Стая ящеров, включая того в чьей пасти он недавно прибывал, видимо почувствовав задним умом неладное, поспешила покинуть пределы неблагополучного урочища. Содрогающийся под действием невесть откуда взявшейся гравитационной аномалии островок стал накреняться, на тот край, где сейчас лежал Григорий. Всего этого молодой человек уже не видел, утратив связь с реальностью, он продолжал проваливаться в это головокружительное чувство тяжести и остроты фантомной иглы.

Со скрипом и треском остров быстро опускался в облачную пелену, лианы от старой кувшинки, поддерживающие своды «пещеры» оборвались, трухлявый лист надломился и обрушился на край опрокидывающейся платформы. Груды костей, наваленные по всему островку, вместе с ящерами которых Гриша недавно одолел, включая того, что придавил его, посыпались в мглистый океан. Тело юноши окуталось чёрной непроглядной энергетической сферой, стало погружаться в плоть стиофиба, разрушая воздушный островок. Дерево отчаянно боролось за жизнь, скрипело и упиралось, нежелая падать в подоблачный мир.

Когда разрушительная гравитационная сфера пронзила лист почти насквозь, баллоны с газом, поддерживающие островок, в месте воздействия гравитационной аномалии сдетонировали. Отягощённую часть кувшинки буквально отстрелило от основной части листа. Водопад зелёного сока фонтаном оросил уносящиеся в клубящуюся мглу обломки старого и молодого стиофиба.

Словно снаряд выпущенный из небесной гаубицы Григорий, окутанный чёрной сферой, в мгновение ока вонзился в землю, разметав в щепки все препятствия на своём пути. Здесь во мгле, на дне образовавшейся рытвины, среди груд костей, трупов ящеров и обломков обрушившихся кувшинок, действие чудовищной гравитационный силы, окутавшей юношу, прекратилось.

Удивительно, но с момента падения с купола пещеры, молодой человек совершенно не пострадал, более того он вообще не помнил, что с ним там произошло и сейчас кряхтя, и постанывая, он с удивлением оглядывался по сторонам. Единственное, что у него осталось в голове это удушье и жуткая паника, охватившая его, но из этого было трудно сделать хоть какой-то вывод, или понять, как он тут очутился.

Сквозь образовавшуюся прореху в куполе кувшинок, и искрящуюся дисперсную пелену клубящегося млечного пара пробивался тусклый оранжевый свет, заходящего солнца. Здесь среди густого сумрака, окутавшего опоры великанов, этот свет напоминал прожекторы-софиты, освещающие сцену крушения воздушных развалин. Вертикальный тоннель, проделанный обломками, окаймляли оборванные лианы и бессильно повисшие кверху ногами маленькие островки кувшинок.

Постепенно до Гриши дошло, что здесь, где-то под завалами, может находиться Гадрун. Эта мысль буквально подбросила его на ноги, в груди ёкнуло, а на пылающий от удара спине, проступил холодный пот.

Только молодой человек сделал шаг в сторону обломков стиофибов, как с удивлением и ужасом обнаружил, что среди громадных стволов деревьев прямо перед ним, чернеет титаническая фигура какого-то жуткого бесформенного существа. Из клубящейся мглы, с высоты сорока метров на Гришу уставились два белых сияющих провала глаз. Высоченная фигура была такой мрачной не от того, что находилась в тени деревьев, казалось, будто она была источником самой тени. Угольно чёрные балахоны гиганта, состояли из языков аспидного пламени, которое беспокойными всполохами размывало черты его фигуры.

«Это, тот самый Вердант?!», подумал онемевший юноша.

Не успел Гриша и глазом моргнуть, как великан, расправив крылья, словно гигантская летучая мышь, быстро и бесшумно скользнул к нему, заливая всё вокруг непроглядным мраком. Молодой человек затравленно напрягся всем телом, ожидая того, что сейчас его будут бить кидать, или нанесут быстрый и сокрушительный удар, который панцирь скарабея уже не выдержит и на этот раз ему точно придёт конец. Однако, кроме того, что вокруг юноши сгустился непроглядный мрак, больше ничего не произошло.

Гриша, беспомощный, уставший и эмоционально раздавленный, опустился на колени. Странное чувство спокойствия, смирения и какой-то внутренней отстранённости наполнило его.

Вдруг из непроглядного мрака прямо перед молодым человеком открылись огромные светящиеся бездны глаз великана. Как ни странно, никакого эффекта на Гришу эти глаза не произвели. В этом взгляде не было ни ярости, ни ненависти, ни желания сожрать, или каких-либо других эмоций. Пустые светящиеся спокойным белым светом глазницы не выражали ровным счётом ничего.

Не прошло и двадцати секунд как светящиеся буркалы поплыли друг другу на встречу, и начали плавно сливаться в одно единственное око. Спустя ещё секунд пять, глаз стал закрываться, превращаясь в узкую изогнутую полумесяцем щель, напомнившую Грише «смайлик». Затем этот смайлик стал темнеть, а окружающий мрак, наоборот стремительно светлел, преобразуя пространство вокруг в снежно белую пустыню. Чёрная «улыбка», образовавшаяся из глаз великана, напомнила юноше тот самый разлом в небе, который он недавно видел тонким зрением.

На этом визуальное представление не закончилось и из свинцового разлома выплыла маленькая чёрная сфера, которая начала активно вращаться. Своей силой она буквально притягивала на себя мрачную материю из полумесяца и белое вещество из окружающего пространства. Этот странный образ показался Грише похожим на чёрно-белую улитку.

В этот момент где-то вдалеке, словно бы из другого мира, послышался знакомый мужской голос, произносивший мантру «Шарман апат-ра пакша Гаруда». Сразу же после слов мантры юноша ощутил на своих плечах обжигающее прикосновение когтей астрального существа. Тело обдало жаром словно его погрузили в ванну с кипятком, образы перед глазами исчезли, и Гриша, проморгавшись, увидел, как он на головокружительной скорости вылетает из подоблачного мира и направляется куда-то на запад, судя по положению солнца.

Гриша проснулся от сильной жажды. Неприятное пробуждение сопровождалось болью от ушибов по всему телу. Дыша глубоко и с лёгкой хрипотцой, молодой человек сел, нажал клавишу под мочкой уха, и когда шлем трансформировался он осмотрелся по сторонам.

Яркие лучи утреннего солнца слепили глаза. Парень по-прежнему находился среди островов, сформированных кронами гигантских стиофибов. Но теперь по краям кувшинкоподобных воздушных платформ, помимо детских воздушных луковиц возвышались целые заросли из кустов, пестреющих жёлто-оранжевыми соцветиями. Эти странные растения чем-то походили на помесь облепихи, омелы и нуитсии ремнецветиковой. Густая сеть из воздушных корней и белёсых лохм заполоняли всё пространство между кувшинками, словно невод, частично окунаясь в облачный океан. На основную площадь поверхности кувшинки эти растения не претендовали, довольствуясь своей промежуточной позицией. Огромные кактусы недавно так обильно произраставшие прямо из ворсистой поверхности воздушных островов, здесь отсутствовали. Их сменила странная трубчатая трава очень похожая на спаржу. Однако это была не трава, а какие-то буро-зелёные черви, выдававшие себя тем, что изредка подрагивали и извивались как щупальца актиний.

Юноша совершенно не помнил, как он очутился в этой местности, так как отключился буквально в первые десять секунд полёта. Мантра, призывающая астральных существ, высосала из него остатки сил. Счастье, что в том состоянии она его совсем не добила.

Память и впечатления от произошедшего, постепенно начали возвращаться, дополняя и без того отвратительное самочувствие, осознанием своего тотального поражения. В груди молодого человека буквально заклокотало от обиды на собственное бессилие. Обхватив голову руками, он пораженчески подумал: «Герой хренов! Отправился играть в спасателя, а что в итоге? Облажался по всем направлениям. Гадрун не нашёл, семье торгашей не помог, потерял оружие и снаряжение, сам потерялся в чужом мире, короче пробил днище по полной… Странно вообще, что жив при этом остался».

Что ему теперь делать, куда идти, или не идти, он не знал, молодому человеку было грустно, обидно, жалко себя и стыдно за то, что он такой беспомощный. В свете всего пережитого Григорий вдруг осознал, что мастер и профессор не смогут прийти к нему на выручку. Скорее всего Лаату просто заманил их в ловушку и его могущественные союзники, как и Гадрун погибли, сражаясь с монстрами подоблачного мира. Парень, повинуясь накатывающей эмоциональной волне, захотел повалиться на бок, свернуться калачиком и всплакнуть.