Спустя несколько километров его вырубает, притормозив, усаживаю его в пассажирское, потуже пристегнув ремнем безопасности. Сам грублю со скоростью, желая поскорее покинуть это место. Операция провалена полностью. Первая за всё время, и лучше промолчать, из-за кого она и пошла крахом, по крайней мере начальство точно не должно об этом знать.
Без группы поддержки там делать нечего. Всё, что увидел, а увидел я достаточно, до сих пор волосы на руках дыбом, все это… чёрт, даже представить страшно. Смотрю на спящего Вика и боюсь верить, что он тоже прошёл через это.
От злости вскидываю руки и, не ударив по рулю, удерживаю их в сантиметре от шума, опускаю обратно и туго сжимаю кожанку. Бой проигран, но не война. Надо собрать больше сведений. Частью из которых поделится со мной Вик. Пускай он пока этого не знает, но обязательно поделится, даже если для этого мне придётся их из него вытрахать!
Дорога утомляет своей серостью и однообразием, она без конца тянется вдаль, петляя по неровному ландшафту, то сужается в тонкую линию, то расширяется, ослепляя потоком встречных фар. Глаза слезятся от яркого рассвета и усталости. Слабость во всём теле — нехороший звоночек, что неплохо бы подкрепиться, но глядя на своего спутника, даже я не решусь его такого тревожить: в конце-концов, если слягу я, кто-то же должен будет нас защищать. А другого… не хочу.
Поймав себя на этой мысли, побился головой о руль и случайно просигналил, Вик даже не шелохнулся, только ресницы дрогнули, видимо, он в очень глубоком сне.
До города добираемся ближе к вечеру. Уже смеркается, и я готов признать, что собой не управляю и являюсь опасностью на дороге, угрожая жизни простых обывателей, которых шугаю на трассе, уже в который раз вильнув на обочину. По городу тащусь с пенсионерской скоростью, собирая все светофоры, пропуская пешеходов и выпуская машины. Моё состояние далеко от удовлетворительного: трясёт, как при лихорадке, температура наоборот падает, и бьёт озноб, руки дрожат на руле. И к тому моменту, как паркуюсь у своего дома, похож на конченного наркомана в период жёсткой ломки. В зеркало не смотрю, знаю, что зрелище не из приятных.
Квартир несколько, как и городов, не могу усидеть на месте, поэтому и здесь есть пристанище. Вика пока не бужу, пускай отдохнет, а то по нему даже во сне видно, что только и ждёт момента, чтобы прочистить мне мозги. А меня в таком состоянии трогать нельзя, я же псих, могу и поранить.
Прислушиваюсь к шуму на улице, к тихому ворчанию города, разглядывая редких прохожих, снующих вдоль дома. Взгляд постепенно начинает темнеть, фокус зрения меняется, становясь чётче на порядок. От волнения потеют ладони. Цель нахожу без проблем, от неё буквально веет феромонами и сексуальным голодом. В самом расцвете лет: не больше двадцати пяти, юбка едва жопу прикрывает, помада алая, слишком броская, при всей простоте внешности смотрится нелепо, но то её выбор, и не мне её судить.
Бесшумно, на сколько получается, выбираюсь из авто и закрываю за собой дверь. Вик нервно дёрнул плечом, словно чувствуя, что отдаляюсь, но не проснулся. Семеня и слегка покачиваясь, иду за ней, успевая в последний момент придержать подъездную дверь. Просачиваюсь в темноту, нагоняя девушку на лестнице и, перехватив за тонкое запястье, тяну к себе…
Внутренний демон поглощает моё сознание, я слабо ощущаю себя самого, только урывками какие-то чувства, эмоции, и постоянно страх, что могу убить.
Помада липнет на губах, на вкус отвратная, но девчонке нравится. Она стонет в поцелуй, обвив руками мою шею, позволяет задрать одежду и уже чувствует, как прижимаюсь стояком к её мокрым трусикам…
Сквозняк из открытой двери проносится над головой, обдувая затылок. Следом чувствую, как полностью расслабленное тело в моих руках напрягается, коченея, а дальше звенит истошный женский крик.
Бля… я точно слышал за спиной: «Рррр…»
Сдавливаю девушке горло, чуть придушивая, убирая лишний шум, пока не сбежались соседи, разворачиваю спиной к себе и прижимаю грудью к батарее, пристраиваясь сзади.
Горячее дыхание в шею щекотит кожу, но оборачиваться не спешу.
— Уйди, — прошу вежливо, сам удивляюсь, что в таком состоянии ещё могу говорить. Трахаться перехотелось. А голод стал жестче. То же самое, что в голодный день показать кусок жареного мяса, а потом забрать и сказать — иди поешь снега. Это злит.
Дёрнувшись от злости, отстраняюсь, заправляя член обратно в штаны. Девушке туманю разум, перебарщиваю с усилиями и случайно её вырубаю. Придержав, усаживаю на ступеньки, прислонив к стене, чтобы не ударилась, если соскользнет.
Стою. Поворачиваться ссыкотно, что самому смешно, даже внутренняя сущность притихла, продолжая изнутри драть когтями по живому, но в лобовую не лезет.
— Какого чёрта я сейчас чувствую себя виноватым? — всё так же стоя спиной, позади жар, он просачивается от Вика ко мне через одежду, и кожа взмокла, словно после сауны. Наверно… он злой. Его вздрюченное состояние доставляет мне неописуемый восторг, так и тянет его вывести и проверить на прочность. Тоже мне, собственник, я ж его замуж не звал, ничего не обещал… Толчок в спину и жёсткий захват, руку завёл мне за спину, ставя в ту же позу, что и я свою неудавшуюся любовницу, уложив на батарею.
— Только попробуй меня трахнуть в подъезде!
— Тебе же это нравится, — через рычание с трудом слышу голос, скорее даже он звучит в моей голове или я попросту знаю, что он хочет мне сказать.
— Ты путаешь необходимость с прихотью! — упираюсь всем существом, но гад позади оказывается сильнее, а выпускать внутреннего демона и его калечить мне не хочется. — Пусти, щенок!
— Напомни… по чьей прихоти я в этом городе, — глухо рычит над ухом Вик, прогоняя табун мурашек по коже, ведь слова еле угадываются, — не забыл… почему нас держат на цепи? Ты… привёз меня в ресторан… с шикарным выбором, а сам свалил… по необходимости потрахаться.
Штаны почти сдирают с моих бёдер, и даже возразить нечего, потому что зверюга прав, а я выпустил ситуацию из-под контроля. Ярость расцветает лазоревыми цветами — это завораживающе красиво и жутко. Рык вибрирует от утробного урчания к бархатному рокоту, отбивается в перепонках в такт моей сердечной панике. Хрен с ним если выебет, главное, чтоб не съел! Расслабляюсь под ним безвольной тушкой, глажу по ноге, пытаюсь сообразить, как лучше атаковать: я ведь не беспомощная жертва. В коридоре темно, свет с улицы льётся порциями из-за разросшихся перед окном веток, по стенам скользят причудливые тени…
Наношу первый удар осторожно, поучительно…
Мотает головой, словно пытается прогнать нарастающий звон в ушах, но не выходит, в следующую минуту виски резко сдавливает. Вик втягивает воздух сквозь зубы, рычит и отступает на шаг, осознав, откуда идёт атака силы. Поправляю штаны, не одаривая даже мимолётным взглядом, быстро сбегаю по ступенькам — тьма следует за мной. Тем же путём ближе к кустам почти бежим до машины: меня втаскивают на заднее сидение, воодружая на каменный стояк. По спине осторожно проводят когтями, вздрагиваю, толика боли сладко будоражит, а то, что вижу перед собой, выше всяких похвал: недочеловек-недозверь с густой гривой, бакенбардами, выдвинувшимися клыками и алыми глазами, ещё сохранивший облик Вика. Непонятно злится или досадует, но ставшая широкой переносица собирается в гармошку, верхняя губа вздёргивается: заведённый красивый волчара. Демонстративно закладываю пальцы в его оскаленный рот, их жадно обхаживает язык, потом прикусывают и снова вылизывают. В паху просто ломит, привстаю, чтобы с меня содрали штаны… надо немного себя подготовить. Трахаю себя пальцами, глядя в темнеющий багрянец глаз, куртку снимают, рубашку расстегнули… вернее пуговицы отправили на хрен… а она сама распахнулась. Вик лизнул мой пробитый сосок. Чтобы не застонать, вцепился зубами в запястье: дался ему мой пирсинг. Меж пальцев уже нетерпеливо толкается большой член, и остаётся только сесть на него, проглотив собственный вскрик. Снизу пронзает горячий ствол, и снова дикая необузданная темнота вбирается мной, словно тяну в себя густой пряный ликёр. Вик отдаёт всю ярость, словно сбрасывает её слой за слоем с тела и лица, меняется на глазах… и вот уже молодой загорелый мужчина, коротко стриженный по-военному, обнимает и берёт… или я беру его… всего… насыщаясь… Уже кончая и закидываясь в иссушающем горло стоне, просто наплевав на покой этих улиц, влипаю в его полуоткрытый, ловящий воздух рот, сплетаемся языками, а я совершенно бесстыже продолжаю танцевать на тёмных сильных бёдрах, выжимая оргазм до последней капли.
