У Макса раскалывалась голова и все еще звенела в ушах фраза: «Может, ты заберешь его себе?..» Представляя, как будет забирать себе Мишку, случился приступ истерического хохота, а потом напала жуткая тошнота, и его едва не вывернуло прямо на собственную дверь.

«Ему так будет лучше», — вторым заходом. «Я не против», — как добивание, зная, что скорее убьет, чем отдаст свое.

Прижавшись пылающей щекой к прохладной двери, несколько раз глубоко вздохнул. Это всего лишь день, и он обязательно закончится.

В квартире царили тишина и мрак, создаваемый светом из рассеивающего тусклый свет бра, отчего казалось, что по выкрашенным холодным серым стенам ползут живые тени. Макс прошелся прямо в обуви, посмотрел на беспокойно спящего Мишку, горло тут же перехватило. Молча закрыл дверь и ушел к себе.

Он помнил свои слова, что сказал Даниле на прощание, помнил каждое из них, и от собственной жестокости становилось не по себе. Уснул как отрубился, проснулся так же резко, услышав шум на кухне.

Выйдя на звук, наткнулся на Мишку, тот переминался с ноги на ногу, пялился на телефон, и было видно — хотел позвонить, но не мог. Макс убрал гаджет на холодильник, подальше с глаз, и уселся за стол. Выбирая между сладкой ложью и горькой правдой, в большинстве своих жизненных случаев выбрал бы ложь, но с Мишкой однажды они договорились не врать друг другу, поэтому…

— Мих…

— Ты не знаешь, где кофе? — перебил его тот на полуслове, сбивая всю решимость.

— Закончился. Я хотел…

— Надо купить. И хлеб.

— Ты не ешь хлеб…

— Ты ешь. И в магазине давно не были.

— Мишка, послушай…

— Чай будешь? Черный, зеленый? — Он навис над чайником, глядя через плечо.

— Миш…

— Тогда пей один кипяток. — Собеседник продолжал перебивать, словно не желая слушать, в его действиях читалась нервозность, а дыхание наоборот замедлилось, предчувствуя…

— Есть вероятность… Заткнись, блядь! — не выдержав, рявкнул на Мишку. — Тот парень, с кем он спал, болен СПИДом и есть вероятность, что Даня заразился…

========== Часть 3 ==========

Мишка

— Что, прости? — Голос свой не слышу. Не вижу ничего. Мотаю головой, и только звон в ушах усиливается.

— Я сказал, что есть вероятность, что Даня заразился.

Слабость по плечам, через всю спину, опоясывая, и в ноги. Рукой хватаюсь за воздух, не могу поймать опору, почти падаю, пока не чувствую, как Макс садит меня на пол, сразу на пол, знает, он просто знает — так безопаснее.

— Это ошибка.

Звон в ушах сильнее, глушит даже мои собственные слова, но Макс как-то пробивается ко мне через него.

— Того, с кем он спал, зовут… Да неважно, как его зовут… — Мотаю головой, почему не возвращается зрение? — Он был на учете в диспансере, у него СПИД, Миш, и если они не предохранялись, а Даня говорит, что нет…

— Ты ему сказал?.. — Волна холодной дрожи бьет по позвоночнику и сворачивает пополам. Дышу, как выброшенная на берег рыба, глубоко втягивая ртом воздух, и не могу… его не хватает. От кислородного голода начинает тошнить, и хрип вместо слов.

— Мне пришлось сказать. Он имеет право знать, — Максим говорит спокойно, так спокойно, словно все нормально и будь что будет, а оно не нормально…

Сердце сдавило. Словно чья-то рука в шершавой рукавице пробралась в грудную клетку и на каждом ударе сжимает его, что есть мочи.

— Так не бывает… — По щекам горячее, то ли Максим льет воду, то ли я.

Сквозняк из форточки резко ударил в лицо… Или это была пощечина? Голова запрокинулась вверх, в шее хрустнуло.

— Миша, дыши, — просит твердо, расстегивая на груди рубашку и остужая кожу.

Сердце начинает колоть сотней иголок, каждая вонзается все глубже, и особенно сильно последняя ржавая кривая игла, пропитанная ядом — в душу, чтобы уже не вытащить…

«Открой», — пишу СМС, сидя под его дверью. Данила не отвечает на звонки, не выглядывает в окно, даже когда ору под ним, сменил замок. Пишет только Максиму, тот показывает сообщение мне, чтобы я удостоверился, что тот живой и ничего с собой не сделал, сообщение с просьбой меня убрать. Убрать не получается, как бы ни старался, угрожая и ментами, и психушкой, и даже перестать со мной общаться. Лестничный пролет напротив двери стал новым домом. На работу положил хуй. Просто потому, что расставил приоритеты.

«Я ее выломаю»,— признаюсь честно, теряя остатки здравого смысла. Зализываю казанки на правой кисти, уже и не вспомню, где поранился.

Тишина-а-а…

«Я не оставлю тебя с этим дерьмом одного», — пишу снова, в надежде, что где-то когда-то сделал хоть что-то хорошее и мне это зачлось, чтобы сейчас хоть немного сжалилось небо и пришла удача.

«Почему?» От пришедшего сообщения вздрагиваю, долго смотрю на экран, пока он не гаснет, и только потом снимаю блок и перечитываю несколько раз, как полный идиот радуясь хоть такому, но контакту.

«Потому что мне не все равно. Открой дверь и мы поговорим».

Опять тишина, и эта тишина порядком достала. Мир снова выкрашен в черно-белый. Ухожу домой, чтобы переодеться и принять душ. Макс меня игнорирует и прячет взгляд, словно виноват в чем-то…

— Ты сказал ему что-то, да? — Вытирая влажные волосы, стою над ним, читающим бегло отчет на ноутбуке в своей комнате. — Макс, скажи мне. Пожалуйста. Что ты ему сказал?

Даня сам не стал бы так отстраняться, он попытался бы поговорить и хотя бы выяснить мою реакцию, извиниться, в конце концов. Он сам сказал, что не собирается меня отпускать, так что, мать вашу, могло произойти?!

Сжимаю плечо друга, привлекая внимание, он нехотя откладывает бук подальше, запрокидывает голову, поймав мой взгляд.

— Я сказал ему, чтобы он не смел к тебе приближаться, пока не докажет, что чистый, а если доказать не получится, то пусть катится ко всем чертям, потому что убить тебя еще и физически я не позволю.

— Ты ахуел? — Убираю руку, смаргиваю злость, чувствую, как кровь бросилась к лицу.

— Я сказал то, что посчитал нужным. Как с этой информацией поступит он — решать не мне. Я тоже имею право голоса, и если уж быть откровенным и как бы я хорошо к нему не относился, тебя я люблю и не хочу, чтобы ты из-за своих чувств гробил здоровье. А ты будешь! Потому что долбоеб. И из поддержки или заразиться вместе захочешь, чтобы ему проще было, или вместе в окно.

Он проговорил все это мне в лицо на одном дыхании, сказал спокойно и уверенно, и я даже понимал, что он имеет на это право и в чем-то рассуждает верно, но… я никогда еще так не хотел сделать ему больно, как сейчас.

— Он один остался, — со второй попытки выговариваю, беря себя в руки.

— Он сам это допустил.

— Скажи ему, чтобы открыл дверь, — не требую, прошу, буквально упрашиваю, но вижу его решимость и негативный настрой. — Максим, пожалуйста. Я только поговорю с ним.

— Зачем? Ты же его бросил. Ты же сам сказал, что видеть его не хочешь. Так что теперь произошло, раз готов забыть все обиды и к нему бежать?!

— Он мой друг. — В который за день раз чувствую дикую слабость и тремор во всех мышцах, по ходу, заболеваю. — Не только любовник. Друг. Я не отказываюсь от него. Просто не хочу быть с ним в… близости. Не могу к себе подпустить, понимаешь? Я хочу помочь.

— Чем? Свозить его к врачу сдать анализы, потому что сам он ехать отказывается? Или кормить его с ложки, потому что жрать не хочет?!

— Если придется.

— Это делает не друг, а…

— Ты так всегда поступал. Со мной. Ты должен понять.

— Я тебе своей участи не желаю. И, наверное, стоило оставлять тебя одного почаще, ты бы справился, а так раскис окончательно и из него хочешь тоже сделать тряпку.

— Пожалуйста… позвони ему.