– Нет, Макс, прошу, не надо! Это уже слишком! Мы разобьемся!

– Ты веришь мне?

Лицо Макса выражало настороженность. Ей показалось, за банальной формулировкой вопроса стояла ловушка, посредством которой он обретёт разочарование в ней. Её угнетало, что он ждёт её решения и не допускает и малой вероятности отказа. Несмотря на мощную гипнотическую силу его взгляда, Николь продолжала умолять.

– Макс, подумай, на кону стоит сразу две жизни. Вдруг что-то пойдет не так. Здесь повсюду камни. Это сумасшествие. Не делай этого!

– Ты МНЕ веришь?!

Она заглянула в его пылающие глаза; в них не было ни тени жеманных колебаний, ни трусливой боязни, ни распаленной тревоги. Все эмоции, родственные понятию «фобия» были чужды его устойчивым принципам и жёсткому темпераменту. Николь ещё помедлила мгновение, после чего опустила глаза и молча протянула свою дрожащую руку. Он схватил её, самодовольно посмотрев вперёд, и спустя пару секунд двое спрыгнули с тридцатиметровой высоты водопада вниз.

Глава 8

От быстрого полёта перехватило дух, и Николь крепко зажмурилась. Очередной вдох застрял на уровне горла. Ей казалось, сердце вот-вот порвется на части. В голове закончились мысли, чувства не поддавались логичной оценке. Но тут внезапно, точно кто-то сдвинул крышку люка запасного хода – на душе отлегло, и в ту мятежную минуту моральной перегрузки страх был окончательно сломлен.

Сильный удар о поверхность воды возвратил девушке ясность мышления. Её захлестнул прилив радости и необъяснимого блаженства. И повод был утвердительным: она справилась, переборола себя и постыдные жеманства. Макс ближе прижал её к себе, и глубина залива поглотила их в бездонный омут водоёма, а холодная вода окутала воссоединенные в объятиях тела. («Он моё живое наваждение... Господи, как я же счастлива!») Его губы коснулись её губ под водой. Не сказать, что стертые ощущения поцелуя были ярки и внушительны, скорее, она испытала божественный комфорт только благодаря его непосредственной близости.

Они вынырнули на поверхность, точно ловкие дельфины, с громким возгласом вдоха. Николь потёрла покрасневшие глаза, стараясь отдышаться. Вода в заливе была пресной, но тем не менее в глазах стояла сильная резь от попавшей влаги. Не открывая глаз, Макс откинулся спиной на воду. Его мышцы полностью расслабились. Николь поняла, что он в ровной степени с ней испытал неземную усладу, минуты которой старался растянуть, как можно дольше.

Немного погодя, Николь заговорила с ним, всё ещё тяжело дыша.

– Ты не представляешь, как мне было страшно!

– А мне нет, – улыбнулся Макс, подплывая в плотную к Николь. – Я хочу, чтобы ты всегда доверяла мне и принадлежала только мне.

Макс потянулся к её мокрым опьяняющим губам, и уста двоих слились воедино. Они были упоены друг другом, как сухая земля обильным дождем; как альфа упоена омегой. Не существовало для них времени суток. Что такое часы или минуты, когда разум трепещет от одного имени той или того, с кем на душе воцаряется уютный климат? С кем хочется молчать и говорить в одинаковой мере; с кем дорого проводить последний закат и увидеть первые блики рассвета. Даже если бы часовой механизм надоедливо тикал над их ушами, они бы игнорировали его. Их счастье являлось неделимым целым. И оба горячо предавались любви полностью, а не частями. Николь не могла поверить, что ей так повезло, а Макс просто не думал об этом – он жил минутой настоящего рядом с ней и не желал задумываться о будущем.

Чувствуя, что ноги сводит от нижних слоев ледяной воды, они выплыли на берег и сняли обувь. Прогретые камни ласкали замерзшие ступни. С мокрой одежды стекали ручьи. Едва ощутимый ветер обдувал кожу, и волна легкого холодка пронеслась по ней. Они сели рядом, прижимаясь телами, чтобы немного согреться. Николь размышляла о том, как ей раньше удавалось ходить счастливой, если в действительности счастья как такого не было. Макс гладил её плечо и молчал. Его вдумчивый взгляд терялся вдалеке, где сквозь редкие сосны на опушке пробивались лучи заходящего солнца. Здешняя красота заворожила Николь, и она полезла в рюкзак.

– Что ты задумала? – спросил Макс.

– Хочу пофотографировать. Сгодится в работе.

Николь сняла крышку с фотоаппарата и направила объектив на дивный пейзаж. У Макса загорелись глаза.

– Давай я тебя поснимаю? – предложил он.

Николь смутилась.

– Нет, не надо, сейчас я не в лучшем виде.

– Давай!

Он притянул к себе фотоаппарат и развернул объективом на Николь. Понимая, что возражать поздно, она обхватила свои колени и посмотрела на Макса проникновенным игривым взглядом. На заднем фоне снимка развернулась лесная сказка, где Николь и природа так великолепно гармонировали.

– Приготовься, – Макс прищурил один глаз, – сейчас вылетит птичка.

Сказав это, он нажал кнопку спуска, и в ту секунду квезаль вспорхнула с еловой ветки и лёгким парящим движением пролетела позади девушки. Макс отстранился от камеры и, взглянув на полученный кадр, от души посмеялся.

– Я же говорил, вылетит птичка!

Он показывал ей снимок, где квезаль пролетала над её головой.

– Да у вас дружный коллектив с птицей Свободы! – рассмеялась Николь.

Несколько минут они продолжали фотосессию. Эта идея виделась Николь непрагматичной. Ей не нравилось, как она выглядела в свете камер, хотя на свои широкие бедра и упругую пышную грудь никогда не сетовала. «Порой мы не в силах изменить то, что с любовью заложила в нас природа. Но не стоит унывать! Наоборот – стоит возблагодарить её и принимать себя такой, какая ты есть вопреки посторонней критике. В мире современной погони за стандартами развелось слишком много копий. Девушки стали похожи настолько, что сложно отличить одну от другой: одинаковая прическа, макияж, брови, губы – всё фальшиво, вульгарно и далеко до естественного. Мысли других людей они выдают за свои и слепо гордятся, что разглядели в том некую истину, недосягаемую иным светлым умам вселенной; но, того не понимая, как за дешевой имитацией теряется ценность личного достоинства. Потому-то важно сохранить прирожденную индивидуальность,» – говорила Николь на одной из конференций модного журнала «Шик».

Позировать Николь не умела, но в тот момент хотела преподнести себя в естестве. Приняв свободную позу, при которой колени оставались согнутыми, а рука подпирала подбородок, она смотрелась непринуждённо и очень трогательно. Белокурые волосы ниспадали мокрыми прядями с одной стороны. Некий шарм исходил от её робкого взгляда, и Макс невольно отстранился от камеры.

– Что-то не так? – чарующая улыбка Николь медленно сползла с губ. – Я смотрюсь нелепо, да?

Он смущенно улыбнулся.

– Нет… Ты неотразима!

Николь расхохоталась.

– Я так и знала: дурацкая затея!

– Нет, замри.

Он сделал несколько кадров, и Николь окончательно вжилась в роль. Она упала на россыпь мелкой гальки, изящно сложив руки над головой. Её оливковая зелень глаз обдавала нежностью. Мокрые волосы красивыми волнами легли на руки, а прилипший материал шифонового платья соблазнительно обтянул красивую грудь.

– Теперь садись ко мне спиной. Сделаем фото на память.

Николь охотно послушалась. Он выставил вперёд фотоаппарат и, повернув объективом к себе, поцеловал девушку в наливную щеку. Когда её уха коснулась мягкая щетина, Николь звонко засмеялась.

– Макс, прекрати, мне щекотно!

Он мило улыбался, еще сильнее прижимаясь бородой к её лицу, а она хохотала, пока вспышка освещала их счастливые черты кадр за кадром, в непреднамеренном активном движении. Николь уверилась, что ни один из снимков не получился приличным, чтобы его можно было без стеснения показать. Он вёл себя, как мальчишка, и не собирался корчить из себя деловитость. Она старалась сделаться серьезной. Обнимая ещё крепче, Макс продолжал её смешить.

– Ну сколько можно, Макс! – надрывалась Николь. – Я хочу на память нормальное фото. А там один сплошной кордебалет!