====== Часть 7 ======
Дан
Просыпаюсь непривычно резко, хватаясь за голову и садясь на сбившейся простыне, тело, неготовое к резким нагрузкам, моментально отзывается тянущей болью. Шея ноет адски, прикладываю пальцы к ране, удивляясь, почему затягивается так долго, продолжая бедно кровоточить. Если это проделки Вика, то он за это получит, даю слово. К тому же, метки на меня ставить бесполезно, так же как и травить химией, и пробовать иные методы воздействия на крови, она выжигает всё, сама как отрава, да и я, похлеще яда, ничего хорошего принести не могу: одни неприятности. Кстати, о неприятностях, где мой оборотень?..
Сползаю с кровати, едва сохраняя устойчивость на ногах, в теле гуляет слабость, и кружится голова. Пережрал. Слишком много хапнул энергии, которая не усваивается, но чем дальше иду по коридору, тем больше прибавляется сил, всё, что не усвоил организм — выжигает злость: в доме были чужие!
Вика не нахожу, оно и понятно, забрали свои, мои бы не рискнули хозяйствовать на моей территории. Обхожу кухню, ванную, стою на балконе, проветриваясь, словно дитя, надеясь, что волк выскочит из шкафа, и моё беспокойство останется в прошлом. Но чуда не происходит. Чудеса вообще покинули меня много лет назад.
Звук сообщения встречаю нервной дрожью, заранее зная, что там указана дата и время, когда нужно явиться в отделение на доклад. Собираюсь поспешно, одевая всё чёрное, сам не понимаю: откуда это траурное настроение. Ну, забрали пацана свои, ну, накажут, не убьют же они его, слишком нужный сотрудник, или как там у них — член клана, а в клане своих не убивают, их перевоспитывают. Вик сильный, продержится, по-крайней мере, я в него верю, но постараюсь ускорить процесс освобождения, мне он и самому нужен, хотя я по-прежнему не понимаю зачем так сильно.
На улице мокро и пасмурно, ночью шёл дождь, и сейчас эта влага осталась на одежде и волосах, неприятно раздражая сыростью. В отделении, как всегда, суета и беспорядок, кто-то орет, доказывая свою правду, кто-то молча всех ненавидит, прям как я. Это место невозможно любить, здесь ломаются судьбы, здесь болью пропитаны стены, а в воздухе, как с помойки, тащит отчаянием, и хочется зажать нос, чтобы не чувствовать всего этого.
Я зашел в свой кабинет, который и моим-то не был, разделенный на три приблизительные зоны, на троих хозяев: Ирочка, вечно зарытая в бумаги по самую рыжую макушку, и Виктор — амбал из шестого отдела, делающий вид, что разбирается в программах, на самом деле оба приглядывали за мной в те редкие минуты, когда вынужден был сидеть за этим столом, заваленным папками, к которым не имею никакого отношения, и даже комп ни разу не включал. Виктор держал под столом ствол и шокер, Ирочка всегда носила в кармане препарат, от которого вырубает за семь секунд, но каждый раз они здоровались и прощались, когда приходил или покидал их. Их я ненавидел тоже. За лицемерие и вранье, особенно — за показное дружелюбие.
Время ближе к двенадцати, за дверью меня уже ждут и с радостью проводят. Залепляю укус пластырем, не хочу привлекать внимание. Закатываю рукава до локтей, без анализов не обойтись, а это значит, что снова будет тошнить от нехватки крови, снова стану слабее, а значит — злей.
— Давно ты не выходил на связь, — начальник отдела безопасности сидит за своим столом, отгородившись от меня парой метров свободного пространства. Я — на коленях, с заломленными за спину руками и сплевывающий кровь на его новый, только отремонтированный пол. По его указке с меня снимают наручники и помогают провалиться в кресло. Растираю запястья, часто моргая, возвращая нормальный обзор. Не люблю анализы. Совсем. Но тем не менее они берут кровь сколько им нужно. Лучше так, чем как раньше, запирая в комнате без окон и дверей на месяца, проверяя сколько выдержу, ставя эксперименты и подсовывая мне подопытные образцы, не жалея пускать их в расход. Лучше так, чем снова убивать.
— Не было необходимости, — прокашливаюсь и стараюсь дышать ровнее.
— Мне не нравится, что ты отошёл от прямого задания и занялся самоуправством.
— Моим заданием было выяснить: для каких целей клан приобретает оборудование и его назначение, а заодно, составляют ли опасность для гражданских обитатели Салана. Все данные у вас в отчёте. А брать сувениры никто не запрещал.
— Ты оборотня сувениром назвал? — он гадко рассмеялся, меня передёрнуло. — Ты бы хоть узнал для начала с кем связываешься. От чистокровок одни проблемы. И почему кобель, а не сука?
— Плевать, — ещё одно пренебрежительное слово о Вике, и могу сильно сорваться.
— Забываешь о субординации.
— По званию я вас выше, по прожитым годам — тем более, и даже по умственному развитию превышаю на порядок, это если мы перешли на личности! — медленно встаю, придерживаясь за ручку, желание заставить этого выродка ползать передо мной на коленях такое сильное, что почти становится навязчивой идеей. Уже в последний момент отдёргиваю «руки», выдыхая с сожалением. — Что же касается моего задания, то информация собрана в полном объёме, — про двух пущенных в расход туристов молчу, это пока информация секретная. — Оборотни вполне адаптированы к жизни в социуме.
— Ты же не хочешь, чтобы оборотень, под именем Виктор, попал под программу «исследование»? — не верит ни единому моему слову, словно он знает о них то, чего не знаю я.
Тогда какова вероятность, что отправляя меня на задание, он не хотел намеренно подставить меня под удар, а туристы были случайностью… — Мы же оба помним, что будет, если эксперимент выйдет из-под контроля…
Эксперимент я не забуду, и вряд ли захочу забыть, он останется воспоминанием и глубокой раной на всю жизнь. Этого парня я не знал, познакомились уже в лаборатории. Обычный студент-биолог, любящий до чёртиков свою работу. Иные особи не вызывали у меня интерес, а значит с ними я не раскрывал свой потенциал по полной. Но с ним все было иначе. Я привязался к мальчишке, и он, по своей глупости, потянулся за мной. Влияние на влюблённого оказалось сильнее в разы, и за год, что провели вместе в стенах полной изоляции, у него выработалась сильнейшая зависимость. Так не было раньше, и впервые я не знал, что делать, не мог помочь, даже оставаясь рядом. Зависимость была хуже героиновой, со временем перестало помогать даже моё влияние. Это действовало, как отрава, от которой нет лекарства, которая убивает тебя, даже если принимаешь лекарство. Я познал сумасшествие на всех его стадиях, прошёл с Ним всё от любви до жгучей ненависти, воспарение от влюбленности до мучительной смерти, его организм изничтожил сам себя, испытывая сильнейший эмоциональный голод. Полюбив однажды, я убил того, кто стал дорог. Зато эксперимент прошёл успешно, только вот из моей крови, как из крови других инкубов, не удалось вывести сыворотку, яд просто пожирал реагенты, и я стал бесполезен в области медицины, но воспоминания остались.
Я знал, что с Виком может быть так же. Знал, и всё равно хотел его забрать себе, хотя бы ненадолго, пока не начну видеть его болезнь, пока смогу оставаться рядом и чувствовать себя живым. Тогда я бы отпустил, всё прошло, и он смог бы жить нормально. Другие смогли, главное было ни к кому не привязываться и всегда быть одному, без любви, без доверия, без желания быть рядом с кем-то. Но почему-то мальчишка-оборотень не идёт у меня из головы даже после всего, что было.
— Угрожать будете — ответ не заставит себя долго ждать. У меня иммунитет к вашим угрозам, и уровень защиты позволяет послать вас и ваши приказы на хуй, поэтому: или мы работаем мирно дальше, или разбегаемся каждый по своим делам.
— Не боишься одичать? Без медикаментозной терапии зависимость у твоих жертв будет наступать быстрее.
— Плевать. Я не привязываюсь больше к людям.
Стряхиваю с рук бинты, раскатываю рукава и, не прощаясь, ухожу. Следующее задание всё равно вышлют почтой, так что слышать его треп нет никакого желания.
Проходя мимо отдела безопасности, встречаюсь взглядом с таким же, как я, нечеловеком. Ему повезло больше, он рожден полудемоном, что даёт ему определённые преимущества, только вот ошейник на шее и поводок, который держит в руках невысокий брюнет, стоящий рядом с ним, свидетельствуют о том, что где-то он сильно накосячил. Следуя мимо, не могу не вздрогнуть от его взгляда, в точности копирующего мой. С лёгкой полуулыбкой, даже в ошейнике, который может убить его в любой момент, стоит только «хозяину» на него разгневаться, сидя на цепи, как пёс, он смотрит на каждого прохожего с ненавистью и превосходством. И я знаю, и каждый в этом здании: стоит только ослабить поводок, и он будет убивать всех без разбора. То же чувствовал я, пока не выбили всё человеческое и не научили жить по законам, прописанным в уставе. Людей убивать нельзя — если не по приказу. За неподчинение — путёвка в медицинский отдел, откуда не возвращаешься прежним. Уж лучше молча пройти, чем снова к капельницам и бинтам, от которых до сих пор болят запястья и лодыжки, и голос стал грубее от крика, а ненависть чище, искреннее, почти родной.
