— Вот ты где, я уж думал, сбежала или прячешься от конников, — протянув миску с пшеничной похлёбкой, которую, поблагодарив за заботу, я с радостью приняла, он начал снимать наручи. — Уж больно нервный ваш Сенешаль, несколько раз спрашивал, убедился ли я в том, что ты осталась в Цитадели. Что же ты успела натворить, если он так тебе не доверяет?

— Ничего, — попытка солгать не увенчалась успехом, и пришлось нехотя ответить на внимательный взгляд пытливых зелёных глаз. — Не сказала ему о планах сестры, вот и злится.

— Вздорные вы девицы, я бы занялся вашим воспитанием. Забыли бы у меня дорогу куда-либо кроме кухонь и прядильни. Странно, что Эйомер не справляется с вами.

— Он справлялся, — заверила я, поёжившись, едва представив, что меня ждёт по возвращении в Минас-Тирит. — До самого последнего времени.

— Плохо значит справлялся, — усмехнулся Боромир. Освободившись от нагрудника и кольчуги, он опустился рядом на кровать и некоторое время просто наблюдал за тем, как я с аппетитом ем похлёбку, которая сейчас казалась, если не пищей богов, то изысканным деликатесом уж точно. — Ты не похожа на жительницу Марки: слишком мала ростом, волосы чёрные и черты лица иные, чем у них.

— Я прибыла из земли у Моря, из Митлонда, — сочинять всякие небылицы совсем не хотелось, но выбора не было, рано или поздно он спросил бы об этом, и ложь уже была заготовлена. — Мои родители были дружны с Тэйоденом Роханским, после того как их… не стало Конунг принял решение забрать меня в Медусельд.

— Серые Гавани? Земли эльфов? Разве там есть людские поселения?

Попалась. Так легко. Опустив ресницы, я кивнула, от всей души надеясь, что военачальник не задаст нового каверзного вопроса. Зря. Похоже, он обладал весьма пытливым и острым умом, удовлетворить любопытство которого мне вряд ли по силам.

— Видимо, это была судьба Тэйодена: собирать сирот под своим крылом, — задумчиво произнёс Боромир. — Но всё же твой дом находится очень далеко, должно быть путь был долгим?

— Десять месяцев.

— И как только гонцы управились?

Сам того не понимая, Боромир загнал меня в угол, и пришлось, поставив пустую миску у входа, чтобы завтра ополоснуть её в реке, ретироваться к своим лежащим у печки плащу и торбе.

— Что это ты делаешь? — удивлённо спросил гондорец, наблюдая за тем, как, присев, я начала заворачиваться в свой плащ. Холодно, конечно, будет, но нужно надеяться, что поленья в печке не прогорят раньше, чем наступит утро. — Ложись в кровать, тут достаточно места.

— Как же можно? — опустив голову на заменившую подушку торбу, я попыталась устроиться поудобнее. — Мне и здесь хорошо: тепло, и вас не потревожу.

— А ну-ка поднимайся. Охота мне что ли, чтобы ты завтра кашляла и чихала? — разозлившись от того, что, проявляя непослушание, я и не думаю выбираться из своего гнёздышка, Боромир свернул одно из одеял валиком и положил его посередине кровати. — Иди сюда, ребёнок, или думаешь, я могу тебя чем-то обидеть?

— Нет, — поднявшись с земли, я отряхнула и свернула свой плащ, лишь после этого забираясь в постель под пушистый мех. Было что-то неправильное, неуютное в том, чтобы оказаться так близко от этого рыжеволосого, мускулистого мужчины, пусть он и был по своему симпатичен мне. Но разве это объяснишь ему? — Не должно нам…

— Мы в походе, здесь нужно думать об удобстве, а не о приличиях, — оборвал меня гондорец, растягиваясь, словно большущий медведь, на своей половине кровати. — Даю слово, тебе не о чем тревожиться: твоё целомудрие не пострадает, да и не узнает никто.

Едва не поперхнувшись воздухом от такого замечания, я натянула мех до самого подбородка и попыталась свести всё к шутке.

— Такая некрасивая?

Судя по всему, Боромир воспринял вопрос всерьёз: повернувшись на бок, он принялся внимательно изучать взглядом моё лицо.

— Почему же? Ты симпатичная, даже очень, — наконец, произнёс он, снова откидываясь на спину. — Небось и жених в Рохане есть? Признавайся, скоро мне сватов ждать?

— Нет, — тихо выдохнув, я попыталась сдержать подступившие к глазам слёзы: Эйомер сказал утром, что он всё уладит, но кто же знает, каковы его чувства, и кто я для него? Ответа не добьешься, как не выпытывай. Всё неправильно. Так не должно быть. Какая же я была глупая в ту ночь, в Медусельде, и почему только забыла запереть дверь? — Нет никакого жениха.

— Тем лучше, наши гондорские витязи попокладистее, будет тебе из кого выбрать. А на мой счёт не переживай: моё сердце давно несвободно, так что точно не причиню вреда.

— У вас есть невеста? — обрадовавшись возможности отвлечься от неприятной темы, я в свою очередь повернулась на бок, чтобы взглянуть на орлиный профиль гондорца. — Должно быть, она очень красивая и обходительная?

— Красивая, — нехотя ответил военачальник. Похоже, он уже успел пожалеть о том, что поднял эту тему в попытках меня успокоить. — Но жених у неё другой.

— Простите, — осознание того, что у кого-то раны могут быть глубже моих, не принесло и крупицы умиротворения, о котором говорят те, кто считает, что нужно искать во всём положительные стороны; напротив, всё ещё саднящее сердце сжалось лишь сильнее. — Я не хотела причинить вам боль своей болтовнёй.

— Как бы ни была сильна боль, я никогда не стану желать ему смерти в бою.

Комментарий к глава 24. В тихом омуте…

https://vk.com/club118071311?w=wall-118071311_574%2Fall

========== глава 25. Всё словно во сне, война наяву ==========

После нашего разговора Боромир уснул очень быстро, его медвежье сопенье, больше похожее на храп, наполнило шатёр уже через несколько минут; я же, завернувшись в мех как в кокон, жалась щекой к мягкому ворсу, не в силах сомкнуть глаз. Огонь в печке всё ещё давал тепло, но был уже не так силён, сквозь холщовые стены виднелись отсветы костров, слышались голоса оставшихся в карауле воинов и иногда лошадиные всхрапы. Большой лагерь погружался в дремоту, и мне тоже следовало уже давно спать, если хочу набраться хоть немного сил перед завтрашним переходом. В конце концов, когда мы с Эйовин и Мэрри таились в направлявшемся к Минас-Тириту эореде, об отдыхе в тёплой постели и помышлять не приходилось: прижавшись друг к другу, мы спали вповалку, и холод не мешал. Почему же сейчас каждый шорох кажется оглушительно громким? Понимая, что так дело не пойдёт, я позволила себе маленькую, но очень приятную слабость: представила, что лежу рядом со своим бесценным рохирримом, которого ещё днём мечтала огреть чем-нибудь тяжёлым, ну или поцеловать, и что он крепко обнимает в своей привычной властной манере. На сердце сразу стало легче, даже мех показался родной щетиной, и сладкая пелена грёз незаметно накрыла сознание. Не могу сказать точно, чего за ночь удалось насмотреться во сне; кажется, ничего кроме преследующего взгляда родных серых глаз, однако, я порядком испугалась, когда, проснувшись на рассвете, обнаружила рядом с собой совсем не того, кто виделся ещё минуту назад. Точнее, я сначала вообще не узнала, кто это такой растрёпанный, бородатый и рыжий таращится на меня не менее удивлённо. Первой реакцией было завизжать в голос, но мужчина, стряхнув с себя сонливость расхохотался, и лишь тогда я с облегчением признала в нём Боромира. Всё ещё посмеиваясь, он потрепал меня по волосам и, поднявшись, покинул шатёр. Что ни говори, а мне тоже хочется, особенно после пережитого испуга. Выбравшись из меха, накинув плащ, я выскользнула наружу и, стараясь быть незаметной, направилась искать укромное место в кустах на берегу реки, а затем, пользуясь тем, что вокруг никого нет, спустилась к самой воде, чтобы умыться.

Блаженная простота: нет никого рядом, как же! А семь тысяч войска за спиной?

Когда в утренней тишине раздались чьи-то шаги, и на плечо легла ладонь, захотелось визжать во второй раз. С огромным трудом поборов это желание, я настороженно оглянулась.

— Ты чего здесь делаешь, разве тебя не в Цитадели оставили? — сверкнул дружелюбной улыбкой Мэрри, за спиной которого кивал столь же заинтригованный встречей на Эльбе Пиппин. И не спится же им обоим в такую рань? Надо же, заря только занимается, а неугомонные хоббиты уже на ногах. — Я вчера слышал, как гондорец сказал вашему Сенешалю, что лично запер тебя в спальне.