Николь проходила мимо того дома, как вдруг раздался пронзительный крик, издаваемый тонким голоском, должно быть, женским. Мелькающий огонёк потух, и Николь, не медля, ринулась к двери маленького дома.

Глава 10

Она постучала кулаком со всех сил, совершенно не заботясь, что спасительное вторжение могут расценить, как проявление невоспитанности. Но о каком воспитании может идти речь, если дело касается человека, попавшего в беду? А ведь именно так посчитала Николь, когда ей никто не открыл. Она продолжала колотить по деревянной двери, не взирая на боль в руке, пока, наконец, ей ни отворили. На пороге показался лысый негр высокого роста с крепкими мышцами. Она вспомнила, что видела его в «Золотой Подкове» в день своего приезда, когда тот мило беседовал с Мучей. Первое, что пришло ей на ум – это насилие. Наверняка, внутри он запер женщину и теперь безжалостно её истязает. Бедняжка измучена тираном так, что не в силах сдерживать крика.

– Что вам нужно?

Грубая интонация с примесью явной агрессии не смутила Николь. Она задалась целью помочь и не важно, какой ценой. Включив все свои обаяние, она сделала голос похожим на автоответчик в службе поддержки для анонимных психопатов.

– Я проходила мимо и случайно услышала крик. Может, вам нужна помощь?

Он посмотрел по сторонам.

– Нет, я справлюсь.

– Может, нужна помощь тому, кто с вами?

– Я дома один.

Николь одарила его чарующей улыбкой, произнося слова тоном дружелюбных намерений.

– Меня зовут Николь. Если понадоблюсь, я буду в двенадцатом доме. Обращайтесь ко мне по любому поводу.

Он ещё минуту колебался, озираясь по сторонам, а затем сменил агрессивную настороженность на радушие и пригласил девушку войти. Николь понимала, что подобные случаи могут выйти ей боком, но она была прирожденной журналисткой – одной из тех, кто не боится лезть в самые горячие точки вселенной.

Но вышло иначе: в своих догадках Николь обманулась. Мужчина действительно находился в доме один. В том она убедилась, когда не увидела истязаемой женщины. В комнате господствовал полумрак, власть которого нарушал свет уличных фонарей из окна. Темнокожий быстро зажег недогоревшую свечу, и Николь приметила на полу огромную крысу. Разгрызая сушку, она уставилась на зрителей наглыми глазищами.

– Какая большая! – изумилась Николь. – Вы её подкармливаете?

Ответа не прозвучало, и Николь обернулась в желании убедиться, что хозяин дома находится за спиной. Уголки его большого рта со вздутыми чёрными губами опустились вниз. Распахнутые ноздри испускали звуки частого дыхания. Стеклянные выпученные глаза пялились на крысу с неимоверным испугом. «Не будь у него черной кожи – он превратился бы в бледнолицего покойника» – мысленно отметила Николь. Она сообразила, что самое время действовать, пока двухметровая глыба не упала в предсмертный обморок. Приглядев у двери метлу из березовых прутьев, Николь взяла её и с криком замахнулась на крысу. Та бросила сухой паёк и убежала в брешь под столом.

– Ну вот, теперь она сюда не сунется! – засмеялась Николь, поставив метлу на место. – Остаётся только опечатать её жилище.

Негр бросился к миниатюрной спасительнице и сдавил её в объятиях с такой силой, что у Николь захрустела спина.

– Николь, ты спасла меня! Я, право, не знаю, как тебя благодарить! Может и трудно поверить, но я ужасно робею перед этими усатыми тварями. Разумеется, моей трусости нет оправдания, но видит Бог: я ничего не могу с собой поделать!

– Ну-ну, – она понимающе похлопала мужчину по широкой спине, – в твоем страхе нет ничего зазорного! Все люди чего-то боятся. Я, например, боялась высоты. Но сегодня преодолела себя и плюнула кошмарному страху детства в лицо! И скажу я тебе: страху не понравилась смелая я.

Негр рассмеялся устрашающим смехом, звучавшим, как отдаленный раскат грома. Николь отстранилась, продолжая наставлять мужчину на путь бесстрашного рыцаря.

– Если она задумает снова вернуться – всыпь ей по первое число!

Преисполненный щенячьей верности, негр смотрел на Николь благодарными глазами. Его распирало от колоссального чувства долга, и было лестно сознавать, что хоть кому-то на свете она пришлась на пользу.

– Меня зовут Данко. И отныне моё сердце – твоё!

Николь мягко улыбалась.

– Друзья навеки? – спросила журналистка, протягивая руку.

– Друзья навеки!

Он пожал её фарфоровую ручку, подобную той, что бывали у барышень в городских усадьбах: нежную и необыкновенно ухоженную; и проводил до двери. Николь вышла на веранду, и Данко ещё раз вознес ей оды благодарности.

– Я только об одном прошу, не говори никому, – взмолился он. – Местные сживут меня со свету колкими шутками! Сама понимаешь, фигура я видная, и подобный страх меня не красит.

Николь широко улыбнулась, взяла себя в руки и оставила на губах добрую полуулыбку.

– Разве есть, о чём говорить?!

Она услышала, что дверь закрылась не сразу: Данко провожал спасительницу восторженным взглядом.

Спустя пару минут Николь подошла к дому номером 12. В окнах горело зарево свечей. У открытой веранды в воздухе она уловила гамму проникновенной музыки. Ноты, преисполненные грусти, коснулись души Николь и оставили в ней ожог. Малая доля её самой не желала заходить туда, ожидая нарваться на скандал или, что ещё хуже, гробовое молчание. Конечно, она могла бы попроситься на ночлег к Муче и дать Максу время остыть. Но её сердце невероятно сжалось от мысли, что она не увидит его, и ноги сами понесли Николь внутрь.

Прикрыв входную дверь, она сделала несколько шагов из тесной прихожей в сторону спальной комнаты. Макс сидел боком в правом углу за пианино. Николь застыла в дверном проёме. Его матовое лицо тонуло в печали, какая возникает у людей, обречённых на медленную мучительную гибель. Его тонкие мужественные пальцы ложились на белоснежные клавиши осторожно и медленно, чтобы не допустить ошибку. Николь прикрыла веки. Красивая игра перенесла её воображение к водопаду. Ей грезилось, как она смотрит в чистые воды родника и снова ныряет в прохладу Бездонного залива. Она чувствовала себя измотанной и разбитой. Тепло, которое черпала благодаря энергии Макса – иссякло в её бунтующем теле. Он как сильнейший наркотик – без него начиналась ломка! Без света его таинственной улыбки окружающие предметы тонули в сером цвете сепии. Желание никогда не ссориться неизгладимой засечкой легло на её тревожном сердце.

(«В нём столько нежности и столько холода – он сплошное противоречие!»)

Она подошла к нему. Макс, будто не желая избавиться от одиночества, продолжал играть, ни секунды не отвлекаясь. Николь провела по черным, короткостриженым вискам парня и переключилась на густую соломенную шевелюру на затылке. Выбеленные волосы были жестковаты, но всё же Николь нравилось зарываться в них. Пальцы разделяли волосы, как быстроходный катер разрезает море на волны. Ближе к центру затылка её рука остановилась – пальцы нащупали выступающий бугорок, который оказался неровным безобразным шрамом. По одному прикосновению к его шероховатой поверхности стало понятно, что получен он недавно. Следы многочисленных швов отпечатались на коже красными грубыми полосами. И Николь предположила, что рана была глубокой и шила её рука неопытного врача. Озадаченная находкой, она хотела изучить шрам детальнее, но Макс перехватил её руку за тонкое запястье и плавно опустил вниз. Николь присела на скамейку рядом с ним. Жалость заполнила её сердце тяжелыми водами сочувствия. Он по-прежнему избегал её встревоженного взгляда.

– Не думала, что ты умеешь играть на пианино. Необычайная игра!

Макс оставался серьезным. Николь пугало то, что находилось за маской его каменного лица. Она так растрогалась его молчаливым равнодушием, что едва не бросилась на колени, чтобы вымаливать прощения абсолютно безо всякой вины… просто так. Она была готова перешагнуть через принципы и валяться у его ног, лишь бы он одарил её мимолетным взглядом снисхождения.