Пропускаю тринадцать звонков от Макса и один от Мишки, тот боится названивать чаще — могу выключить телефон. Я бы рад, но это будет уже чересчур. Он не виноват, что я его в это втравил.

Тоска постепенно разгрызает грудь, одиночество порождает страх, а страх — панику. Кажется, закрой глаза, и ты больше не проснешься. Подверженный мнительности организм уже сейчас знает, что умирает, и постепенно начинает болеть все внутри, особенно сердце, оно сбоит и частит, кажется, увеличиваясь в размерах, словно что-то инородное рвется наружу. Возможно, это вина.

Скрючившись на покрывале, снова пытаюсь вспомнить тот день, воспоминания обрываются на одном и том же месте: пили в гараже — а дальше беспамятство. Вырубило наглухо, проснулся голый, все тело ломит, на животе… впрочем неважно. Теперь это уже все неважно. И что слезы по щекам, что дождь за окном стеной, что чертово счастье не может быть вечным, главное — дышать. Вдох-выдох, вдох…

Автор

В момент, когда стоило бы опустить руки, плюнуть на все и просто жить, у Мишки все перевернулось с ног на голову. И жить расхотелось, и верить во что-то, да и вообще чувствовать себя. Хотелось только вернуть взбесившегося пацана обратно, чтобы под присмотром, чтобы просто был, потому что иначе какой в этом существовании вообще смысл?! Мишка пытался представить, что все у них наладилось, что снова вместе, и каждый раз срабатывал жесткий блок и резкое отторжение. Не так. Не вместе. Но просто быть.

Мишка

Нервный тик уже кажется чем-то забавным. Особенно сейчас. Хоть что-то новое случилось, пускай это и психическое раздражение.

Макс отзвонился — у него глухо. По знакомым проехался, всех обзвонил и устал оправдываться, что Данила не его родственник, так же как и придумывать отговорки, почему ищет его.

Самостоятельно прочесываю районы, вылавливаю по одному всех тех, кто был тем вечером на сборище, добывая информацию когда убеждением, когда силой. С кем связался Даня и на кой-черт выбрал именно этот сброд, что хотел доказать и, главное, кому — оставляю на потом. Взыграло одиночество? Меня вечно нет рядом, я где угодно, только не с ним. Не со зла, честно, так получается.

Я помню тот вечер, мы хорошо поцапались, потому что вместо домашних посиделок уехал с пацанами в бильярд. Давно не виделись, планировали долго, и слышать упреки и наезды так не хотелось, вот и переклинило. Сцепились, как обычно. Только вот продолжать скандал он не стал, молча собрался и ушел. Мне не звонил. Весь вечер. Ни одной проклятой СМС-ки, знает ведь, как меня вернуть, как спровоцировать, что все брошу и приеду, и не считаю это слабостью, наоборот, ценю, потому что люблю его до усрачки, как в долбаных романах, которыми зачитывается молодежь, чтоб ни жрать, ни спать, и все остальные люди — сплошное серое месиво из тел, никаких личностей. Я не придал этому значения, а он не стал акцентировать внимание. Сам пришел уже днем, после гульбища поехал прямо в офис. Блядь, я даже не знал, что он не ночевал дома, а после слишком хотел загладить конфликт, пропустил все. Всё сквозь пальцы.

Сворачивая в арку между домами и прикуривая на ходу, сталкиваюсь плечами с парнем, прячущим лицо под капюшоном. Если бы я не выронил последнюю сигарету, то спокойно прошел бы мимо, если бы не был так зол и вздрючен — простил бы хамство, а так… Хватаю за рукав и дергаю обратно. От рывка с него слетает капюшон, я отстраняюсь немного, видя, как припухшее от побоев лицо приблизилось к моему.

— А извините? — не без наезда, сам понимаю, что не надо, но так давно руки чешутся, а этот, по виду, сам напрашивается.

— Извиняю. Вали, куда шел, — рычит натурально, но с выбитым зубом не так угрожающе.

— Добавить?

— Да пошел ты!

О, не один я с нервами. Толкаю к стене и замахиваюсь. Свет от фонаря освещает его лицо отчетливее, и замах так и остается незавершенным.

Хватаю его за горло, тот без сил и едва стоит на ногах — то ли с бодуна, то ли обдолбался. Выуживаю телефон, набираю Макса. Самого колотит.

— Я его нашел. Если ты сейчас не приедешь — я его убью! — последнее уже орал то ли в трубку, то ли парню в лицо. Разбить его захотелось еще сильнее. Просто жизненная необходимость пустить кровь, аж до трясучки, до скрежета зубами! Но опасно.

Максим ехал слишком долго, дольше, чем менты, которые нас повязали, дерущихся. Так удачно шел патруль ППС, так вовремя бабка вышла на балкон и заорала им. Все вообще так удачно складывается, что я просто перестал удивляться. Телефон отобрали. Не разрешили позвонить. И ехал Максим поэтому не десять минут, как обещал, а час.

Сижу на шконке, пацан — напротив, и смотрит на меня так, как если бы я был последним человеком на земле.

— Мне нельзя в тюрьму, — хрипит не совсем разборчиво, придушенный мною.

— А в морг можно? Ты же спидозный, все равно сдохнешь.

У собеседника краснеет лицо и сжимаются кулаки.

— Мне домой надо, у меня семья.

— У всех семья, — пожимаю плечами, слышу знакомый стук шагов. Макс в бешенстве, опять лупить будет, у меня уже звезда на жопе от его офицерского ремня.

— Ты не понял. Моим деньги передать надо. Я в долгах. Если засяду, у них все отберут.

За дверью возня и перешептывания, сейчас бабки совать будет.

— А давай так, — игривое настроение приятно щекочет отбитые ребра, ага, в машине нам еще добавили, обоим, — я решаю все твои финансовые проблемы, а ты сдохнешь. Ну не хочу я, чтобы ты жил.

— Ты больной, что ли?

— Не проверялся. Но скорее всего. Ну так что? Ты же за семью переживаешь. Давай. Я слово сдержу.

— Заткнись, сука, пока я сам тебя не прикончил! — хриплым матом просит Максим, и не орет, а волосы на теле все равно дыбом. — Сейчас оба рассказываете мне, что случилось, и валите на все четыре стороны. Ты, Михаил, тоже идешь на хуй, потому что я устал от тебя!

— Что рассказывать?! — парень почувствовал перспективу освобождения. — Этот псих на меня набросился.

— Этот может, — соглашается Макс, я только фыркаю. Он видит, как я, вцепившись в то, на чем сижу, держусь так, словно от этого зависит моя жизнь. Если отпущу — не сдержусь. Мне уже сейчас плохо, плохо потому, что хорошо от осознания, ведь могу этого человека убить. Максим встает передо мной, закрывая обзор.

— Данилу помнишь? — спрашивает в лоб.

— Какого?

Натянутая до предела пружина взрывается, и меня подкидывает с места, Макс отпихивает назад и швыряет на койку, припечатав взглядом.

— С которым ты спал.

— Вы чокнулись, что ли? Педики гребаные. Ни с кем я не спал.

— Максимка, отойди, — пинаю друга по фирменным брюкам, сам сев поудобнее. — Я тебя предупреждаю, за ложные обвинения наказания не будет, я тебя сразу убью, и ехать никуда не надо — тут все оформят!

— Да ни с кем я не спал!

— Тогда какого хуя он говорит, что спал!

— Его и спрашивайте! — Тут он призадумался и сплюнул. — Темноволосый такой, худой…

— Стройный!

— Это сейчас неважно, — рычит Макс, я затыкаюсь. В это время Максиму приходит сообщение, он перечитывает его и… сука, бьет мне в челюсть, опрокидывая на пол. Сплевываю кровь, в глазах потемнело.

— Даня чистый.

— Что? — Звон в ушах мешает слышать, я мотаю головой, но этот гудеж не проходит.

— Я сказал, он чистый, анализы все подтвердили. Миха, ты ебаный сукин сын!

— Не понимаю… — Начинает тошнить, и горечь подходит к горлу.

— Они не спали. Иначе бы тот точно подцепил. Может, теперь мы дослушаем, что произошло?!

— Ничего не произошло! — Пацан явно не в себе, глаза лихорадочно блестят, а еще он жмется к двери и отступает. — Бухали, дурью баловались. Данила ваш перебрал, со мной на пару, ну нас и перекрыло, бесились, херней страдали, потом…

— Потом?..

— Потом обблевались оба. Траву подсунули некачественную. Девки шмотки наши забрали в стирку, ну мы и вырубились. Все! Утром я свалил.