Так и стоим, он чешется, я старею, на ушах уже пробивается седина.
— Если ты собираешься перекинуться волком и забить на дрескод — не позволю, ты не кинешь меня там одного. Кстати, мы с тобой типа свидетели. И кроме тебя я никого не знаю.
— Что ещё ты хочешь мне сказать?..
— Свидетели должны переспать, чтобы у молодых все сложилось. Нельзя нарушать традиции, — выдаёт на одном дыхании, и морда у него в этот момент ну такая злорадная, что прибить хочется.
— И откуда же такие познания? — складываю руки на груди, постепенно успокаиваясь и перекидываясь окончательно в человека.
— Три раза был женат…
— Что?!
— Шучу. В кино видел. — он уже набирает чей-то номер, а я просто без сил сползаю на постель. Я его чувствую. Каждым фибром души, пульс в венах, стук сердца и даже дыхание от этого горчит в сто раз сильнее, ведь, судя по Волкову, он не чувствует в ответ ничего.
Дан
— Славка, пизда костюму, выслушаю твои варианты замены… не, ты проорись, конечно… и пиджак тоже… какие кольца в кармане?.. — убираю трубку от уха, ибо ультрозвук оглушает и эмоционально, и физически. — Да я пошутил… Как не веришь?! Я же твой друг! Нет, фото скинуть не могу, примета плохая, увидимся на свадьбе, прощай… то есть пока!
Почесав нос и едва поборов усмешку, поворачиваюсь к Вику, парень смотрит на меня взглядом, который очень легко читается как: «А ещё круче накосячить не пробовал?». Я то могу, но боюсь Славка этого не переживёт…
— У тебя с нюхом как? — лыбу растягивает в улыбке, Вик совершенно по-зверинному фыркает. — Тогда одевай уши-хвост и погнали, до свадьбы осталось три часа.
Перекидывается молча, видно устал спорить, прёт волком на меня, тычется в живот, прикусывая не больно кожу, рычит, когда собираюсь выскочить так полуразобранным прямо в позднюю осень. Ждёт, пока одену его куртку, не прекращая урчать, и только тогда выскакивает первым.
Езда на волке, это как на коне, только с гемороем, хрен усидишь. Соскальзываю по шерсти, ведь он мудрит с пируэтами, лавируя в поворотах, и обманывает лес, мягко скользя по тропкам, минуя стволы деревьев и часто заросший кустарник. Я бы уже давно встрял в первую сосну, себя же знаю, а этот как тут и рождён, хотя… так и есть. Тут его место, сейчас я это вижу. А еще, что его место со мной.
Несётся, как сумасшедший, почти не принюхиваясь, и даже встречный ветер его не сбивает. Хлещет меня по бедру хвостом, тряся мордой, а потом и вовсе встает, замирая и низко опускает голову. До пиджака метров двадцать, вижу его висящим на ветке и почти не помятым, но сдвинуть сейчас оборотня вряд ли получится. Он чувствует. Меня. Нутром. И я не могу больше сдерживаться, обнимаю его за шею, вжимаюсь лицом в густую шерсть, дышу им и слабо понимаю, что вот-вот разрушу свою же игру, но успеваю взять в руки.
— Прости, чувак, укачало… — соскальзываю со спины, и ноги трясутся, как у затраханного, и морда, тычущая меня носом в спину, не помогает нисколько.
Верит. А может устал анализировать. А может… и сам просто устал. Ждёт, пока сниму одежду, проверю всё ли на месте, и среди сигарет, ключей, зажигалки, жвачки и презиков реально нахожу два кольца, перевязанных алой лентой. Обратно рысим молча. На полпути встречает нас пара волков, не таких здоровых, как Вик, но тоже довольно крупных, и они мне уже не нравятся. Идут тараном и в морду ему своими носами сопливыми тычутся… конечно, я их пнул! Обоих! Одного под зад, второй отхватил в бочину. Вик, явно охренев, сел на мохнатую жопу, а я по нему съехал, как по горке. Сидим, бля, паровозиком, волчара мой в небо смотрит, видимо ищет, где так карму изговнял, а молодняк принюхивается и рыкнуть на меня боится. Правильно, метку свою я забрал обратно, а пару вожака трогать нельзя, неприложный закон, так что всем сосать… в смысле — разойдёмся миром.
Пока мой молился, я его бока почесал, пиджак на себе расправил, сам с трудом встал. Взяв за ухо, потянул за собой и, о чудо, — пошёл, ну это он в шоке. С мелкого серого засранца снял рубашку, аккуратно прицепленную к холке, уже лучше. Дома умылись одновременно, Вик молчит, отказывается идти на контакт, а когда прижимаюсь сзади, потираясь пахом и обняв за живот полуголого, сподобившегося одеть брюки, только глаза закрывает и откидывается назад. Почти ручной. Такой доверчивый. Всё ещё борящийся с собой. Ох уж мне этот юношеский максимализм! Хлопаю по заднице, он прыскает со смеху, как будто так и знал, и принимает из моих рук рубашку, но не одевает, пока не убедился, что хоть и на голый торс, но пиджак одеваю, закатав рукава и застегнув только на одну пуговицу, благо для гуляний есть шатёр. Довольно хмыкает и с тяжёлым сердцем выходит первый, взяв с меня обещание, что ни в каких идиотских конкурсах мы, хоть и свидетели, не участвуем… Ага, счаз!
Комментарий к Ну-у-у... у меня для вас, други, две новости: 1 – Глава все-таки вышла вовремя, мы старались! 2 – Она не последняя, так что сжимаем булки обратно и не расслабляемся. От Яна всем привет)
====== Часть 18 ======
Комментарий к Крайние главы меняют нас самих. Кажется, что мы парней только-только начинаем раскрывать. Поэтому так тяжело прописывать чувства и ощущения. Но мы стараемся... Правда. Соавторы.
Виктор
Когда я Киру вёл в управление, где временно устроили импровизированный регистрационный зал, глаза были влажными у всех. Дан искусал губы в хлам: наверное, хорошо мы смотрелись рядом. Да только что дураку объяснять, что я сейчас был переполнен лишь одним запахом и одержим терпким вкусом, что не стаял с губ, не перебился сладковатым ароматом молодой девушки. Кто не знает нашу Киру, удивился бы: она была без фаты, в строгом белом платье-футляре и балетках, потому что туфли ненавидела с детства. Вячеслав выглядел очень мужественно и официально, что для нашей глубинки было немного помпезно. Как он потом сказал, что за…ста лет женится впервые и хочет, чтобы всё было правильно. Мирослава, усиленно привыкающая к зятю, фыркала, гном багровел. Рядом с этой великолепной женщиной даже шеф безопасности терялся, как школяр.
— Смотри, куда влез! — по-свински ржал Волков. — Фея твоя зубастая может и матушку переплюнуть! А в связи с твоей сказочной генетикой родит тебе семь девчонок с себя под копирку.
Славка нервно дёргал плечом.
— И пускай. Меня семерыми по лавкам не испугаешь.
Тонкие смуглые пальцы задрожали в моей руке под вспышки профессиональных фотокамер, когда мы вступили на дорожку усыпанную розовыми лепестками. Я предательски чихнул, Дан впервые за полчаса процесса улыбнулся, скрестив руки на груди, словно себя же сгребая в охапку. Мирослава прикрыла рот рукой от избытка чувств. Каким бы не был Кирилл — дочка родилась от него. И первое время он был хорошим отцом, хоть и растил Киру форменной пацанкой.
Квартет заиграл неувядающего даже поздней осенью Мендельсона. Гости со стороны Варейводы были уже в куртках и шарфах. Моя «горячая» стая не особо парилась с утеплением. Рубашки, платья и штаны. Только стариков и детвору одели по погоде. Дождь, падла, собирался поплакать пару раз, но шеф безопасности его, оказывается, в небесной канцелярии не заказывал, поэтому выразительно зыркал в серые небеса, когда сверху срывались тяжёлые капли. При виде будущей супруги гном вытянулся по стойке смирно и даже визуально стал выше. Я отметил, запихав внутрь стёбный ржач, незаметную платформу и каблуки на его туфлях. Кира прижалась ко мне плечом: до одури счастлива и не скрывает! Ну и хорошо! Хотя догадываюсь, чем взял её этот молодящийся старпёр. Слава словно мои мысли прочёл, кувалдистый подбородок приподнял, заиграл скулами. Дан в пиджаке на босу ногу десять раз уже многострадальную коробочку в кармане сжал. Я видел, что оплеуху от гнома инкуб всё-таки словил. Доставалось Славику от патлатого и не раз, видимо, иммунитет с веками выработался. И ещё… слава богам Дантарес был не один, не мог этот коренастый бородач бросить моё чудо в трудную минуту, был тем волшебником в голубом вертолёте… а кино Волков и сам бесплатно показывал…