Если начали любить себе человека, то будьте добры, любите его на здоровье, и нечего на других смотреть, а уж тем более за всякие органы хватать. Но так-то оно так, однако, по исследованиям всяких врачей и зарубежных психологов, половые влечения к одной и той же особе у людей притупляются, инстинкты не срабатывают, что вызывает всяческое разочарование и семейные сцены с разделом детей и имущества.

Вот тут, как оказалось, и пришел на помощь так называемый свинг. То бишь, вы договариваетесь с такой же парой супругов, у которых в наличии схожие проблемы с половой радостью, встречаетесь и занимаетесь интимными соитиями вместе, как бы меняясь партнерами. Ненадолго, конечно.

Тут, с одной стороны, в наличии разврат, на первый взгляд. Но, приглядевшись, вы, если человек прогрессивный, а не какой-нибудь монтер или водитель троллейбуса, поймете, что изменой тут и не пахнет. Ибо все действие происходит в присутствии второго супруга, с его согласия, посему какой же это разврат и неверность?

Ну вот, я прикинул, так сказать, ситуацию на себя. Все сходится. С супругой моей, Клавдией Ивановной, мы почитай уже тринадцать лет в браке. Ну, спим вместе, конечно, но не так ярко и отчетливо, как это было на первом году совместной жизни.

Раньше у нее голова болела реже, а я уставал не так часто. Моложе были, что ли.

А что если, думаю, и нам попробовать этот самый свинг?

Ну, я супруге за ужином свой план и изложил.

Она раскраснелась, запричитала:

– Тьфу, – говорит, – на тебя, скотина! Ты что это такое надумал? Совсем кукушку потерял?

– Во-первых, – отвечаю, – ты, сука такая, меня скотиной не называй. Мы люди интеллигентные, поэтому, падла, соответствуй. Во-вторых, ничего такого тут нет. Если ты быдло и деревенская колхозница, то так и скажи, и нечего тут плевать.

Вижу, успокоилась немного, тут я ей и статейку подсовываю, на, мол, читай. Если и дальше хочешь интиму раз в месяц, ради всех святых, продолжай в том же духе. А вот если хочешь идти в ногу со временем и быть женщиной прогрессивной, то соглашайся, Клава дорогая, и не гунди.

Короче, через неделю уговорил.

Стали думать, кого на свинг приглашать. Зеленецкие не подходят, пожилые больно и потасканные. Степановы тоже, не поймут ввиду пролетарского происхождения и отсутствия высшего образования. Куперманы могли бы, да только они на лето в Кимры уехали, Юлдусовы вроде ничего, но Клаве их глава семейства не по вкусу, уж больно волосат. Иванченко я сам отверг, потому что женская половина у них малопрезентабельна. А я еще начинающий и не такой современный, чтобы свинговать со всеми подряд.

Одним словом, среди знакомых никого подходящего не нашлось.

Три дня голову ломали. И тут пришла ко мне шальная мысль дать объявление в газете.

Позвонил и дал, так, мол, и так. Немного молодая интересная пара из мужчины и женщины познакомится для свинга и последующей дружбы с аналогичной парой. Звонить после обеда. И телефон.

На следующий день стали звонить.

Сначала позвонил некто, представившийся Николаем Панкратьевичем, и полчаса рассказывал о том, что для выращивания свиней пара не обязательна, что он вполне справляется один и может продать нам свинку-другую. Напрасно я ему объяснял, что имели мы в виду несколько другое, пришлось пообещать перезвонить на следующей неделе, только после этого он положил трубку.

Следующий звонок был более удачным. Пара, примерно наши ровесники, люди, судя по всему, образованные и потому интеллигентные и прогрессивные.

Договорились на завтрашний вечер.

Ну, Клава моя к парикмахеру сходила, белье сатиновое надела, между прочим, новое. Я тоже причесался и на брюках стрелочки отгладил. Сидим, ждем.

Наконец приходят. Он лысоватый такой и худющий, представился Петром Людвиговичем. Она брюнеточка, тоже худая как жердь, под стать мужу, зовут Нина Павловна. Разулись, прошли в комнату, на диван сели, сидят, с нами знакомятся.

Петр Людвигович сразу заявил, чтобы Клавдия его Петей звала. Нина его в бок локтем двинула и покраснела отчего-то. Он на нее покосился и тоже покраснел. Клавдия моя, смотрю, тоже пунцовая на кресле сидит.

– Это у нас, – говорю, – так ничего и не получится. Что ж вы все краснеете, как на приеме у уролога? Мы тут свингом собрались заниматься или на профсоюзное собрание?

– Точно, – откликается Людвигович. – Надо бы как-то разрядить обстановку. Давайте-ка все разденемся хотя бы до исподнего, чтобы как-то друг к дружке привыкнуть.

Клавка моя краснеть перестала и заявляет:

– Это как это раздеться? Так сразу, что ли? Да я даже перед собственным мужем раздеваюсь в полумраке, а тут, можно сказать, чужие люди и электрическое освещение, я так не могу и на обнажение никак не согласна.

А Нина в такт ее словам головой кивает и краснеть ни на минуту не перестает.

– Ладно, – отвечаю, – электроосвещение – дело поправимое.

Подхожу и свет выключаю. А для убедительности еще и шторы задергиваю. В комнате не то что полумрак, полный мрак воцарился. Темнота, как в преисподней. Стало как-то тихо и таинственно.

Посидели в темноте минут пять, тут уже Людвигович не выдерживает:

– Давайте, – заявляет, – раздеваться, что ли. Темно вроде, и не видно ни хрена.

Все в ответ молчат, вроде как соглашаются.

Ну, раз такое дело, я брюки с себя снял, рубашку стянул. Остался, так сказать, в нижнем белье, как мать родила. В майке, трусах и носках. Носки, думаю, в свинге не важны, пусть себе. Подумал немного, майку тоже снял. Трусы хотел, но подумал, что успеется, должен же быть некоторый элемент таинственности.

Разделся, значит, сел на край дивана, сижу, жду, что дальше будет.

А Людвигович из мрака спрашивает:

– Ну, что, все разделись?

Опять вроде как все молчат и соглашаются.

Посидели еще несколько минут. Тут уже я соскучился и говорю:

– Ну, что ж вы, граждане? Мы так до сути и не доберемся, вы как хотите, а пора бы и к делу приступать.

И Людвигович из темноты:

– Да уж, пора бы.

Через минуту понимаю, что инициативу пора самому проявлять, иначе мы так до Дня железнодорожника тут сидеть будем. И двигаюсь в левую сторону, где, по моему разумению, должна сидеть Нина Павловна. Рукой сбоку от себя шарю, пока не нащупал ее худой бок. Она сначала отпрянула от прикосновения, а потом вроде даже по направлению ко мне двигаться стала, пока мы не уселись с ней бок о бок. Ну, думаю, тут главное не останавливаться, свинг так свинг. И рукой ее как бы приобнимаю, чувствуя, что сверху у нее какое-то бельишко, вроде комбинации или ночной сорочки.

Нагибаюсь, целую в плечико и шепчу в ухо:

– Что ж вы, Ниночка, не до конца обнажились? Неужто и в темноте стесняетесь?

Тут она как отпрянет от меня, прямо как фурия, и как закричит:

– Какая такая я вам Ниночка? Я Петр Людвигович, тьфу ты, какое омерзение с мужчиной обниматься, пускай и в полной темноте!

У меня аж горло пересохло от неприятных ощущений.

– Как хотите, – говорю, – а я свет включу, это ж в темноте что угодно произойти может, даже такие фатальные ошибки, когда мужчина мужчину в плечо поцеловал! Ужас какой-то и безобразие!

Рукой выключатель на стене нашарил и включил.

Пожмурился от неожиданного света и вижу – это что же такое?

Мы с Людвиговичем сидим в белье, причем тот даже майку не снял, а Клавдия моя вместе с его Ниной, так сказать, при полном обмундировании, даже пуговиц на кофтах не расстегнули. Я от возмущения прямо дар речи потерял.

– Как же это так? Что-то какой-то хреновый свинг у нас получается. Что происходит, граждане? Мы так не продвинемся никуда! Это что за безответственное отношение к свингу? Ведете себя, как пещерные люди, отказываясь раздеваться и способствовать прогрессу!

Петр Людвигович со мной целиком и полностью соглашается, поддакивает и плюется от возмущения.

Тут Клавдия моя не выдерживает:

– Вы, Петр Людвигович, плеваться перестаньте, между прочим, тут вам не цирк и не театр какой-нибудь. У нас, между прочим, паркет. И я за вами ваши плевки мыть не нанималась. Вон пусть твоя кикимора теперь нам полы моет.