Застываю у кромки здравого смысла. Медленно тлея… Слыша оглушительный грохот сердца, испытывая резкую боль в подвздошной, словно туда, и в печень, и всюду… вонзили зазубренные лезвия и провернули.
Дан стоял на четвереньках, изогнувшись всем телом и целуясь взасос с Киром, жёстко оседлавшим его, возбуждённым настолько, что воздух в радиусе двадцати метров было не глотнуть. Пряный густой мускусный кисель, от которого едва не вывернуло, а пах свело диким желанием.
Я стоял и смотрел, фотографируя парализующую реальность, мечтая сдохнуть на месте. Человек застаёт свою женщину в постели с другим, или оборотень, наблюдающий, как его запечатлённый текущей сукой изнывает под вожаком. Я видел абсолютно блядский взгляд Дана незнакомый мне, расфокусированный от похоти, плывущий от насыщения диким спариванием, слышал и осязал его призыв… но звали не меня. Кира. Вагнера притянули намертво. Не верю. Пока не понимаю зачем, но вожаку глотку вырвал мысленно уже третий раз… Кир рычит под стоны того, кого выбрал себе я. И теперь моя ярость слепнет и переключается на Дана, чьи голые татуированные ноги вижу под огромным телом Кирилла. Даже без проникновения секс уже начался, они вылизывали друг другу рты, но приказывал и вёл не Кир.
Мой вопль накрыл поляну падающей плашмя плитой. Молодняк, прижав уши, отскочил в сторону, потеряв весь боевой настрой. В следующем рёве я себя не контролировал, приглашая в свидетели всех желающих: невесть откуда появившихся на поляне Мирру, Леона и старого Якова, солнце, лес, застывший в зените полдень… всех… Я бросил вызов Вагнеру. Это слышали все, и все заледенели в тёплый июльский день.
Мирослава взвыла, следом завторили двое волков, подтверждая моё решение. В эту минуту одним ударом сбросил вожака с Дана. Передо мной оказались огромные расширенные в экстазе аметистовые глаза Волкова, в них медленно возвращался разум и осознание, что я видел всё. Кир, глухо взрыкивая, поднялся с земли: его шатало, как обдолбанного, он не мог вытрясти дурман из башки, но мозгов хватило понять, что я — это я. И я в бешенстве. Чудовище оскалилось, облизывая пену, капающую с острых клыков: теперь перед ним обозначился не просто соперник, а объект хронического вожделения. Дан пытался нашарить на исцарапанных бёдрах остатки штанов, но тщетно: одежда превратилась в ошмётки, упавшие в траву. Кир внезапно рвано выдохнул и рухнул, как подкошенный, по дёргающемуся боку и хрипу, было понятно, что вожак измождён, и не хватило нескольких минут до остановки сердца. К нему бросились новопровозглашённые судьи, но удостоверившись, что тот жив, перестали угрожающе рычать.
Я смотрел на Дана, привыкая к мысли, что нашёл ещё более неуправляемое и страшное создание, чем я сам. Он, несмотря на эйфорию и перенасыщение, от которых глаза сияли так влекуще и заманчиво, выглядел не особо довольным. Попытался встать — не вышло, опустился голым задом в траву и вдруг нагло улыбнулся, только веселья в смехе я так и не нашёл. Потянуло могильным холодом…
Дан нервно сжал руку в кулак, зажмурился, и, выпустив пар сквозь зубы, разжал ладонь.
— Встать помоги!
Охреневший, протягиваю руку по инерции, но едва берётся за неё, взрываюсь хриплым рычанием, обнажив белые клыки. Хрен что испугает Волкова! Даже не вздрогнул!
— Не ори на меня при посторонних, — шипит похлеще гадюки, в гнездо которой умудрился наступить, руку сжимает так, что сквозь общую слабость и пелену злости даже боль начинаю чувствовать. — Подумаешь, пахну не тем, кем ты привык. Это наша общая проблема, и кузнец тут не нужен, — голос звенящий, словно зарядили и его. Вздёргиваю с земли засранца, пытается прикрыть пах остатками куртки, но лучше бы не совершал этих телодвижений. Во мне закипает бешенство, и если бы не усталость, которая вот-вот свалит с ног, то бросился бы на Волкова и не факт, что только бы изнасиловал… Отступаю от дурака, а он, наоборот, пытается за меня уцепиться, тянет руку.
— Не тррррогай! — срывается с губ глухое предупреждение, но Дан давит лыбу, хотя по глазами вижу — невесело, сдерживается, чтобы не сделать убедительное внушение. Но меня сейчас лучше не цеплять. И Волков это чувствует. А ещё я чувствую, что к нему тоже пока лучше не подходить, — убьёт.
Ко мне подбирается Леон. Оскаливаюсь и на него, судья толкает лобастой головой в плечо, не боясь, подставляет беззащитную шею. Хорошо, что Кир в отключке и не видит, как меня признают старейшины. Утихаю, смиряюсь, а невидимые вериги впиваются в тело, я ведь себя наказываю. Ищу глазами Дана, его крепко держит Мирра. Мне хочется сбежать в лес, и чтобы не нашли. Долго не нашли.
Дан
— Если ты меня сейчас не отпустишь — сдохнешь в муках! — говорю абсолютно спокойно, порываясь в руках Миры, но перехватив лишнего адреналинчика, держит она за троих здоровых мужиков. Сам себе боюсь признаться, что перегнул с Киром, не дожал: дойдя почти до пика возможностей, всё резко оборвалось, в итоге и он остался жив, и я почти без сил… А всё этот сукан!
— Тебе нельзя сейчас его бить, — Мира отвечает шёпотом, боязливо осматриваясь, — даже если очень хочется, — это уже добавляет от души, или по мне видит, что Вика убить готов, просто за то, что всё испортил, просто потому, что теперь он снова в опасности, а я нихуя не могу сделать, я даже стою с трудом!
— Это почему? — дёргаю плечом, она ослабляет хватку, дав сползти на траву. В это время ко мне подползает один из молодых волков, что пришли с Виком, пытается обнюхать, а я весь такой не в духе, с психу пинаю его по морде, на что получаю, может и заслуженный, рявк своего суицидника.
— Вик — будущий вожак, Дан! — Мира одним взглядом объясняет оставшимся, что меня трогать не надо, даже если им очень хочется познакомиться. Странно, но сейчас её слушаются. — Поэтому его нельзя бить на глазах у всех, это испортит его авторитет.
— На хую я вертел его авторитет, — говорю почти с полуулыбкой, даже силы на сарказм находятся, — и все ваши правила. Нужно было давно пристрелить того уёбка, — показываю пальцем на Кира, тот дезориентированный, но приходит в себя и, видимо, не привык, что к нему так обращаются, некрасиво открывает рот, хлопает глазами и закрывает рот обратно, чтоб ты, сука, жука проглотил! — Так нет же, надо, как положено, а кем положено и куда, мы не знаем!
На поляне царит идеальная тишина, только меня прёт на откровения. Ветер поднялся, захлестав по щекам, пытаясь привести в чувства, только не помогает. На Вика не смотрю, хуже сделаю или ему, или себе.
— Мне надо отдышаться, помоги встать, — теперь уже прошу, стряхивая голову, сбрызгивая влагу с ресниц. — Да не ты! — отбиваю руки девчонки, этого ещё не хватало. — Вон того старого возьму, он мне больше всех вас нравится, — Леона просить не надо, он сам идёт, но в человека не перекидывается, громадный серый волчара с поломанным ухом и тёплым обеспокоенным взглядом прижимается мордой к моему лицу, как родной. Забираюсь к нему на спину, вцепившись обеими руками в густую шерсть на загривке. Она пахнет мхом и немного сыростью, Вика напоминает. Чихаю.
Нас не останавливают, когда уходим, быстро скрываясь в гуще леса, оба влекомые звуком ручья вдалеке. К воде тащит со страшной силой, и стоит только оказаться рядом, падаю в воду, растирая тело остатками некогда футболки, запах не смывается. Его слишком много. Каждый миллиметр пропитан чужим, это почти физически больно, как в крапиву упасть… даже ещё больнее, потому что из мозга эту отраву не вымыть.
Я едва успеваю выбраться на берег, согнувшись пополам. Выворачивает меня знатно, кажется, саму душу выблевал, но легче не становится. Так и сижу, отползая подальше, вглядываясь в хмурое предзакатное небо, и дышу через раз.
— У тебя почти получилось, — рядом сидит Леон, уже человек, снимает с себя длинную куртку и передаёт мне. Вид сожалеющий. Походу не я один недолюбливаю их законы.
— А пояс из волчьей шерсти не одолжишь?
— Линька ещё не началась, но как только, так сразу. У Вика хорошая шерсть, — осторожно подбирает слова, старый плут.
