Он покачал головой и пересек комнату, чтобы взять меня за руку. Его хватка оказалась грубой, с гораздо большим применением силы, чем он обычно использовал при обращении со мной, если мы не были в темнице, и он не хлестал меня ради своего сексуального удовлетворения.

Мой похититель подвел меня к выходу, и я поняла, что он решил избавиться от меня навсегда. Если ему удастся вытолкать меня за дверь, то это будет конец всему. Я умру на его крыльце от холода и голода еще до того, как он снова откроет эту дверь.

Обливаясь слезами, я попыталась отстраниться от мужчины.

― Хозяин, пожалуйста, не делай этого.

Но он продолжил тащить меня по коридору, игнорируя мои мольбы. Наконец, я разозлилась. Ярость, которую я испытала на кладбище, пока рыла землю, словно помогла мне вернуть давно забытые чувства.

― НЕТ!

Я вырвала свою руку из его ладони. И дело было вовсе не в том, что я стала сильнее или у меня внезапно развились сверхспособности. Это случилось из-за того, что мои ярость и решимость удивили его настолько, что он ослабил хватку.

Я попятилась вглубь дома, схватив подсвечник, который стоял на столе в прихожей. Антикварный подсвечник, который, вероятно, стоил больше, чем я зарабатывала месяц назад, когда все еще была Эмили Варгас ― гуру по вопросам саморазвития.

Мой похититель улыбнулся мне, а его глаза загорелись от неподдельного веселья. Мы оба знали, что я не смогу одолеть его, даже с оружием в руках. Он мог легко разоружить меня и вышвырнуть за дверь. Так что мужчина продолжил стоять со скрещенными на груди руками в ожидании моих дальнейших действий. Я снова его заинтересовала.

Что было мне весьма на руку.

― Просто, бл*ть, выслушай меня! ― мой голос прозвучал громче, чем он привык. Ведь мне больше нечего было терять.

Теперь я не его боялась. Теперь я боялась остаться без него.

Я замахнулась, сжимая в руках подсвечник.

― Разве ты, бл*ть, не понимаешь, насколько все испортил? Ты решил, что удерживать меня было неправильно? Ты должен был подумать об этом дерьме прежде, чем решился меня похитить! Теперь я ― твоя ответственность. Ты меня создал. Ты сделал меня такой. Этот гребаный беспорядок твой. И если ты внезапно вспомнил о морали, то не заставляй меня уходить. Позволь мне остаться. Я буду твоей рабыней. Я буду твоей шлюхой. Я никогда не буду сопротивляться. Я буду послушной. Что угодно, только не заставляй меня возвращаться туда. Пожалуйста. Я больше не могу жить в том мире. Ты же знаешь, что это правда. Я просто хочу быть твоей.

«Закончила?»

Я устало кивнула. Он оставил меня стоять в прихожей, а когда вернулся, то держал самый пугающий меня предмет. Нож. Мужчина шагнул вперед, но я не отступила.

Он схватил меня за горло и прижал к стене, готовый ударить ножом. Холодное лезвие коснулось моего подбородка. Его взгляд был жестоким и безжалостными.

― Мне все равно. Сделай это. Убей меня или оставь, но не смей снова меня выбрасывать, ― сказала я, а затем добавила: ― пожалуйста.

Я не вздрогнула и не отвела взгляда от его глаз. Наконец он отшвырнул нож и поцеловал меня. Руками мужчина крепко сжал мои запястья, когда прижал их к стене. Он глубоко проник языком между моих губ, но я подчинилась и ответила ему тем же.

А затем он оторвался от меня и расстегнул штаны, после чего толкнул вниз, чтобы я оказалась перед ним на коленях. Я без колебаний взяла его член в рот и сосала до тех пор, пока он не кончил, а я не проглотила все.

Адреналин струился во мне, как живое существо. Я стояла на коленях у его ног и смотрела на него в ожидании следующего приказа.

«Ты будешь наказана».

― За что?

За то, что бросила его, когда он заставил меня это сделать? За то, что так долго была вдалеке? За то, что вернулась и заставила его увидеть истину? Монстра, которым он являлся, и то жалкое существо, в которое он превратил меня?

«За то, как неуважительно ты со мной разговаривала. Если ты останешься, правила не изменятся».

Я кивнула, хотя в горле у меня образовался ком.

― Три недели? ― спросила я. Мой голос снова стал очень тихим.

Это было почти столько же, сколько я пробыла на свободе. Три недели ― это немыслимое количество времени для плохой камеры.

«Ты можешь уйти».

Я покачала головой. Это были всего лишь три недели в рамках целой жизни. Я смогу это сделать.

― Ты все еще хочешь меня?

«Если бы не хотел, ты бы не вошла в эту дверь».

Я приняла протянутую руку и последовала за ним.

Когда мы добрались до камеры, между нами что-то изменилось. Вероятно, все дело было в той тесной связи, которую мы создали за те нескольких месяцев, и которая развернулась в полную силу, только вот теперь она стала похожа на телепатию, потому что когда я посмотрела ему в глаза, то увидела в них правду.

Он никогда не жалел о том, что похитил меня. Он не жалел об этом и сейчас. Он не сожалел ни об одной из тех вещей, которой подверг меня. Он заставлял меня выбирать только ради своего извращенного удовольствия.

Так же, как он заставил меня выбрать: позволить ему изнасиловать меня или остаться в камере навсегда. Точно так же, как он заставил меня согласиться на хлыст, кнут, трость и все остальное, что он когда-либо себе представлял.

Я только что повернулась спиной к любой возможности оказаться на свободе, потому что теперь, он ни за что не позволит мне уйти. Мужчина улыбнулся, когда увидел на моем лице осознание происходящего, и вышел за дверь, захлопнув ее с оглушительным грохотом.

Я была свободна, но вернулась в свою клетку. Я умоляла и боролась, чтобы меня впустили, хотя все это время играла в его игру именно так, как он того и желал. Не я убедила его принять меня обратно. Он всегда хотел, чтобы я к нему вернулась. Еще один проклятый выбор.

Что, черт возьми, я наделала? Неужели я окончательно сошла с ума? Ни один учебник не мог подготовить меня к тому, что я испытала сейчас.

Я сидела в пустой камере и пыталась понять, имела ли правда для меня хоть какое-то значение. Вернулась бы я обратно, если бы заранее знала, что именно этого он и добивался?

Ответ оставался прежним. Да. Как бы отчаянно я этого ни хотела, я не могла заставить себя его возненавидеть.

Но это не было любовью. То, что мы разделяли, было чем-то более глубоким. Это была безумная и непоколебимая взаимная одержимость, пламя которой, вероятно, когда-нибудь уничтожило бы одного из нас. И скорее всего, этим кем-то стану я. Но я не могла заставить себя переживать по этому поводу. Я бы предпочла такую интенсивность с ним, чем сто лет посредственности с другим.

Я отошла в свой угол и стала ждать. Через несколько минут дверь открылась, как я и предполагала, будто я мысленно позвала его и сказала, что сижу там, где и должна быть. Но я знала правду. Скорее всего, его взгляд был прикован к монитору с того самого момента, как он запер меня здесь. Мой тюремщик принес мне принадлежности для ванны и свежую одежду.

― У меня начались месячные.

Я подумала, что он мог бы дать мне кое-что вместо того, чтобы заставлять меня ходить голой, но он просто улыбнулся и забрал ненавистную мне простого кроя одежду.

Было время, когда я бы усомнилась в причине его улыбки, но теперь наши умы работали синхронно, понимая друг друга лучше, чем кого-либо другого. И не было ничего странного в том, что мне опять предстояло вернуться к животным инстинктам. Я слишком долго находилась на свободе, имея возможность приходить и уходить, когда мне заблагорассудится, чтобы получить уединение, потому что мне неловко.

Сейчас же, я лишилась этого в одно мгновение. И вряд ли он полностью осознавал ситуацию. Вероятно, мужчина верил в то, что отлично изучил меня, но он даже не догадывался, что выпустил меня на волю. Я была свободна только с ним. Он оказался первым, кто увидел меня во всех мыслимых состояниях и все еще хотел меня. Я никогда и ни с кем не была так откровенна.

Я помылась, сложила одежду у двери и легла спать в своем углу. Я знала, что еще светло, на самом деле было даже рано, но мне нужно было вздремнуть.