Только не говори, что ты не слышала о «Путешествии к центру земли»*, — ответил ей Монах. — Эй, Нару, ты же взял фонарики? — Такигава увидел в одном из углов нечто похожее на арку, которая могла служить входом в погреб, и подумал об источнике света. — Нару?
— Он исчез, — сказала Матсузаки, покрутив, как и её коллеги, головой.
— И куда его понесло?! — почесал Хосё затылок, адресуя свой не требующий ответа вопрос по большей части Лину.
Кодзё стоял молча и не двигался. Он упустил своего ученика на минуту из вида, но, как и полагал раньше, при данных обстоятельствах этого не мог избежать ни один коллектив, который достался бы такому деспотичному управленцу, как Казуя Сибуя.
III
Деспотичность — неограниченная власть или самоутверждение за счёт своих подчинённых? Казуя Сибуя вызывал множество разносторонних мнений: ребёнок, заносчивый охотник на призраков, самовлюблённый Нарцисс… Но что из этого было правдой? Если признать его как актёра, то в повседневной жизни его бы назвали лицемером, задетые за живое коллеги — тщеславным Нарциссом, однако, где искать правду, когда судьба обрушила на плечи Оливера Дэвиса непосильные для многих людей испытания, засахарив горькие плоды щедротами в виде ума, проницательности и отчасти пластичными пешками, которые двигались по шахматному полю по его великому хотению. Единственная слабость, крохотное проявление чувств, и судьба вновь распростёрла свою беспощадную руку, напоминая ему, какой он на самом деле беспомощный. Как не смог предвидеть смерть брата, как, не ведая будущего, подпустил к себе живого, любящего его человека, и как потерял её, ощущая себя бесполезным глупцом.
Жизнь, наполненная в последний год одними безуспешными поисками погибшего брата и жизнь, которая находилась за пределами всего этого. В ней толкались такие личности, как: Хосё Такигава, Аяко Матсузаки, Джон Браун, Масако Хара… и Май Танияма. Каждого из них Нару мог выделить, отдав им должное в своей голове, и всего лишь за одной личностью, он молча со стороны наблюдал. Её глупые выходки, отчаянные поступки и громкие слова — Май придавала его миру чересчур много красок, так много, что порой он от этого уставал. А когда этот свет погас, то тень той самой безжалостной руки, которая всю жизнь давала вкусить райского плода, незамедлительно несла с собой кару за надежды на мир с самим собой.
Рок, судьба, бремя… Нару уже устал искать всему этому объяснение. Он не мог простить себе одного — почему он так слаб, раз все люди, которые волнуют его сердце, уходят из этого мира, оставив ему ненависть к себе и горькое одиночество…
Бремя одиночества, неужели оно будет тяготеть над ним до конца его дней? Спустя час, Нару не мог думать о будущем, где он, как и старик из легенды, проживает свою жизнь в трауре по утерянной любви. Его терпение лопнуло, решимость вернуть Май любым способом завладела им, затмив сильный разум. Он оставил своих людей на цокольном этаже, а сам пошёл туда, где находилась Танияма.
Прошло бы немало времени, пока кто-нибудь догадался бы проверить съёмочную площадку. Для этого требовалось покинуть дом, отыскать подходящее из трёх одноэтажных построек здание, сломать навесной замок и, наконец, среди чёрной массы змееобразных проводов, разбросанных по полу, не свернуть себе шею.
Даже Нару испытал некоторые затруднения, оттого-то отследить Май оказалось труднее, чем он предполагал.
Пропажа нашлась в глубине съёмочного павильона, в запертой комнате, как экспонат, за стеклянной стеной. Как и в его видении, Танияма лежала неподвижно, прикованная к столу для душевнобольных. То были тяжёлые минуты… Нару знал, где Май, видел, как и сейчас её расслабленное тело с кожаными ремнями на запястьях, щиколотках, коленях, талии и груди. Если бы она очнулась, то наверняка испугалась бы до вполне объяснимого срыва.
Сибуя немного выпустил пар и здраво оценил обстановку. От Май его отделяла одна стеклянная перегородка и запертая дверь. По бокам веяли холодом серые бетонные стены, а в левом углу, под потолком, виднелась чёрная камера. За девушкой присматривали, но это нисколько не делало похитителям чести.
Нару дабы убедиться надавил на плоскую никелевую ручку и один раз толкнул стеклянную дверь. Она не шелохнулась. Пришлось сделать шаг назад.
На полу, вдоль стены лежали металлические сваи. На верхних чёрной краской подписали — «50 кг». Глядя на них, Нару мучительно подумал о том, что прошлое не отпустит его. И те самые эксперименты, которые засняли на видеокамеры — это была его глупость. Негативное отношение к подобным экспериментам его матери нынче приносило свои плоды. Луелла Дэвис была против того, чтобы её дети ставили на себе опыты, и если тогда Нару не ощущал никакого унижения, бросая алюминиевый блок в пятьдесят килограмм, демонстрируя свою силу психокинеза на постоянные объекты, то сейчас подобный эксперимент окунул его в липкую мерзость унижения.
«Ничего не мотивирует лучше фактов» — вспомнил он слова Хиро Кобаяси и ещё раз поймал себя на мысли, что требуется от него ничто иное, как подтверждение тех самых опытов, которые он проводил около двух лет тому назад. Будь рядом Джин, то швырнуть бы пятидесяти килограммовую сваю не составило бы большого труда, сейчас же это во многом противоречило наставлениям Лина, просьбам родителей и собственному чувству самосохранения. Но осталось ли у него это чувство здравого смысла?..
