Он продолжал на меня пялиться, пока черты его лица не превратились в гримасу, словно это доставляло ему ни с чем несравнимое удовольствие, вспоминая которое, он будет дрочить, коротая долгие ночи. А потом мужчина развернулся и вышел. В комнате без него стало ощущаться значительно тише, будто одно его присутствие воспринималось мной как речь.

Следующие несколько часов, я порхала по комнате и танцевала. Я знаю, как безумно это могло прозвучать. Это и было безумием. Но на второй день я порхала по камере, как прима-балерина. Вам просто не понять, как отчаянно я нуждалась почувствовать хоть что-нибудь, кроме пустоты.

Когда я была ребенком, то занималась балетом. Я оказалась настолько талантливой, что меня пригласили в крупную танцевальную студию в Нью-Йорке. Но, хорошенько поразмыслив, я отклонила их предложение. Карьера балерины, как правило, заканчивается к двадцати пяти годам. К тому времени как меня заперли в клетке, она была бы уже завершена пять лет назад.

Я была рада, что не сделала балет своей профессией. Она бы уничтожила мои ноги. Хотя я не смогла не подумать о том, что покалеченные ноги ― это лучше, чем быть узницей социопата.

Так что, я танцевала. Чтобы отвлечься и перенестись в ту реальность, где я была свободной. Камера оказалась идеальной сценой с достаточным местом для прыжков с поворотом и пируэтов.

Несмотря на то, что в ней поддерживалась стабильная температура около двадцати одного градуса, я чувствовала, как по моему лицу скользили потоки воздуха, пока я подпрыгивала и кружилась. Я ощущала, как мои ноги касались пола с профессиональной точностью, которую я так и не утратила, когда отреклась от балета. В моем сознании музыка звучала так же, как и воспоминания о старых уроках в танцевальном классе.

Я верила, что выиграла этот раунд. Нарушила систему, которую он так тщательно выстраивал. Когда я больше не могла танцевать, то села на пол. Я проголодалась и хотела пить, но не позвала его, чтобы он накормил меня.

Я знала, что позвать его было бы нормальной реакцией. Но я уже видела, какое безразличие он проявил, когда я разбила тарелку. В его расписании все будет идти по тому плану, который он наметил, а все мои действия лишь затянут процесс. Теперь я была в этом уверена. К тому же в моем горле настолько пересохло, что закричать я просто не могла.

Я не знала, когда он вернется, чтобы накормить или напоить меня, так что пыталась сберечь силы. После того, как я несколько минут просидела на полу в углу камеры, дверь открылась, и рядом с ней поставили несколько бутылок воды.

Она оказалась холодной, словно ее достали из холодильника, и за это я была очень благодарна. Хотя у меня оставались кое-какие подозрения. Сидел ли он за дверью и подслушивал, что я делаю? Или камера была напичкана жучками? А может еще чем-нибудь? Пока я пила воду, то сканировала верхнюю часть стен.

Это была та область, которой я не уделяла особого внимания. В конце концов, я не могла достать до потолка, так что какой смысл был в том, чтобы лежать на спине целый день и глазеть на него? Но все же они там были. В потолке, в разных углах, маленькие черные точки. На первый взгляд, издалека, они выглядели как случайные отметины. Скрытые камеры.

Сукин сын наблюдал за мной. Насколько я поняла, он мог меня слышать. Он видел, как я танцевала, а затем принес мне воду. Что, черт возьми, это означало? Ясно было только одно. Он трижды входил в комнату с тех пор, как я пришла в сознание. Каждый раз, когда я сидела в дальнем углу. И это наверняка не было совпадением.

Если я была права, то он не вошел бы в комнату, пока я не оказалась бы на том самом месте. Как я могла использовать эту информацию в своих интересах? Очевидно, что для того, чтобы поесть, мне нужно было некоторое время просидеть в углу, но я была в состоянии предотвратить дополнительные нежелательные визиты, если бы оставалась поближе к двери, когда не голодна. Спать около двери, вероятно, было хорошей идеей.

Теперь мне предстояло разобраться, как быть с водой. У меня имелось достаточно четкое представление о том, что происходило, спасибо книге «Психология 101». Характеристика обусловленного поведения и изучение Стокгольмского синдрома не прошли даром. Я даже понимала, что мои рассуждения на тему его действий, не остановят этого мужчину, и, в конце концов, он победит. И случится это скорее рано, чем поздно, потому что ему известны все мои слабости.

Я должна была научиться находиться в изоляции, в тишине, без компании или внешних раздражителей. Мне предстояло научиться медитации, начать заниматься йогой или попрактиковаться в упражнениях с дыханием.

Чуть раньше, я подумывала заняться мастурбацией. Я понимаю, как дико и неуместно это звучит. Когда вы находитесь в подобной ситуации, вы не желаете делать ничего, что даже отдаленно имеет сексуальный подтекст, потому что это может быть расценено, как приглашение. Но для меня в этом не было ничего сексуального. Это могло бы послужить просто утешением, возможностью снять стресс, чтобы избежать приступа панической атаки.

Но здесь были камеры, и теперь я об этом знала. Так что, независимо от того, как сильно мне хотелось выпустить пар, делать этого я не собиралась. Это могло послужить ему оружием в дополнение к тем коварным планам, которые уже были направлены против меня, а рисковать я не хотела.

После того, как я допила воду, я снова поставила бутылку около двери и отошла назад, чтобы сесть в углу комнаты. Я хотела проверить, достаточно ли внимательно он следил за мной, чтобы сразу забрать бутылку или мужчина захочет выждать какое-то время. Он изучал меня, а я в свою очередь изучала его.

Я задавалась вопросом, свяжет ли он меня, чтобы я не смогла танцевать, заниматься йогой или вообще двигаться как-то иначе, кроме как бессмысленно вышагивать по комнате. Мое очередное связывание заставило бы его применить ко мне силу ― то, что он пока не был готов привнести в уравнение. Разумеется, он мог бы снова накачать меня наркотиками.

Посмотрев на пустую бутылку, я в ужасе распахнула глаза. Я не смогла вспомнить, была ли она герметична или нет. Я просто открутила крышку и начала пить, потому что слишком сильно хотела утолить жажду, чтобы задумываться о чем-то подобном. Большинство обычных вопросов, касающихся безопасности, сейчас не имели для меня никакого значения.

Спустя несколько минут паранойи, я так и не почувствовала себя сонной. Я наконец-то расслабилась и прислонилась к стене. Я не помнила, как заснула, но я знала, что спала, когда меня разбудил скрип двери. Сон был ярким и красочным, так что он наполнил меня эмоциями, которые должны были помочь мне оставаться в здравом уме на протяжении всего времени, пока я буду бодрствовать.

На секунду я запаниковала, подумав, что он все же накачал меня наркотиками, а затем связал, но мои руки были свободны. Я продолжила оставаться настороже и наблюдать за ним, пока он входил в комнату. От тарелки, которую нес мой похититель, доносился аромат куриного супа с лапшой, и я обнаружила, что проголодалась даже сильнее, чем предполагала.

Мужчина поставил металлический поднос на пол и сел напротив меня так же, как и в прошлый раз. Он выгнул бровь, будто усомнился, усвоила ли я свой урок. Еще раз выбросить тарелку супа, чтобы лечь спать без ужина?

Мой рот оставался закрытым, но взглядом я показала ему, что все поняла. Бросаться тарелками смысла не имело. Мой похититель на это не реагировал; это приводило лишь к тому, что мой следующий прием пищи откладывался на неопределенный срок.

Он насыпал в тарелку сухарей и поднес ложку к моим губам. Это блюдо все еще действовало на меня успокаивающе, и несмотря ни на что, хоть на секунду позволяло ощутить на себе тепло и безопасность как в детстве, когда я болела, а обо мне заботилась мама. Я попыталась отгородиться от подобных воспоминаний.

Он приносил суп не для того, чтобы я ощущала комфорт. Мужчина делал это, чтобы ему было проще сломить мое сопротивление. То же самое можно было сказать и о воде. Подачка. Чтобы я начала доверять и зависеть от него. Но я не собиралась забывать о том, кем он был, и что я не являлась его гостьей.