Первую декаду февраля дети почти не выходили во двор, но потом постепенно привыкли, и вот уже несколько дней бегали наперегонки в расстегнутых куртках, катались на обледеневшей горке, теряя шапки, играли в снежки замерзшими кусками снега, не обращая внимания на синяки. В воскресенье день выдался солнечным, хоть и морозным, и ватаги ребятишек заполнили двор с самого утра.

Одна, самая резвая компания состояла из мальчишек лет одиннадцати-двенадцати. К середине дня они уже переиграли во все возможные игры, и присели передохнуть вокруг снеговика. От мальчика Вани – заводилы этой компании – ждали новых предложений. Тот молчал и о чём-то думал. Неожиданно он встал и сказал: «Будем сражаться за снеговика!» Он сбегал к дому, принёс из дворницкой старое ведро без дна, залез на постамент и водрузил ведро на голову снеговика. «Теперь это – Король зимы! – сказал он, – а это его корона. Будем сражаться за нашего короля!» Снеговик от этих слов, казалось, даже немного выпрямился, стараясь продемонстрировать свою королевскую стать.

Ваня стал делить ватагу на две команды: те, кому нравилась зима, должны были защищать короля-снеговика, а кто уже тосковал по весне, должны были постараться снять с него корону. Договорились по-настоящему не драться, но кто и когда из мальчишек соблюдал правила уличных игр?

Игра началась. Защитники начали быстро возводить укрепления, а нападающие стали придумывать планы отвлекающих маневров. Снеговик внимательно следил за обеими командами. Ему сверху было всё хорошо видно, но он решил принципиально никому не подсказывать. Вскоре начались первые боевые столкновения. Сначала они были осторожными, но постепенно игра накалялась, и вскоре стычки грозили перерасти в настоящие драки. В какой-то момент драка затеялась по серьёзному, и вскоре рядом со снеговиком завязалась настоящая битва: обе стороны бросили в бой все силы. И, вовлечённые в схватку, никто не заметил, что сам Ваня, который был в ряду атакующих, незаметно отделился от кучи-малы, и крýгом, через площадку для малышей, стал, пригнувшись, обходить снеговика. Потом он резко распрямился и побежал изо всех сил к своей цели. Громко крикнув, Ваня запрыгнул на постамент, и, обхватив снеговика сзади одной рукой, другой стал пытаться стащить с него корону, которую сам же надевал за час до этого.

Защитники, пропустившие атаку с тыла, от неожиданности оцепенели. Впрочем, и нападающие, тоже остановились. Все смотрели на Ваню. А Ваня всё никак не мог стянуть ведро, которое будучи надетое на снежную голову ещё тёплым, уже примёрзло и не желало сниматься. Ваня дёргал всё сильнее и сильнее, и в какой-то момент, поскользнувшись на обледенелом краю, стал падать. Пытаясь удержаться, он ухватился за ручку ведра, но это не помогло – падая с постамента, он потянул на себя и снеговика. Снеговик, застигнутый врасплох, от неожиданности крякнул и вдруг переломился где-то посередине. Верхняя его часть с надменно задранным подбородком отделилась от нижней, соскользнула и полетела вниз. Ударившись о натоптанный снег, снеговик рассыпался, корона слетела с него, а горделиво вздёрнутая морковка сломалась. На постаменте Короля зимы остался только снежный огрызок.

Игра прекратилась сама собой. Победители сами были не рады победе: как и проигравшие они чувствовали за собой какую-то до конца непонятную вину за гибель снежного истукана. Как будто вслед за этим что-то должно безвозвратно перемениться. Почти не разговаривая друг с другом, все побрели по домам. Разгоряченным, им казалось, что на улице стало тепло – мороз уже не дёргал за нос и уши, и шапку и варежки никто не надевал. Но на это никто не обратил внимания.

И утром, когда они проснулись и выглянули в окно, никто из них даже не удивился тому, что на крышах не было ни одной сосульки, а во дворе не было ни одного сугроба. Да и снега вообще не было. Площадка двора была покрыта яркой травой и жёлтыми одуванчиками, деревья шелестели зелёной листвой, а на краю лужи смешно прыгали воробьи. На постаменте в центре двора стоял белый, будто снежный, пионер-горнист, а за чугунные ворота двора заглядывать почему-то не хотелось.

«Ну, вроде бы всё», – мама сняла передник и села рядом с праздничным столом. Она с середины дня готовила всякие вкусности, хотя и ловила периодически себя на мысли, что это всё немного странно: она никого не ждала к бою курантов. И всё-таки она накрыла стол на девять человек: а вдруг произойдёт чудо, и вся семья соберётся вместе. Уже много лет каждый Новый год дети звонили и поздравляли её, пытаясь неуклюже извиниться за то, что опять не смогут приехать.

Мама вздохнула и пошла к шкафу, где на антресолях лежали ёлочные украшения, бережно хранимые в их семье уже больше полувека. Это были настоящие стеклянные игрушки, многие ручной работы. Когда-то давным-давно, ещё маленькой девочкой она считала дни, когда же они с папой и мамой будут вешать эти игрушки на ёлку: в те времена Новый год для многих – и для их семьи тоже – был самым главным праздником. Он объединял всю семью, да и не только. Двери в квартире не запирались всю новогоднюю ночь, и в гости приходили не только родственники, но запросто заходили соседи по их дружному двору, который куролесил всю новогоднюю ночь.

Мама стала доставать игрушки и развешивать их на ёлку. С каждой из них была связана какая-то интересная история их семьи, и держа игрушку в руках мама вспоминала её и улыбалась. Тут были как-бы рубиновые кремлёвские звездочки с большой звездой-вершинкой, которые нравились её отцу-офицеру. И мамины любимые стеклянные фрукты, многие из которых считались тогда экзотическими – ананасы, апельсины-мандарины, гроздья винограда, гранаты. И бабушкины смешные зверьки на прищепках – она была родом из деревни, и ей нравилось, что фигурки были сделаны очень натурально. У деда любимых игрушек не было, но он когда-то смастерил крестовину, в которую на ведро все эти годы устанавливалась ёлка – в семье признавали только живую натуральную ёлку.

Доставая игрушки из коробок и вешая их на ёлку, мама будто бы собирала вместе всю семью. Дошла очередь и до любимых игрушек её детей. Она достала большой-большой голубой шар. Он был из очень тонкого стекла и немного прозрачный. Её старший сын, как и все в детстве, хотел стать космонавтом. Он говорил, что этот шар похож на Землю из космоса. Мама повесила его на длинную ветку, чтобы шар как бы парил в воздухе и был лучше виден.

У дочери любимыми были стеклянные эльфы-лампочки на электрической гирлянде. Будучи развешанными на ёлке они образовывали весёлую семейку, и подмигивали друг другу. Дочь всегда говорила, что у неё будет много детей, но не простых, а эльфов. Она не обманула и своих детей до сих пор звала «эльфиками». Мама укрепила гирлянду и включила её в сеть. Гирлянда загорелась, и эльфы стали перемигиваться.

У младшего сына не было любимой ёлочной игрушки, но он обожал ватного Деда-мороза, который ставился под ёлку, и за которым всегда утром обнаруживались сюрпризы. Дед-мороз был когда-то белым и розовощёким, с тщательно вырисованным лицом, но со временем поистёрся – таких не делали уже больше полувека. Мама прикрыла ведро белой марлей и ватой, и поставила Деда-мороза перед ним.

Ёлка была почти наряжена. Не хватало последнего штриха. Мама достала и развесила по всем сторонам ёлки своё любимое украшение – стеклянные разноцветные бусы. Бусы как будто обняли ёлку – они объединили все игрушки, до этого висевшие каждая сама по себе. Сквозь бусы зверьки поглядывали на экзотические фрукты, а эльфийские огоньки отражались в бусах и сбегали вниз от кремлёвской звезды на верхушке до самого Деда-мороза, переливаясь в большом небесном шаре.

Мама снова присела, любуясь ёлкой. До Нового года оставалась всего ничего. И тут в дверь позвонили. Она, немного суетясь, подошла к двери и, подёргав вечно заедающий замок, открыла её. За дверью стояли её дети и внуки – в полном составе. «Здравствуй, мама! Привет, ба!» – зазвучало вразнобой, и вокруг всё завертелось, закружилось, наполнилось движением и звуками.