Чтобы иметь успех в самом трудном предприятии, нужно действовать на свежую голову, но иногда дуракам и полоумным банально везёт. Второе — это сегодня как раз мой случай. Несмотря на то, что в мыслях был революционный переполох, и казалось необходимым срочно решить, как дальше вести себя с Эйомером, чтобы больше не позволять ему срываться на мой счёт, а потом, пронзая страстно-упрямым взглядом, убеждать, что я должна быть для него той, которая всегда поймёт и не упрекнёт, у которой он будет находить покой и умиротворение, я каким-то образом умудрилась оседлать и вывести из переполненных воинами конюшен Талу. Вторым моим везением было то, что я сумела, спустившись по террасированным узким улицам, выехать к разрушенным Вратам Минас-Тирита, у которых уже образовалась целая запруда из готовящихся к построению витязей. Среди них было слишком много рохиррим, и особо выделялся высокий Хама, который беспрестанно отдавал какие-то распоряжения и внимательно оглядывался. Разумеется, взглядом он искал не меня, а просто по привычке следил за порядком, и всё же это было бы крайне опасно, если бы не третья удача. Старательно отворачиваясь от начальника стражи и пониже натягивая капюшон, рассматривая закрытые баррикадами из досок и каменных обломков пробоины в крепостных стенах, я заметила несколько гондорцев, которые направили своих скакунов куда-то в сторону бокового проулка. Решив, что дезертиров здесь точно нет, и что, возможно, там есть ещё один проход, я направила за ними свою кобылу и не ошиблась: несколько дальше основных ворот в стене действительно находилась зарешёченная открытыми сейчас железными створками калитка. Она была достаточно широкой, чтобы мог проехать вооружённый рыцарь на боевом коне, а уж нам с моей стройной лошадкой было тем более привольно. Оказавшись за стенами города, я почувствовала некоторое облегчение и, приметив Наместника, который уже находился во главе строящегося войска, поторопила Талу прямиком к нему. Не скажу, что Боромир взглянул на меня благосклонно; уже хорошо и то, что не послал ни в каком из известных направлений. Впрочем, в самое известное мы как раз сейчас семитысячной командой и направляемся. Причём, вполне себе добровольно. Так что посылать куда-то ещё просто нет смысла. Удостоившись короткого кивка своего опекуна, я пристроилась справа от него, гордо расправив плечи. Пусть история Гондора ещё не знала такого тщедушного оруженосца, лица-то всё равно никто не разглядит. Правда, внимания на меня, по счастью, не обращали, что позволило немного осмотреться. А посмотреть было на что: остатки пожарищ, ещё не разобранные вражеские катапульты и глубокие борозды ран на чёрной, влажной после ночного дождя земле вмиг напомнили о минувшем яростном сражении, которое лишь ценой невероятных усилий обернулось победой. Пусть трупы уже были убраны с Пеленнора, всё же казалось, что поля до самого горизонта залиты багровой кровью. Стоило заметить южнее ещё необработанную мраморную плиту, которая указывала на место гибели Тэйодена Роханского, как в глазах закипели слёзы. Разумеется, Конунгу не было никакого дела до какой-то то ли целительницы, то ли прислужницы, но я помнила, как он отчитывал меня за участие в схватке на пути к Хельмовой Крепи, знала, как близок был с ним Эйомер, как любит его Эйовин. Столько горя и боли вокруг, столько предстоит впереди! Лучше сразу научиться думать не только о себе, непременно научиться этому, даже если очень плохо получается. Умение вовремя промолчать — оказывается, не единственная добродетель, которой мне не хватает. Впрочем, чего ожидать от обычной девчонки, пусть и закоренелой толкинистки, родившейся совсем в другом времени и другом мире? Мне и платья больше по душе такие, от которых у здешних мужчин глаза на лоб полезут, а все эти юбки в пол, простите, мешают ходить, и мелодии нравятся более ритмичные, чем весенний рёв марала. Нет. Это не клич марала, это трубы извещают о начале похода. Вот, меньше нужно было представлять, как бы бурно отреагировал Эйомер, если бы увидел меня в чёрном микроскопическом платьице от Коко Шанель или бикини, тогда бы не ухмылялась под шлемом, а заметила, что построение уже закончено.
Направив Талу вслед за жеребцом Боромира, я остро осознала, что нечего среди опытных вояк делать девчонке, у которой ветер и платья в голове. Тем не менее, будет неплохо, вернувшись в Медусельд, попросить у Эйовин немного ткани. Совсем немного. Мне хватит, чтобы пошить наряд на свой вкус и впечатлить одного вспыльчивого рохиррима.
Ну нет, это уж точно никуда не годится! Впереди смертельная битва с самым ужасным Врагом, какого можно вообразить, фактически без шансов на победу, а что делается в моей голове? Это всё Эйомер виноват! Украдкой оглянувшись на ряды сияющих доспехами витязей, я впилась взглядом в кавалерию и пехоту Марки, ведомую широкоплечим, статным Сенешалем. И как это называется, когда хочется одновременно убить и прижаться к губам? Вот сам виноват, пусть потом не жалуется, честное слово. Жуткие перепады его мрачного настроения и со мной не пойми что делают. Нужно думать о предстоящем сражении, а не ёрзать в седле, нервируя кобылу, одновременно мечтая высказать этому упёртому гордецу всё, что я думаю о нём, и желая его жаркой ласки. Нельзя так. Нужно думать об орках, которых скоро снова предстоит убивать, там, кстати, и тролли будут, а они посильнее, значит и мечом придётся работать активнее. Хорошо, что Леголас вылечил мои руки. Нужно бы ему ещё раз спасибо сказать, только когда он будет подальше от Арагорна, Гимли и Имрахиля, а то ведь кроме него никому не известно, что среди гондорских воинов девица имеется, и Боромир очень не обрадуется, если я засвечусь. Он, конечно, более лояльный, чем Эйомер, но суровости и буйного нрава и ему не занимать, так что лучше слушаться, раз он согласился терпеть моё присутствие.
Холмы, поля, деревни и всё чаще встречающиеся густые перелески сменяли друг друга до самого вечера; и лишь когда горизонт заалел от лучей опускающегося к земле солнца, было решено разбивать лагерь. Едва я спрыгнула со спины Талы, как опекун, к мысли о власти которого над моей судьбой мне никак не удавалось привыкнуть, молча вручил мне поводья своего вороного Керха, которого за своевольный нрав и дюжие габариты я называла исключительно Киборгом, и торопливо ушёл к также спешившимся Арагорну, Имрахилю и Эйомеру. Очень хорошо, конечно! Решил таким образом напомнить, что если вызвалась, так выполняй свои обязанности полностью? Думает, я с его жеребцом не справлюсь? Зря. Вот если бы Тала невзлюбила Киборга, как коня Эрвина, то у меня возможно возникли бы проблемы. Однако кобылка реагировала на его гарцевание и махание хвостом вполне спокойно и даже дружелюбно, поэтому в том, чтобы отвести их на берег реки, которую предстояло завтра с утра перейти, проблемы я не видела. Проблема была иного характера — трудно быть незаметной с моим невыдающимся ростом среди всех этих разбивающих шатры и разводящих костры гигантов большого баскетбола. Услышав за спиной пересуды о том, сколько в отряде эреборских гномов, один или всё-таки больше, я расправила плечи и поторопилась увести подальше моих подопечных. Нашли они, значит, гнома. Обидно. Я, между прочим, повыше, а на шпильках так вообще почти модель. Кстати, куда Эйомер девал мои шпильки? Оставила-то я их в его комнате, нужно будет попросить вернуть назад: какая-никакая, а память о моём мире. В голове отчего-то всплыл тот день, когда мы с Джессикой выбирали наряды на вечеринку в одном из модных бутиков. Как будто не со мной это было, всё теперь стало, как в тумане: и лучшая подруга и примерка платьев с туфлями. Как же так могло случиться? Почему? А вокруг, как на наших ролёвках, мужчины в латах чистят и поят коней. Только они не играют, всё теперь слишком по-настоящему.
Позволив Тале и Киборгу вдоволь напиться, я отвела их к росшей на берегу таволге, и пока они с аппетитом щипали сочную молодую траву, расседлала и принялась чистить. К тому времени, как удалось до шелковистого блеска расчесать лошадиные гривы, совсем стемнело, и воины собрались у костров ужинать. Поэтому никто особо не оглядывался на согнувшегося под тяжестью сёдел тощего оруженосца, ведущего к шатру Наместника Гондора двух скакунов. Стараясь не оглядываться, я устроила их у временной привязи и лишь тогда шмыгнула в шатёр. В нём было пусто, согревавшая воздух походная печка давала немного света, в котором удалось рассмотреть более чем спартанскую обстановку: широкую постель, сложенную из нескольких шкур и одеял, и брошенную в углу походную сумку Боромира. Пользуясь тем, что осталась одна, я с облегчением сняла шлем и доспехи и, оставшись в рубахе и штанах, принялась расплетать и расчесывать волосы. Времени это заняло совсем немного, потому что ужасно хотелось есть, и замечательный запах готовящейся на кострах еды не давал покоя. К сожалению, выйти я уже не решусь, так что горячие похлёбка и пышки не для меня, есть лишь завёрнутый в полотенце хлеб и фляга с водой — всё, что вместо завтрака удалось утром захватить в столовой. Пустой со вчерашнего вечера желудок обиженно сжался, и пришлось со своими скромными припасами устраиваться на краю постели гондорца. Интересно, а где обычно спят оруженосцы? Надеюсь, не снаружи? Лучше я на земле возле печки отдохну на своём плаще, ночь хоть весенняя и южная, но всё равно ещё очень холодная. Мягкий ржаной хлеб показался вкуснее сладких сдобных булочек, которые по утрам приносил отец из кондитерской, а мысли снова унеслись к Эйомеру и нашим странным, неправильным для этого мира отношениям, поэтому шаги вошедшего опекуна удалось расслышать далеко не сразу.
