Я знал, что за дверью стоит конвой, что любое неосторожное движение, и меня вырубят шокером и сделать успею мало, но как же был силен соблазн свернуть ему шею, я этот хруст музыкой слышал, но сущность моей породы такова, что не всегда разум бывает главный — инстинкт выживания сильнее. Я в этот момент себя ненавидел, даже больше чем его, и каждый ген хромосом, делающий меня тем, кем являюсь, без наркоза из себя бы вырвал, если бы мог…

Я наклонился к нему вплотную, задрал на спине белую футболку, насквозь мокрую от пота, и приспустил штаны. Под моими руками сильное, хотя и похудевшее тело конвульсивно дёрнулось, послышался жалкий вой, смешанный со стоном. Уже слабо понимая, что делаю, намеренно поддался сущности, спрятавшись глубоко внутри и сжавшись в комок. Удивительно, но я оказался не возбуждён. Эрекция спала, как только вошёл в камеру, и трясло меня не от недотраха и голодовки, а от страха, я сам боялся Кира больше, чем он меня, боялся прикасаться, потому что даже не рассматривая Вика, как своё будущее, подсознательно боялся вызвать его гнев, сблизившись с кем-то ещё, боялся отпугнуть. Вик пока не понимал, что даже не участвуя в моей жизни, руководит ею, уничтожая подчистую, ведь психика сильнее оказалась, и не могу выкинуть его из головы. Сам был мокрый, как мышь, по спине текло, и, даже не видя ни черта, чувствовал, как солёные капли бегут по позвоночнику, а во рту начинает сластить от крови в прокушенной губе. Вот он — способ выжить, А Я НЕ ХОЧУ!!!

Прижав ладони к пояснице Кира, в месте его наибольшей чувствительности, подключаюсь к каналам связи, ища в сущности сломанного вожака остатки Вика, те частицы, которые Кир успел поглотить. Перспектива вставить ему в реале, грозит потерей оставшегося рассудка и гордости, чего я не могу себе позволить даже в таком убитом состоянии. Блядь, походу я первый инкуб, который вот-вот станет импотентом!

Вагнер заорал во всю глотку, истошным криком, перепугав влетевших конвойных и лаборантов, даже Славка и тот сдрейфил и сунулся в камеру. В этот момент должно было поплохеть и Вику, но я делал ставку на дальнее расстояние, и что его не зацепит взрывной волной.

Энергия пошла слабая, ущербная, лишённая вкуса, не яркая, слепящая, как привык, а бледная, примерно то же самое, что совать в ведро с песком и ждать тех же ощущений, как от тепла тела. Она тянулась сгустками, рывками, Кир делился неохотно. Поток прекращался, когда Вагнер начинал снова орать и биться в истерике, и на фоне общего шока даже забывал, что парализован, то она хлестала убойными дозами и действовала на ослабевший организм, как водка на голодный желудок — выносило сразу. Кир уже дважды кончил, изгадив себе штаны, долго и вымученно дёргался, потираясь о жёсткую постель, возбуждался, снова и снова спускал, болея непрерывным актом садо-мазохизма. Мне было противно и мерзко: эта карусель из боли, отчаяния и предательства закрутила с такой силой, что когда отдёрнул руки, у мужчины была порвана в нескольких местах кожа на пояснице, а он, не замечая боли, продолжал сухо кончать, не успевая восстановиться, и выл от унижения, познавая страдания на себе, после чего яростно тянулся ко мне, продлить то, что могло его в конечном счёте убить.

Я сполз с кровати, мутило страшно, но вырвать всё равно было нечем. Голова кружилась, как на высоте, и дышалось со свистом, прерывисто. Пульс зашкаливал, жуткая мигрень разбивала меня на части. Сам идти не смог, вели так же под конвоем. Только голову на инстинкте задрал, узнавая знакомые черты лица: девчонка из Салана стояла бледная, спрятавшись за спиной такого же бесцветного Славки, крепко зажимала себе рот руками и ревела, будто это её сейчас пустили в расход. Да, моя рожа была перепачкана кровью, сочившейся из искусанных губ и шла носом. Меня трясло, как в лихорадке, согласен, зрелище не для слабонервных, наверное, никогда не видела, как кормятся через силы инкубы…

В голове приятная муть, даже самые острые мысли вязнут в хмельном дурмане, не раня так остро. Всё-таки хороший у Славки коньяк в кабинете. Коньяк хороший, а вот пароль на входе — слабый, с третьей попытки вспомнил дату своего же рождения.

Да, признаю, я сбежал из камеры, пока ещё оставался относительно в себе, и пускай всё тело простреливает колкой судорогой, но это не идёт ни в какое сравнение с прежним коматозным состоянием. Я почти жив. И даже почти рад этому. Жалко — что все усилия ненадолго.

Славка заходит к себе, опустив плечи, растирает уставшее лицо большими ладонями и, глубоко вздохнув, захлопывает дверь. На его скулах горит непривычный румянец, прослеживающийся с трудом под уже неопрятной щетиной, а в глазах появился такой знакомый блеск — ещё один олень, весь в меня.

— Влюбился, что ли, лошара? — спрашиваю потихоньку, боясь напугать, но он всё равно вздрагивает и даже дёргается обратно к двери, роняя из рук рацию.

— Дантрес, твою ж! — то ли радуется, то ли в бешенстве, а мне как-то ровно, коньяк притупляет эмоции. — Какого лешего ты здесь?

— Соскучился, — вру напрополую, отпивая мутную жидкость прямо из горла, цокаю донышком о добротную столешницу из тёмного дерева и даже спускаю ноги на пол, прежде чем направить на него дуло заряженного пистолета. Плавно снимаю предохранитель.

Славка теряется, от прежнего приподнятого настроения не остается и следа.

— Совсем из ума выжил? — спрашивает строго, демонстративно сложив руки на груди, хотя на поясе висит кобура.

— Почти, — улыбаюсь вполне дружелюбно, только вот не совсем искренне. — Просто решил объяснить свою позицию. И так это делать удобнее. Ты же по-другому не понимаешь, — рука не дрожит на весу, и разум трезвеет, инстинкты берут своё, неискоренимая дикая тварь, что взращивалась много лет и убивала, снова почувствовала запах крови. — Я больше от него питаться не буду. И это моё последнее слово.

Он открывает рот, чтобы рявкнуть, скорее всего был готов прочитать неслабую лекцию, но звук глохнет в шуме выстрела. Пуля проходит в сантиметре от его уха и врезается в железную дверь за ним. Грохот стоит ошеломляющий, а потом тишина.

— Следующую пущу себе в лоб, если попробуешь сделать так опять.

— Тогда свяжись с Виктором.

— Мне ещё жалости не хватало от человека… нечеловека, для полного счастья. Слав, — убираю ствол, чисто по привычке стирая отпечатки краем футболки, такой же белой и стерильной, как всё вокруг. — Я столько видел, столько пережил, что не готов просрать последнее, что у меня осталось.

— Жизнь?

— Самоуважение.

— Ты просто боишься просить о помощи, боишься быть слабым.

— Это плохо?

— Ты так останешься один.

— Не останусь, — теперь улыбка выходит вполне тёплая, — со мной будет ворчливый влюблённый гном.

— Вот пиздец.

— И кто она? — уже плоховато вижу, в глазах всё плывёт, но Славкину краску на морде и шее разглядел отчётливо.

— Эм… как бы тебе сказать… ты её знаешь.

— Влюбляться, что ли, больше не в кого, кроме как в оборотней?!

— Только ты можешь поздравить так, чтобы всё обгадить, даже толком не открыв рта.

— Я — реалист.

— Ты пьян. Пойдём, я тебя провожу…

— Я не шутил про Кира, — напоминаю ему, пока он тащит меня в камеру. Зрелище ржачное, он же ниже, ещё и топает, как слон, и сопит, как бегемот, не от тяжести, смущён он, что его рассекретили.

— Подумаешь ещё?

— Нет. Хочу, чтобы его перевели отсюда.

— Я подумаю, что можно сделать.

Пока шли, я слышал такой знакомый запах, он обволакивал замерзшее тело теплом, согревая настолько сильно, что даже забыл, что у меня могут быть тёплые руки. Такой знакомый…

От Авторов

Слава сначала вежливо постучал, а потом отомкнул дверь магнитным замком. В комнате пахло травами: Кира заварила любимый таёжный сбор. Девушку гном нашёл в ванной.

— Опять нехорошо? — он замялся на пороге. — Не надо было тебе смотреть.

— Мне много чего не надо было, — Кира тыльной стороной ладони вытерла рот, — я же грёбаный биолог, почему же уже вторую неделю спустя меня наизнанку выворачивает, едва вспоминаю… Слав… — она жалобно смотрит и подаётся в объятия гнома. Тот с нежностью и трепетом принимает тонкое гибкое тело. Он всё про неё знает, и до этой юной женщины Варейвода к оборотням относился с опаской и особым вниманием. Кира оказалась особенной, настороженная, умная, грациозная, с красивыми тонкими руками и ногами, с лавой вместо крови под тонкой кожей и янтарными очами. Слава не мог отвести взгляда от девушки. Она активно сотрудничала, помогала в исследованиях, используя глубокие познания своего биовида, подолгу общалась с отцом, которого должна была гнать поганой метлой.