– О, да ты великий герой, – протянула Анастасия.

Каспар улыбнулся:

– Возможно, но мой народ в опасности, ему нужны люди, которые понимают, что такое война, и знают, что, чтобы выжить, надо сражаться. Дипломатия и переговоры сейчас не помогают, пришли времена, когда человек сам должен захотеть драться за правое дело. Кислев, возможно, и не синекура, но, если я, прибыв сюда, добьюсь поддержки наших армий, сопротивляющихся вторжению неприятеля, это все, что мне нужно.

– Значит, ты истинный патриот и альтруист. Такие люди редко встречаются, – с улыбкой заметила Анастасия.

– Не так уж редко, как ты думаешь, – ответил Каспар.

Анастасия рассмеялась и спросила:

– Почему тогда ты оставил службу?

Улыбка исчезла с лица Каспара.

– Моя жена, Мадлен, у нее было слабое сердце, и мои отлучки слишком тревожили ее, – грустно ответил он. – Когда я вернулся из кампании, развернувшейся в Приграничных Княжествах, я с честью демобилизовался, и мы поселились в Нулне.

– Ясно. А твоя жена… она ждет тебя на родине?

– Нет. – Каспар покачал головой. – Мадлен умерла три года назад. Она упала в нашем саду, когда ухаживала за розами. Жрец Морра сказал, что ее сердце просто сдалось, что у него не осталось сил, чтобы давать жизнь. Он сказал, она ничего не почувствовала, что, я полагаю, было своего рода благословением.

– О, прости, мне так жаль, Каспар. – Анастасия придвинулась ближе и взяла его руки в свои. – Как это неразумно с моей стороны! Пожалуйста, прости меня, я не хотела бередить столь болезненные воспоминания.

– Все в порядке, Анастасия, ты же не знала.

– В любом случае мне не следовало быть такой беспечной. Я слишком хорошо знаю, что такое потеря любимого. Моего мужа, Андрея, убили шесть лет назад.

Каспар протянул руку и вытер слезу, сверкнувшую в уголке глаза Анастасии.

– Мне жаль. Убийцу поймали?

– Ха! Городская стража и чекисты не сделали ни-че-го! Андрей, да упокоит Урсан его душу, был очень хорошим, но чрезвычайно наивным человеком. Без моего ведома он вложил деньги в несколько весьма сомнительных, но очень красочно расписанных предприятий на паях с одной личностью по имени Чекатило.

Каспар и без того имел повод презирать Чекатило, а теперь он мысленно вписал в счет еще один пункт.

– Я знаю господина Чекатило, – сказал он.

– Ну вот, никому точно не известно, но мне говорили, что Андрей шел домой со встречи в Купеческой Гильдии и наткнулся на каких-то разбойников. Они его ограбили, отняли кошелек и забили до смерти железными прутьями.

Каспар вспомнил версию, рассказанную ему Софьей, и мысленно поблагодарил того, кто избавил Анастасию от правды о том, откуда на самом деле возвращался ее супруг.

– Конечно, сделать ничего нельзя, но я знаю, в чем дело. Доказательств у меня нет, но сердцем я чувствую, что этот подонок приложил руку к смерти Андрея.

Глаза Анастасии наполнились слезами, тонкие руки взлетели к лицу.

– Прости, я, наверное, не очень хорошо знаю язык, но мысль о том, что этот кусок человеческого дерьма как ни в чем не бывало разгуливает по улицам, меня так злит, так злит!..

Каспар склонился к ней и обвил рукой хрупкие плечи, не зная, что сказать, чтобы успокоить женщину. Вместо слов он просто притянул ее к себе так, что ее головка легла на его плечо; на камзоле его тут же расплылось влажное пятно.

– Не волнуйся, – пообещал Каспар. – Я не позволю ему снова причинить тебе вред.

Каспар опустил монету в руку грума, держащего под уздцы его лошадь, довольный тем, что за это время слуга расчесал серебристую конскую гриву и хвост и даже смахнул пыль с копыт. Ухватившись за рог на передней луке седла, он запрыгнул на спину лошади и бросил взгляд на дом Анастасии, женщины, которую он готов был защитить от любых невзгод.

Они утешались в объятиях друг друга несколько минут, затем Анастасия извинилась, и Каспар решил, что должен оставить ее наедине с горем. Аромат ее волос и кожи все еще щекотал его ноздри, когда посол и Рыцари Пантеры направили коней обратно по Магнусштрассе.

На город спустились сумерки, солнце медленно тонуло за рядами домов на западе. В конце улицы Каспар увидел шестерку всадников, вырисовывающихся черными силуэтами на фоне угасающих закатных лучей, и вздрогнул, узнав самодовольного хлыща Сашу Кажетана. Он и пятеро его мускулистых, ощетинившихся оружием приятелей ехали легким галопом навстречу послу; лицо предводителя было каменным, в фиолетовых глазах пылала ярость.

– Кровь Сигмара, только не это, – прошипел Каспар сквозь зубы.

Двое Рыцарей Пантеры послали лошадей вперед, обернули поводья вокруг левых рук, а правыми угрожающе сжали мечи.

Каспар приказал:

– Игнорируйте их! Попробуем разминуться.

Валдаас кивнул, и они втроем направили лошадей к краю улицы, держась между людьми Кажетана и послом.

Но Кажетан не пожелал, чтобы его огибали, – его воины рассыпались цепью, перегородив улицу. Рука Каспара скользнула под плащ и расстегнула кобуру пистолета.

– Что ты тут делаешь? – рявкнул Кажетан.

Каспар даже не посмотрел на него, глядя в конец улицы и поглаживая пальцем изогнутый серебряный курок. Там темнели фигуры еще каких-то всадников, но в сиянии садящегося солнца нельзя было различить, кто они. Каспар и рыцари продолжали двигаться вперед, но Кажетан и его воины ловко заставляли своих коней пятиться. Наконец боец на мечах скрестил взгляды с Каспаром.

– Я задал тебе вопрос, имперец.

– А я пренебрег им.

Сабля Кажетана оказалась в его руке так быстро, что Каспар даже не заметил момента, когда она покинула ножны.

– Когда я задаю вопрос, то жду ответа.

Валдаас и его товарищ быстро выхватили мечи, и, понимая, что ситуация в любой момент может выйти из-под контроля и вспыхнуть от малейшей искры, Каспар заявил:

– Я навещал друга, если тебе угодно знать. Госпожа Вилкова пригласила меня посетить ее, и я принял это великодушное приглашение.

– Я же сказал тебе держаться от нее подальше!

– Я делаю что хочу, герр Кажетан, и не считаю, что обязан советоваться с вами, кого я могу навещать, а кого – нет, – ответил Каспар.