Собравшиеся возле летнего театра люди, гуляли вдоль шарообразных кустарников, о чём-то глаголили у круглых столиков с закусками и напитками, а другие заняли свои места в ротанговых креслах.

Солнце спряталось за кромками леса где-то с западной стороны, как раз где Нару велел запечатать ворота. Их не просто запечатали амулетами от нежелательных духов, их наглухо забили, чтобы какой-нибудь сильно любопытный гость не пожелал прогуляться по лесу тихой августовской ночью.

Сам человеческий контраст разделился: на людей в одежде традиционного типа — преимущественно женщины в чёрных кимоно томесоде* со всевозможными золотыми, серебряными и медными рисунками и мужчин в строгих деловых костюмах, в традиционном одеянии Нару заметил троих, пятерых от силы, с чем ядовито в душе усмехнулся, как он и думал, местные хозяева часто либо утрировали, либо недоговаривали важных в его деле «НО».

Такигава в своём чёрно-белом убранстве монаха, Джон в чёрной рясе и Аяко в красно-белом одеянии мико — их, как и самого Сибую с Лином, хозяин дома в своём серо-чёрном праздничном кимоно попросил выйти на сцену, где он их со всеми почестями представил гостям.

Нежно-золотая сцена, сделанная, по всей видимости, из сосны, блестела от чистоты, а из-под развёрнутой, со слегка приподнятыми краями крыши, на гостей падали желтоватые световые лучи. Позади них, на задней стене сцены, красовалось могучее хвойное дерево, а справа тянулась крытая, но не имеющая стен со стороны зрителей, дорожка. Она пристраивалась к небольшому домику, откуда виднелись две комбинированные лёгкие шторки: хвойного зелёного и снежно-белого цвета. Этот вход предназначался для девушек, а своих почётных гостей Нао же заставил взбираться будто бы напролом — по двум широким ступеням, которые расположились по центру от главной площадки сцены.

В конце своей речи Нао пообещал всем благословение от мико, поделился впечатлениями от силы её очищающего ритуала и на искрящейся ноте радушия, попросил всех занять свои места. Матсузаки он проводил в крытый домик за сценой, где происходили чудеса подготовок, а сам поймал себя на идее, что обязательно должен найти оставшимся товарищам эффективное применение. Его меркантильная, неплохо разбирающаяся в людях сущность, быстренько определила Джона в компанию уже немолодых женщин и их ещё незрелых внуков и племянников. Такигаву же он отправил в общество уважаемых директоров, где те в компании немолодых жён скучали. Нару же достался политик. Сибуя пропустил мимо ушей все хвалебные песни, которые распевал Наоки со сцены, его беспокоили вещи насущные: где выход, как ведёт себя персонал, который имел контакт с девушками и запечатанным домом — они хорошо просматривались с высоты сцены, поэтому глаза Нару внимали всё то, что могло принести пользу.

— Удовлетворить слух этого человека очень важно, — Наоки нашёптывал советы, в то время как кивал приветствующим его гостям. — Он бывал у нас в том году, от его мнения во многом зависит мнение окружающих. Мари особенно переживает из-за него, да и у Май с его дочерью были проблемы. Тэкеши Кобаяси — отец Норико, эту девушку вы спасли от нашей кошки, думаю, она многое успела поведать отцу, иначе он бы приехал с женой, но он здесь с братом, и я бы посоветовал быть особенно осторожным с ним. Господин Хиро Кобаяси человек к себе располагающий, а такие вывернут вас наизнанку, чего вы не заметите, а когда спохватитесь, то посчитаете это за счастье, однако в каких целях он будет использовать полученные знания — это ведомо одному богу и, разумеется, господину Хиро.

— Тоже политик? — спросил Сибуя, следуя вместе с Лином за Нао. Обозначенные им господа сидели в третьем ряду ровно посередине массы свободных плетёных кресел с белыми подушками.

— Нет, к нашему несчастью. Он кинорежиссёр и на всём сверхъестественном помешан. Узнай он, что здесь есть Дзасики-боко, то весь этот дом арендовали бы до конца года. Я слышал о его новом фильме… Наше желание прогнать духов во многом может отразиться на его расположении. Он бы заплатил за их наличие, а не за ещё тёплые истории о них.

Нару недолго посмотрел на хозяина нынешнего приёма и не скрыл своего понимания обрисовавшихся мотивов. Наоки оказался дальновиднее, чем ему показалось на первый взгляд, он не рассчитывал снять немного сливок в виде лёгкой доплаты за учениц, он планировал продать аренду на этот дом по баснословной цене. Вот здесь сомнений не возникло — Нао мошенник не мелкого размена, уж скорее цепкий управляющий, который может эффектно прикрыться честью, при этом не брезгуя марать ноги в тени, если этого требует проповедуемое им дело. Эту семейную черту Сибуя отметил с незавидной лёгкостью, сколько ему пришлось покопаться в чужих делах, прежде чем всё встало на свои места. У одной Мари он этого нисколько не замечал. Она старалась, подражала своей учительнице и наставнице и сохраняла неподдельную гордость.

— Ваша сестра не проводит вечер сама, — Нару остановился перед креслами ради последних слов хозяину. — Это не доставит ей проблем?

Услышав эти вопросы, Нао огорчился. Его чёлка немного накрыла глаза, а голос прозвучал не живее заупокойного.

— Её танец первый. Макияж и причёска одни из самых сложных. Я заменю её в приветственных делах. Этого требует ситуация… — он бы сказал, что это его способ замолить грехи, но остерёгся сильных слов. — Удачи, — в его голосе послышался вздох, и Нару, безмолвно перекинувшись с Лином взглядами, двинулся к своему призовому креслу.

V

К девяти часам вечера с северо-восточной стороны здания стало достаточно темно. Зажгли ещё садовых огней. Нару приблизился к своей цели и уважительно, хотя и не слишком (поклон не был глубоким, скорее поверхностным) согнул спину.

— Доброго вечера, Хаяси-сан сообщил, что вы выразили желание переговорить со мной, — заговорил он, когда мужчины переключили на него свои взоры. Ближний, который сидел к нему, вне всякого сомнения, был Хиро Кобаяси — его выдал деловой коричневый костюм. Второй же восседал более гордо, скрестив руки у груди в кимоно такой же цветовой палитры. Лица у мужчин можно назвать типично японскими: вытянутые, с широкими скулами, прячущимися за немного обвисшими веками карими глазами и широкими носовыми крыльями. Тэкеши Кобаяси (отец Норико) выглядел бесцветным на фоне младшего брата. Можно сказать, что более иссушенным. Светлая и вдобавок ко всему, сухая кожа, самую малость желтоватая, но не более чем было присуще его национальности. Глубокие морщины в области щёк, превращающиеся в складки и чёрные волосы с частой сединой, которые ему тщательно зачесали при помощи геля. Он, в отличие от брата, посмотрел на поклон гостей и тут же отвернулся к пустой сцене. Каждый его жест говорил о том, что он человек очень занятой и здесь исключительно ради дочери или, быть может, из-за предстоящей сделки семей.

— Присаживайтесь, — в его голосе было нечто повелительное и по-военному строгое. Нару не стал бы спорить с таким человеком, его и в обычные дни не привлекали конфликты, поэтому он занял своё место и, устроившись, поступил по образу этого мужчины. Правда, долго любоваться пустой сценой Нару никто не позволил.

— С вами желал говорить мой брат, — сообщил отец Норико. — Хиро, — обратился он к брату, — наслаждайся обществом и, пожалуйста, так, чтобы я более обо всех твоих глупостях не слышал в дороге.

Глаза второго мужчины хитро сверкали. Он каким-то чудом придерживал тон, выдвигая статус брата с его первыми словами, видимо потому, что в последующие его реплики было бы проблематично включить даже несколько слов.

— Хаяси-сан порадовал меня даже больше, чем обещал, — этот деловой человек переместил вес своего тела на левое бедро и немного развернулся к Нару с тем, чтобы пожать ему руку. Сибуя равнодушно потряс его крепкую кисть в ответ и взглянул в бегающие глаза. Этот рефлекс говорил о том, что в голове этого человека сейчас происходит миллиард мыслительных процессов, среди которых наверняка найдётся нечто неприятное или опасное для него, Нару, или того хуже, Оливера Дэвиса. — Знаете, я большой знаток всего того, что связано с паранормальным, в общем-то, правильнее будет сказать огромный любитель, наверняка вы даже не догадываетесь насколько…