Из разговора понимаю: реально нет страшнее зверя, чем человек. Чтобы спасти умирающего наследника и единственного сына, араб решил его обратить. Ему продали одного из лучших чистокровок — Виктора Бойко. Но безумец принял ещё более ужасное решение: чтобы парню не было неуютно, Вик должен был перекусать всех родных и приближенных, не смеющих возразить господину. Меня передёрнуло от того, что дохлячок держал в руках фото, и почему-то я знал, чьё лицо там было изображено. Араб резко высказывает претензию, что за товар уплачено, но груз перехватили: падла руками разводит, мол, Салан под наблюдением — не рыпнешься. Мальчишка тяжело вздыхает, поднимает на отца глаза, умоляюще смотрит — устал страдать, устал лежать в спальне и в инвалидном кресле изломанной куклой. Господин требует содействия в диверсионной операции и подзывает гиену… Дальше кино некогда смотреть, надо точки над «ёб твою мать!» расставлять, надо падальщиков воспитывать. Платят таким неэлитным копейки и дури подбрасывают, хотя эти ребята уж как-то чересчур слаженно работают. Мастер Сплинтер их, что ли, натаскивал?! Вик в пылу даже не понимает, как я в нём растворяюсь. Развоплотиться и растаять в воздухе способны немногие сущности, за столетие я научился — главное, найти крепкое тело, способное выдержать вторжение инкуба, а Вик экзамен сдал на пять с плюсом.
Противники движутся в стиле капоэйра, путано, ловко, как танцуют, движения тяжеловаты и далеки от совершенства, но длинные руки слаженно действуют с гротескно короткими задними лапами. Гиены в полтора раза меньше волка, но давят численностью, используют модернизированные шоккеры и длинные ножи. У Вика… уже у нас… тоже в руках материализуется клинок: моё умение создавать вполне опасные миражи. Видимость оружия в руках, а на деле — я просто удлиняю когти оборотня, и они становятся эффективнее ножа, который можно выронить или выбить.
Ощущение кайфа не покидает: пусть без предупреждения и подготовки, но я — в Вике. Его дёргает от моих движений внутри, а я балдею от силы мускулов и крепости рассудка. Это почти секс на ином уровне, когда весь в Нём, под кожей, как всегда хотел. Ближе, чем просто прижаться телом.
На нас бросаются трое, выждав время, когда взгляд волка немного затуманится. Но это лишь видимость. Обманка. Одна гиена хрустнула поперёк туловища, словив короткий сокрушительный удар по хребту, и отлетела в сторону, двое успели дотянуться ножом и когтями. Нестрашно, раны лёгкие и поверхностные, Вик легко с ними справляется. Нападающий падает на четвереньки и обращается в полноценного зверя: начинается охота за ногами. В страшных челюстях гиен кости перемалываются, как мел. Ускоряемся и мы, мне стало забавно, перенимаю танцующие движения падальщиков, плюсую их подготовке. Я лишь неуловимо использую силу инкуба в мозгодробящих атаках волка, по сути меня даже нельзя ни в чём обвинить — это мне оборотень бракованный попался! У него не только когти-сабли, но и клыки будь здоров! Я вкус чёрной крови ощущаю во рту, Вик кусками выхватывает из диверсантов плоть, прокусывает и рвёт, как безумный, сатанея всё больше. Он видит! Видит всё, что творили эти наёмники, и остаётся лишь слепая ярость, а это уже плохо… Но как же охуенно вкусно! Глотками пью, пьянею, как от коньяка древнейшей выдержки, собираю языком все оттенки от горчащих хиной до жгучих нот чилийского перца. Вик — настоящий шеф-повар: его ярость чиста и неистова. Сила приливов и отливов под влиянием Луны. Гиены явно протрезвели от своей дури, им бы снова пыхнуть и забыться, но Вик изматывает быстрее, чем включаются препараты. Нападающие воют от боли и катаются по земле, стаканами сливая кровь из пасти, но это их выбор. К восьмерым… вернее уже четырём присоединяется ещё десяток. Урукхай, судя по-всему! Это явно адская помесь гиен и носорогов. Либо ребята пережрали анаболиков, даже бошки на коротких мощных шеях нормально не поворачиваются. Пока четверо, подобрав откушенные конечности на память, отползают в кустики, свежие силы уже быкуют. Вик бьёт двумя ногами в пресс одной гиене-тяжеловесу — устоял, собак дикий, но пара ребер выругалась. Туповатых глаз у наших диверсантов нет — они прощупывают и испытывают, анализируют все слабые и открытые места. Просто наслаждаюсь, Вик рвётся посносить бошки, но я его буйство контролирую, иначе подпортят моему мужику шкуру, а у меня после войны в планах ещё секс… Нет, ну, а что мальчиков-зайчиков изображать? Пока мечтал, выпустил Вика, тот бросился в мясорубку и отхватил ножом в бок. Вот я — хуев щит! Правда, надо отдать должное волку, глотку он ударившему вырвал и выплюнул. Нас окатило фонтаном крови, ударившей из повреждённой артерии. Я аж глаза прикрыл, как маньяк подставляя лицо под жуткие пульсом бьющие струи, облизывая с губ чью-то исчезающую жизнь. Хотел ещё хлебнуть экстаза, но вдруг натолкнулся на блок. Вот те раз! А мой волк не в отключке, вполне себе в сознании, держит меня в ежовых рукавицах, не даёт подойти к пределу, когда сотрутся грани благоразумия, и чудовище начнёт собирать страшную жатву. Исчезающая татуировка вдруг снова легла ярким рисунком на кожу. Вик, мать его, усилил мой оберег! Ну и кто кого защищает?
Мы… оба… Потому что любим.
Волк деранул себя когтями по шее, там где горела огнём моя метка, кровь заструилась по мощной груди. Гиены ощерились, защёлкав зубами, им было уже не до смеха. Это как своеобразная насмешка — волк сам пустил себе кровь, чтобы хоть немного протрезветь от безумия битвы. Чёрный юмор Вика просто поражал.
«Урукхай» давил, они поменяли тактику, нападая со всех сторон, прыгая сверху и в подкате, меня выбешивала тупая инструкция на метки неприкосновенности. Из гиен такие же дипломаты, как из моей бабушки… если она у меня была… ангел. Внезапно, Бойко накрывает поляну своей феромоновой пушкой, оглушая нахрен и меня, и нападающих. Этому воздействию точно на дипломатию наплевать, Урукхай бошками замотал, пытаясь прогнать дурман — это вам не магия! Натур-продукт — ваше здоровье и долголетие, а для кого-то молниеносный удар когтями по животу. Причём на дюйм сильнее и рассёк бы до кишок, а тут пощадил, словно почувствовал, что такие же скоты подневольные, каким его делал Вагнер.
— Разрешаю уйти! — рычит Вик, пока меня ломает внутри его от едва различимого голоса. Тяжеловесы криво усмехаются.
— Только с тобой!
— Значит, погнали!
Почти оргазмирую и теряю бдительность второй непростительный раз. Следующее, что ощущаю — меня отторгает сознание волка, да так безапелляционно, что оторопел. Выброшенный из любимого тела, с бессильной яростью наблюдаю, как сзади три внезапно выскочивших гиены воткнули в спину Вика ножи. Откуда… Бойко… узнал?! В чужом теле инкуб уязвим, как человек, его легко серьёзно ранить. Его можно даже бить, если смерть достанется и носителю. Такая расплата за использование чужой силы. Вик, сука, видел, что сзади облава и вместо того, чтобы себя спасти, меня начал закрывать.
Впервые за время существования во мне второй сущности разум взял верх над силой. Мне удалось собрать все остатки силы, той что не довыжгла слепая ярость. И пускай в клочья нервы, и от страха уже порядком сдавило глотку, руки затряслись от прихода, и каждый вздох через силу, как удар электрошоком, когда ты проваливаешься в спасительную темноту, а тебя болью насильно тащат обратно, всё, что было — в массы, буквально наразрыв, чувствуя, как сила покидает тело через каждую пору кожи, а мозг сдавило до такой степени, что потемнело в глазах…
Я такого ещё не ощущал в жизни. Не ждал от себя, что за кого буду готов заживо сгореть дотла и развоплотиться, как вампир, за любимым выходит на солнечный смерть или грудью на осиновый кол…
Одуряюще запахло смертью…
Двигаясь осторожно, чтобы не расплескать чашу терпения и под адреналиновой вспышкой не уничтожить всё живое вокруг, лавируя между падающими и скулящими от кровоизлияния в мозг телами, слыша музыкой их предсмертные крики и стараясь не смотреть в стеклянеющие, полные ужаса, затухающие глаза, подхожу к Вику. Он нехотя поднимает взгляд, словно смирившись, что придётся поверить в чудовищную, омерзительную тварь, живущую во мне, что мы — одно целое, и сотворённое тоже дело рук обоих. Я сажусь подле него на колени, забирая его кисти в ладони, рассматриваю вены на запястье, стирая с них чужую кровь, сижу так пока не вижу ровный пульс под кожей, и человеческие, обеспокоенные глаза у зверя.
