После подписания акта о капитуляции (это произошло в 0.43 минуты по московскому времени 9 мая 1945 года), пока шла подготовка к ужину, вокруг Жукова тесным кольцом собрались советские генералы и журналисты, поздравляли друг друга с окончанием войны. Среди присутствовавших было немало товарищей, прошедших боевой путь от Москвы до Берлина.
Обращаясь к своим соратникам по оружию, маршал Жуков произнес речь, которую воспроизвожу по памяти:
— Партия и правительство в час смертельной опасности, нависшей над страной, доверили нам оборону столицы нашей Родины Москвы в 1941 году, и это доверие наши доблестные войска оправдали, город не был сдан на поругание врагу. Отборные гитлеровские войска были разгромлены на подступах к столице. Теперь, в 1945 году, нам снова оказаны доверие и великая честь довести до конца разгром ненавистного врага в его собственном логове. И это доверие еще более блистательно оправдали наши славные воины, водрузив знамя победы над рейхстагом.
Во втором часу ночи всех участников церемонии пригласили к столу. Рассаживали гостей так, чтобы рядом с каждым советским генералом сидели француз, англичанин и американец. Такой порядок соблюдали и за другими столами. Я сидел недалеко от главного входа, откуда было удобно наблюдать за всем залом и за работой обслуживавшего персонала. Главный распорядитель по питанию Н. В. Каширин находился недалеко от меня и легко улавливал мой знак, призывавший поставить недостающее.
Банкет открыл маршал Жуков кратким, но выразительным тостом за победу, за советских воинов, за воинов союзных с нами государств, за здоровье всех присутствующих. Затем такие же короткие тосты произносили Теддер, Делатр де Тассиньи, Спаатс, член Военного совета фронта К. Ф. Телегин, генералы В. Д. Соколовский, Н. Э. Берзарин, С. И. Богданов, В. И. Чуйков и другие.
Откровенно говоря, все мы, в том числе и наши гости, сильно проголодались. Никто не был разочарован краткостью тостов. Да и не было нужды в них. Обстановка с самого начала сложилась весьма дружественная, все старались сказать друг другу приятное, пользуясь скудным запасом иностранных слов. Хотя я и получил на выпускном экзамене в Военной академии имени Фрунзе в 1940 году отличную оценку по английскому языку, но разговорной речью владел слабо, да к тому же многое и позабыл. Все же я смог поддерживать элементарный разговор за столом на каком-то условном, по все же понятном англичанину языке. Весь разговор сначала сводился к похвалам ужину со стороны гостей. Гости опрокидывали рюмку за рюмкой с «русской горькой»; даже отличный армянский коньяк не имел такого спроса, как «Особая московская» с белой головкой. Хотя это было уже под утро, но и суточные щи гости приняли с превеликим удовольствием, что доставило особую радость шеф-повару. Еще большим успехом пользовались украинский индюк со сметаной и уральский пирог с рыбой. Сидевший напротив меня американский генерал заметил мое влияние на восполнение ресурсов и перед тем как уйти, попросил обеспечить его на отъезд бутылкой водки и бутербродами с черной икрой. Конечно, не только он, но и другие иностранные генералы получили такой «посошок на дорогу».
Банкет завершился песнями и, конечно же, разудалой русской пляской. Второй раз за войну довелось мне увидеть, как пляшет маршал Жуков. Первый раз это было 19 ноября 1944 года в Бяла-Подляске по случаю Дня артиллерии. Он и генерал А. И. Радзиевский показали тогда изрядное умение — кавалеристы! На этот раз в паре с Г. К. Жуковым был Делатр де Тассиньи. Оба они старались превзойти друг друга сложными пируэтами…
Было около 6 часов утра. Пора разъезжаться по домам.
Расставались мы, как настоящие боевые друзья. Не думалось тогда, что дружба, скрепленная кровью, вскоре будет омрачена длительным периодом «холодной войны».
Если бы наши бывшие союзники, боровшиеся с фашизмом, не забывали тяжелых уроков минувшей войны, человечество могло бы спокойнее жить и трудиться, более уверенно смотреть в будущее.
Мирная жизнь началась для нас вдали от Родины. Устроился быт личного состава, началась боевая подготовка. Воины теперь в норме спали, получили так называемое личное время. По вечерам из казарм доносились песни, музыка.
Артиллеристы надраивали материальную часть. Танкисты чистили, смазывали и подкрашивали боевые машины. Кавалеристы приводили в порядок снаряжение, начищали трензеля, стремена, чинили седла, а больше всего хлопотали вокруг своих лошадей. У каждого была своя служебная и личная забота.
Многих, у кого не стало семьи, кто лишился крова, одолевали нелегкие мысли: «Куда ехать после армии? Как жить дальше?» Пока шла война, эти вопросы остро возникали на какой-то миг, чтобы снова угаснуть — быть может, завтра вообще ни о чем не надо будет мечтать… А теперь думы стали неотвязными. Ожидалось, что скоро начнется увольнение из армии людей старших возрастов и, естественно, будут опрашивать, куда каждый хочет ехать. Командиры всех степеней, от лейтенанта до генерала, обязаны были помочь своим подчиненным как можно лучше решить их жизненные вопросы.
Еще до окончания войны во фронт начали поступать приглашения на работу. Люди требовались всюду. Страна все более широким фронтом шла в поход против разрухи, против бесчисленных бедствий, принесенных войной. Выбирай любой район, любую отрасль промышленности, любой колхоз, любую стройку. Конечно, в каждом отдельном случае решение принять было нелегко, и не всегда оно оказывалось удачным. Но в целом вопрос трудоустройства демобилизуемых не представлял трудности.
Для нас, работников фронтового тыла, увольнение тысяч воинов, отбывавших на Родину, принесло новые заботы: надо было заново одеть, обуть каждого человека, чтобы он уехал в добром здравии и хорошем настроении. Не обременяя страну заявками и просьбами, мы изготовили на месте до 400 тысяч комплектов обмундирования, не менее миллиона пар белья, много обуви. По решению Государственного Комитета Обороны каждому увольняемому, хорошо несшему службу, полагалось выдать подарок. По существу, речь шла о всех, ибо на фронте не было плохо несших службу. Следовательно, предстояло подготовить много тысяч подарков, по возможности учитывая при этом личные нужды увольняемых, состав их семей и пр.
Военный совет фронта выделил в подарочный фонд радиоприемники, фотоаппараты, велосипеды, швейные машины и распорядился выдать каждому увольняемому один комплект верхней одежды. Кроме того, каждый получал шесть метров любой имевшейся на складах ткани.
Кажется, оставались чисто технические вопросы — выдать подарки, выдать 300–400 тысяч новых чемоданов и вещевых мешков. Но когда дело дошло до порядка перевозок, опять возникло множество трудноразрешимых вопросов. На поезд можно было посадить не больше тысячи демобилизованных. Где взять в короткий срок 400–500 поездов? А ведь только что для перевозки репатриантов требовалась тысяча поездов. И эти перевозки наслаивались одна на другую! Было ясно, что по железной дороге отправить всех демобилизованных невозможно.
Стали прикидывать вариант использования автомобильного транспорта. Начальник автомобильного управления фронта генерал П. С. Вайзман подсчитал, что для перевозки демобилизованных до Бреста в течение двух месяцев потребуется 5 тысяч автомобилей и 42 тысячи тонн горючего. Но маршал Жуков требовал провести увольнение в течение одного месяца. Во-первых, сами солдаты рвались домой, во-вторых, стране безотлагательно нужны были рабочие руки — приближалась уборка хлеба. Значит, требовалось еще что-то придумать.
К тому времени выяснилось, что наш фронт обязан отправить в СССР из числа обозных и строевых лошадей 50 тысяч голов, разумеется, своим ходом. А что если с ними отправить и повозки? У нас насчитывалось 59 тысяч повозок. От 30 тысяч можно было отказаться. Если на каждой повозке разместить 4–5 человек, это намного облегчит решение задачи.
Так родился вариант комбинированного способа отправки демобилизованных, одобренный Военным советом фронта. Каждая армия решала его по-своему. Только «пеший вариант» был начисто отвергнут.
